Надя Де Анджелис - Чувство капучино Страница 8

– Потому что очень мало получает. Сначала я и сам хотел стать мэром, – объясняет Бруно. – Думал, что раз в Триальде живет столько иностранцев, то все будут очень довольны, если мэр будет говорить на разных языках, – от меня была бы хоть какая-то польза! Но когда узнал, что зарплата зависит от количества жителей на подведомственной территории, то резко передумал. Два часа работы в месяц – это даже много за такие деньги.

Единственный бар Триальды меня разочаровывает. Я представляла себе что-то среднее между ирландским пабом (полумрак, дубовая стойка, шипящее темное пиво) и венским кафе (элегантные пожилые дядечки в клетчатых пиджаках и шейных платках неспешно пьют кофе и листают газеты). Но увы. Местный бар больше всего похож на немецкую привокзальную забегаловку. Два игровых автомата, из которых то и дело раздается звон и писк, хотя никто в них не играет. Хлипкие пластмассовые столики. На стене висят официальные таблички (белое вино в данном заведении имеет крепость не менее десяти градусов, а красное – не менее двенадцати), а также большая черно-белая фотография: дюжина мужчин с ружьями окружают кучу трупов. Подпись гласит, что в 1953 году команда Триальды заняла первое место на чемпионате Лигурии по отстрелу кабанов, завалив аж 28 штук. В углу – телевизор, в котором без звука демонстрируются полосатые помехи.

У нас дома телевизора нет – из принципа. Потому что все владельцы телевизоров, вне зависимости от того, что они смотрят, должны платить налог государственной телекомпании RAI, которая принадлежит Сильвио Берлускони. А Бруно его терпеть не может. Я уже намекала, что мой итальянский сильно улучшился бы, если бы я смотрела мыльные оперы, но мой муж только злится и говорит, что он сам готов болтать всякие глупости 24 часа в сутки и совершенно бесплатно.

– Видишь? Я был прав, – торжествует Бруно. – Мало того, что за телевизор надо платить, так он еще и показывает очень плохо!

Бармен Джанни подтверждает: не ловятся ни итальянские, ни французские каналы.

Мы подсаживаемся за столик к Джулии, которая знает о бюрократических процедурах гораздо больше, чем официальные лица. По ее словам, нам нужно ехать в квестуру, лучше всего к восьми утра, потому что в девять, когда откроется отдел по обслуживанию иностранцев, уже соберется гигантская очередь. Там у нас примут документы – не с первого раза, конечно. Сначала нам скажут, сколько и каких марок купить. Видя мое недоумение, Бруно и Джулия наперебой начинают мне объяснять итальянскую систему государственных пошлин: в табачном киоске покупаешь специальные марки странных номиналов – например, 14 евро и 62 цента – и наклеиваешь, но не на конверты, а на документы, вместо квитанций об оплате госпошлины. А потом надо будет ждать. Может, пять месяцев, а может, и десять – точно этого никто нам не скажет. Так что никакого свадебного путешествия нам пока не светит.

С Интернетом дело обстоит еще хуже. Его нет. Просто нет. Не протянут кабель. Самое лучшее – это для начала обзавестись стационарным телефоном, тогда, по крайней мере, у нас будет допотопный dial-up.

Видя, что я очень расстроена, Джулия предлагает поговорить о любви. Разница в возрасте – это пустяки. У них с Карлосом такая же, только наоборот: Джулия старше. А вот история их знакомства оказывается куда романтичнее нашей. В Мадриде, на выставке скульптур Джулии, внезапно появился красавец мотоциклист с горящими из-под шлема глазами. «Я бы хотел купить ваш шедевр, но у меня нет денег», зато у него с собой была бутылка коньяку, и вот уже Джулия обнимает кожаную спину, мчась с ним из Испании в Италию. Никаких мыслей о переезде у них не возникало, но, увидев Триальду, они оба влюбились в нее.

– В каком-то смысле у нас брак втроем, – кокетливо говорит Джулия. – Он, я и Триальда.

А вот и Карлос – высокий мужчина моих лет, с гладко прилизанными волосами, собранными в хвост, и слишком сладким, на мой взгляд, выражением лица. Особенно сладким оно становится, когда они с Джулией сливаются в страстном поцелуе, а потом упархивают, пригласив нас пожаловать на ужин в их гнездышко. Ну чисто два голубка.

Я волнуюсь – все-таки первые гости в новой стране – и начинаю собираться загодя. Юбка или брюки? Может быть, даже туфли на каблуках? И как же мне накраситься без зеркала? Но вот наконец мы шагаем по деревне, чистые и относительно красивые. И подарок несем достойный – баночку российской красной икры.

