Николай Семченко - Одиночество шамана Страница 8

Но что Настины коллеги думали по его поводу – это Андрея волновало мало. Его больше занимал вопрос, почему подруга вдруг завела этот разговор про детей. Может быть, она нечаянно забеременела? Был ведь такой неприятный момент: как ни берёг её Андрей, а это проклятое резиновое «изделие №2»14 вдруг порвалось, и, главное, в самый ответственный момент. Правда, Настя сказала, что у неё, вроде бы, не опасный день. А вдруг опасный?

Жениться, так сказать, «по залёту» Андрей не хотел. Да и вообще считал, что ему рано обзаводиться семьёй. Он чувствовал, что для этого требовалось какое-то особое состояние души и тела – может быть, желание стабильности, покоя, порядка? А то, что у них с Настей было, напоминало горный ручей: то он скачет, как бешеный, по камням, то низвергается водопадом, то вдруг попадает в низину и течет плавно, медленно, чтобы через несколько минут снова превратиться в ревущий поток, всё сметающий на своём пути. Пожалуй, их влечение друг к другу напоминало такой ручей, но, вернее, только со стороны Андрея, потому что Настя пребывала в спокойной и счастливой уверенности, что для нее теперь не существует других мужчин, кроме него.

Как приехали в город, Андрей, кашлянув, сказал:

– Зайчонок, мне нужно ещё немного полечиться. Не обижайся, что не зову к себе…

– Может, тебе помочь надо по дому? – неуверенно спросила Настя. – Ну, сварить что-нибудь.

– А ты не забыла, что я сам повар?

– Сапожник бывает без сапог, – парировала Настя. – Если кухарка не нужна, то я медсестрой согласна поработать. Молока накипятить, чай из трав заварить, компресс сделать.

– Нет, белочка моя ненаглядная, не люблю, когда ты меня видишь хворающим, – Андрей отрицательно мотнул головой и почувствовал спазм в горле: дыхание перехватило от нежности к этой девушке, которая хотела быть с ним рядом. – Мне лучше побыть одному…

– А ещё совсем недавно ты предлагал сходить на дискотеку, – напомнила Настя. – Там, в Сакачи-Аляне, скучно тебе было, и ты грустил, что не на пляже загораешь, а по каким-то камням вынужден лазить…

Андрей смутился, но убедительно объяснил, что, мол, хорохорился только, а на самом деле мечтал спокойно полежать, и вообще после такого похода, наверное, температура поднялась – голова болит, какая-то дурацкая слабость одолевает, веки будто свинцом налиты – глаза сами собой закрываются. Он ничего не придумывал: на грудь действительно навалилась непонятная тоскливая тяжесть, в горле першило, и не надо было имитировать кашель.

В общем, ему удалось доказать, что болеть лучше в одиночестве, ведь это такое душераздирающее зрелище для слабых юных девушек: видеть молодого человека, который похож на умирающего лебедя, и к тому же капризен, невыносимо скучен и кашляет как чахоточный. Настя неохотно, но всё же удалилась.

А он, ворвавшись в свою квартиру, швырнул сумку с купленным шаманским поясом в угол прихожей и действительно улёгся на диван. В чём был, в том и плюхнулся. Он на самом деле чувствовал себя неважно: голова тяжелая, будто в неё свинец закачали, в затылке гудело, и Андрей решил подремать часок-другой, а там, смотришь, отлежится – и тогда можно будет позвонить Надежде. Если, конечно, соответствующее настроение появится.

Он включил негромкую музыку, кажется, что-то из бабкиных магнитофонных кассет – оркестр Поля Мориа, что ли: тихий, робкий дождь крался по черепичным, посвистывал в трубах ветерок, шелестела опадающая листва, где-то вдалеке звучала флейта, и почему-то тянуло речной свежестью – может, это был Париж, Сена, старинные дома Монмартра? Звуки умиротворяли, и Андрей закрыл глаза, представляя себе Францию, где никогда не был, но, чёрт побери, как ему хотелось в Париж!

Незаметно он задремал, и вдруг ладошки дождя, до того тихо и как-то слишком робко постукивавшие по черепице, сменились громким, резким звуком – это было похоже на бубен, и тоскливо, протяжно взвизгнула одинокая струна дучиэкен, забренчали то ли хрустальные подвески на люстре, оставшейся от бабушки, то ли колокольчики. Наверное, порывом ветра распахнуло окно, и надо бы встать, чтобы закрыть створку, а то, не ровен час, брызнет внезапный ливень и зальёт подоконник.

Он нехотя открыл глаза, и ему тут же захотелось вновь зажмуриться. Что такое? Прямо перед ним стояла маленькая, аккуратная женщина. На ней был халат, но не из материи, а из рыбьей кожи – серый, украшенный бледным, выцветшим орнаментом. Лицом она напоминала старуху Чикуэ, но только значительно моложе, и волосы – иссиня-чёрные, до плеч, в них – маленькие косички. Правая половина лица женщины была выкрашена черной краской, другая – красная. В руках она держала бубен, тихонько постукивала в него колотушкой.

– Кто вы? – Андрей подскочил, сбросил плед и сел в угол дивана. Его, конечно, удивило появление незнакомки, но он почему-то подумал, что видит сон, и потому особенно не встревожился.

– Не сон. Я не сон, я – аями, – женщина обнажила в улыбке крупные, редкие зубы. – Ты русский, и не знаешь, что такое аями. Но ты взял пояс шамана Кои. Значит, хочешь у меня учиться.

– Ничего я не хочу, – Андрей не понимал, как эта маленькая женщина попала в его квартиру. – Вы откуда тут взялись? Неужели я дверь не закрыл?

– Я берусь из ниоткуда, – женщина прислонила бубен к журнальному столику и уселась прямо на пол. – Я прихожу сама. Знаю, что нужна тебе. Ты пойдёшь путём посвящённых. Этому нужно учиться – вот я и пришла тебе помочь.

– С чего вы взяли, что я хочу учиться этому? Вы в своём уме? – Андрей хотел покрутить пальцем у виска, но передумал. Всё-таки женщина по возрасту годилась ему в матери – нехорошо.

– Старые шаманы поумирали, некому теперь с духами говорить. Ты можешь стать сиуринку15, а если захочешь, то и нигмантэй-саманом16, – она снова показала желтые, крепкие зубы. – Ты молодой, сильный. Тебя даже можно научить быть касасаманом17 – это трудно, не все выдерживают, но ты большой, крепкий. И пояс у тебя сильный, его сеоны боятся.

Женщина вытащила из-за пазухи маленькую трубочку, набила её табаком и чиркнула спичками. Коробочка со спичками была самая настоящая, и огонь – настоящий, и дым, густой, резко пахнущий какими-то приторными травами, тоже был настоящим.

Андрей во все глаза смотрел на эту аями и не знал, что ему делать. Это походило на какой-то дурацкий розыгрыш.

– Это не игра, это правда, – важно кивнула женщина. – Аями пришла к тебе, потому что у тебя пояс Кои. Великий был шаман! Люди считали его справедливым. Он всё умел делать – и лечить, и утешать, и видеть то, что должно случиться. Его духи боялись.

– Уйдите отсюда, а? – попросил Андрей, и сам как бы со стороны себя услышал: голосок робкий, с придыханием – выдает его испуг. – Что за спектакль вы устроили? Всё-таки я не запер дверь, наверное.

– Ключ у тебя в кармане брюк, – улыбнулась женщина. – Дверь закрыта. Аями приходит когда захочет и куда захочет – двери существуют для людей, для аями дверей нет. Не веришь?

Она, не меняя позы и попыхивая трубочкой, воспарила над полом, немного повисела в воздухе и подплыла к стене, на которой, кстати, красовалась живописная маска африканского колдуна. Женщина покосилась на этот сувенир, что-то шепнула себе под нос и коротким, резким движением дернула личину за волосы. Маска продолжала невозмутимо скалиться, и аями, осмелев, ещё раз хватила её пятёрней – личина едва не соскочила с гвоздя, на котором висела.

– Это игрушка! – рассмеялась женщина. – Ею только детей пугать. А я – настоящая. Смотри!

Андрей не поверил своим глазам: женщина прислонилась к обоям, вжалась в них и мгновенно исчезла.

– Ну и сон, – Андрей помотал головой. – Галлюцинации какие-то, а не сон!

Он встал с дивана, хотел подойти к стене, за которой исчезла приснившаяся ему аями, и тут увидел бубен, прислоненный к журнальному столику.

– Что за фокус?

Андрей почувствовал легкое головокружение, и голова снова налилась свинцом. Бубен был самым настоящим, и колотушка, которая лежала рядом, – тоже настоящая.

– Наверное, я не проснулся…

Он читал в книгах, что в таком случае нужно ущипнуть себя – и тогда проснешься. Но проделать это с собой он не успел. Из стены появилась черно-красная маска аями, а затем, широко улыбаясь, и вся она просочилась через обои, шурша халатом.

– Живёшь – спишь, спишь – живёшь, – загадочно шепнула она. – Ты живешь! Я не из сна. Учить тебя хочу. Меня Ниохта зовут. Я с Чукке Онинка из села Городамо жила, научила его шаманить. Он великим шаманом стал. Его до сих пор люди помнят. И с Коей я жила, учила его всему. И с другими жила, учила их. Они любили меня, а я – их.

– А меня не надо, – Андрей снова сел на диван.

– У тебя нет жены, у меня нет мужа – вместе жить будем, – ощерилась в улыбке женщина. – Ниохта значит Дикий Кабан. Я сильно люблю, крепко, долго – доволен будешь.