Дверь открывает Джулия. Нас представляют даме, которая уже сидит в гостиной: это Беверли, сестра-близнец Джулии. Но спутать их нельзя: на лице гостьи нет ни единой морщины, и одета она и не по-деревенски, как мы, и не по-богемному, как Джулия, а в твидовый костюм и белоснежную блузку. Камушки в ее ушах сияют так волшебно, что я сразу понимаю: это они и есть, бриллианты. Она живет совсем недалеко – на вилле в Каннах, всего два часа езды от Триальды. Но с первых же фраз понятно, что между сестрами пролегает пропасть. Беверли щебечет о том, как трудно найти хорошего собачьего парикмахера, о кожаном салоне для их яхты, который прибыл из Испании не того цвета – они заказывали фисташковый, а получили кокосовый, и какое же это счастье зимой – бассейн с подогревом!

– Вы же собирались зимовать на Карибах, если я не ошибаюсь? – Голос Джулии звучит так невинно, что даже я чувствую ловушку.

– Да, но, видишь ли, у Ричарда столько работы – это просто ужас какой-то! Мотается то в Лондон, то в Чикаго, а я все одна и одна…

На секунду мне кажется, что Беверли сейчас всхлипнет, но нет: она тут же переводит разговор на чудо-ворота для гаража, которые не только сами открываются, завидев хозяйскую машину, но еще и включают в прихожей свет, а также произносят «Добро пожаловать домой, Беверли!» – правда, по-японски.

– Ах, сколько работы у этого кобеля! – шипит Джулия, вручая мне на кухне миску с хлебом. – Ричард вовсю развлекается с секретаршей, а наша курица продолжает делать вид, что ничего не замечает!

Появляется еще одна пара: огромный Майкл и крошечная Эдвина, писатели. Майкл выпустил кулинарную книгу, в которой итальянские рецепты адаптируются под нужды современного человека. Я не очень понимаю, зачем их переделывать – что не так с итальянской кухней? Майкл таращит глаза: жир, конечно! Из-за жира мы становимся жирными. Оливковое масло – оно, может быть, и полезное, но в крошечных количествах. Зачем, например, жарить в нем баклажаны и кабачки? Их вполне можно приготовить на пару, а в тарелке пару раз брызнуть маслом из пульверизатора. Но еще хуже – животный жир, эта тоненькая белая полосочка на ветчине…

Я невольно сглатываю. Это же так вкусно! Но молчу. А Бруно молчать не может. Он возмущен. Разве Майкл не знает, что у итальянцев самая большая в Европе продолжительность жизни? Но Майкл твердо стоит на своем: не благодаря питанию, а вопреки.

Джулия не хочет, чтобы гости ссорились, и переводит разговор на прогулки. Надя уже в курсе, что Эдвина разработала множество замечательных маршрутов? Вот ее книга под названием «Бодрым шагом по Триальде и окрестностям».

– Вряд ли Наде понравятся прогулки в английском стиле, – сухо говорит Бруно. Чего это он? Я листаю книжицу и почти сразу понимаю, что он совершенно прав: «Этот сверхлегкий маршрут, рассчитанный всего лишь на восемь часов энергичной ходьбы, понравится даже старикам и детям. Перепад высоты – 500 метров. Не забудьте запасные носки, ведь вам не раз придется форсировать реку!»

Джулия уводит нас показывать дом. Кухня в стиле 50-х, хай-тек ванная вся из серой стали, повсюду престранные движущиеся скульптуры из вторсырья, на первый взгляд – куча мусора, а на второй – куча денег, за которые Джулия продает свои работы.

Самое интересное прячется в спальне.

– Можете ли вы себе представить: тут был монастырь бенедиктинок, точнее что-то вроде карцера – сюда направляли провинившихся монахинь, и они должны были работать нянечками в больнице. Ну, такое наказание. Мы купили у монастыря это палаццо со всей обстановкой, естественно очень скромной, за исключением…

Джулия эффектно распахивает дверь. В центре – расшитый золотом балдахин с кистями, а под ним – огромная кровать.

– Двуспальная кровать! Для монахинь, да еще провинившихся, – как вам это нравится? Интересно, чем это они тут занимались?

Все хохочут, а Бруно пожимает плечами: каждому итальянцу ясно, что в двуспальной кровати удобнее спать даже в одиночку, и к тому же non si sa mai, – никогда не знаешь, как дело повернется. Монахини тоже люди.

А Беверли эта тема, кажется, задела.

– Вот вы смеетесь, но ведь итальянцы в самом деле страшные…

Джулия пихает ее в бок, показывая глазами на Бруно.

– Я, конечно, не имею в виду никого из присутствующих, – поправляется Беверли, – но вот, например, знаете, есть такой сериал про Древний Рим… ведь это ужас что такое. Столько секса, столько насилия, просто невозможно смотреть!