Александра Стрельникова - Свет мой, зеркальце, скажи… Страница 8

Было лето, невыносимо душно. Дама катила прогулочную коляску с малышом двух лет. Ребенок громко капризничал. И, наверное, именно поэтому я обратила на них внимание. Конечно, мы узнали друг друга. Но женщина быстро отвела глаза и так стремительно рванула куда-то в сторону, что мне сразу стало ясно: даже здороваться из вежливости не стоит. Мы с ней, как два космических тела, случайно столкнувшиеся и разлетевшиеся в разные стороны… Но пару лет тому назад я опять встретилась с означенной дамой. На этот раз – в экране телевизора…

Есть такая, не сильно мудреная телепередача, в которой ее участники ходят другу к другу в гости обедать. Кто приготовит еду вкуснее и лучше развлечет гостей, тот и победитель, которому вручат потом холодильник или чудо-плиту. Но чтобы получить приз, надо хорошо постараться, проявив немалое кулинарное мастерство. Я иногда смотрела эту передачу в надежде заполучить рецепт какого-то вкусного или необыкновенно изысканного блюда. И однажды среди участников очередной телепрограммы в роли гостеприимной хозяйки с удивлением обнаружила и небезызвестную мне особу. Она и тут умудрилась отличиться… подмешав «для прикола» в свои кулинарные изыски пластмассовых мух и тараканов, чем шокировала гостей…

Но я и представить себе не могла, как «укусит», «ужалит» меня секретарша из этой же конторы, гипнотизировавшая меня в свое время желтым зрачком кобры! Она умудрилась сделать это даже десятилетия спустя. Ужалила-таки! И «достала»!

Однажды, скажем так: когда пришло время государству, вроде бы позаботиться о моем материальном обеспечении (понимаю, звучит громко и пафосно, особенно, исходя из мизерности суммы). Но всё же, отдадим и должное: у нас пока что это происходит раньше, чем в других заграничных странах, на которые кое-то хочет сегодня равняться. Короче, однажды, когда я, собрав все необходимые бумаги, наконец, предстала перед скучной казенной дамой скучного казенного заведения, она меня «обрадовала». Как выяснилось, что-то не совсем правильно было записано в моей «Трудовой книжке». И именно только в той записи, которая касалась моей работы в харьковском отделении ТАСС.

(Уж даже и не знаю: как можно было допустить ошибку в таких прозаических вещах: тогда-то «принят» и тогда-то «уволен по собственному желанию»)?

Как бы там ни было, мне предложили два варианта: либо вычеркнуть эти три года из трудового стажа, либо заново подтвердить их.

Легко сказать подтвердить, если СССР уже не существовал, и вместе с ним была разрушена вся централизованно-республиканская структура местных отделений ТАСС.

Вообще-то, надо сказать, что вычеркнуть эти годы из трудового стажа было, пожалуй, легче, чем вычеркнуть из жизни, а значит – из памяти. Из песни слова не выкинешь. Так и работа в этом заведении каким-то странным, мистическим образом продолжала преследовать меня по жизни, спустя даже десятилетия…

И всё же, я решила попросить свою сестру зайти по тому адресу на улице Сумской, где при входе в единственный подъезд дома когда-то красовалась вывеска – «ТАСС-РАТАУ». А сегодня на том же самом месте уже много лет висит другая с названием – «Харьков-новости».

Сотрудник, которого там застала моя родственница, сначала очень удивился ее вопросу. Но меня вспомнил, потому что мы с ним когда-то тут вместе работали.

По иронии судьбы, это оказался именно тот человек, за которого меня когда-то вдруг решили «сватать» местные кумушки, приходившие обедать в «редакторскую»… (Полагаю, он так этого и не узнал). Именно он дал совет обратиться в Киев, куда «уехал» архив после прекращения существования местной тассовской структуры.

Мое общение с Киевом, а точнее, с сотрудницей, которая должна была предоставить необходимый документ, было похоже на игру в одни ворота. Бесконечные электронные письма и недешевые междугородние звонки с моей стороны, и невыполненные обещания с явно затянувшимися поисками – с другой. Так продолжалось несколько месяцев. И однажды я, не выдержав, написала ей электронное письмо: «До скорой встречи в Киеве. Возможно, мой приезд ускорит развязку нашего дела. Заодно и Киев посмотрю, где я никогда не была».

На этот раз ответ пришел быстро. И сам собою отпал вопрос о пересылке (женщина всё время ссылалась на то, что она не может выслать мне документ, потому что их организация… не выдает ей конверты!). На мое желание выслать ей упаковку, она отвечала отказом. Мол, нельзя с Украины высылать в российском конверте.

– Ну, тогда я вам вышлю деньги и на украинский конверт, и на пересылку заказного письма для меня, – сказала я, теряя терпение.

И это ее не устраивало почему-то. Чего же она от меня хотела? То ли, чтобы я ей дала взятку за услугу, которую она должна была предоставить бесплатно, то ли она в моем лице просто решила поизгаляться над этими противными «москалями»? Не знаю. Но встречаться со мной она явно не хотела. Да и я не собиралась ехать ни в какой Киев. Просто это была маленькая уловка, на которую она сразу купилась.

И однажды, распечатав письмо из Киева и заполучив, наконец, долгожданный документ, сметающий десятилетия и возвращающий в молодость, опять остро почувствовала: почему-то не хочет меня «отпускать» та контора с любимой улицы Сумской. Хотя той конторы уже давно не существует в природе. И еще невольно содрогнулась, физически ощутив: какая же «тяжелая рука» у той секретарши с немигающим желтым зрачком кобры…

Зачем-то давнее прошлое опять вторгалось в мою сегодняшнюю жизнь. Зачем? Разве не всё уже позабыто? Словно, некий мистический, но такой осязаемый шлейф, подобно тени тянется за мной, возвращая памятью туда снова и снова. Зачем? Почему? Может, я не совсем освободилась от какого-то груза прошлого? И, если в мою сегодняшнюю жизнь так явно вторгается напоминание о давно позабытых уже делах и чувствах, может быть, зачем-то это нужно? Но просто мне не дано понять этого, почти уже магического и звучащего сегодня, как заклинание – зачем, почему?

Тогда, когда я работала еще в той конторе на Сумской, у нас была одна сотрудница – тоже из числа тех дам, которые пришли с телевидения. Точнее, они все пришли сюда не совсем по своей доброй воле, а когда их всех «турнули» с харьковского телецентра.

Просто однажды пятьдесят журналистов харьковской телестудии, доведенные до отчаяния невежеством, самодурством и тупостью местного председателя комитета по телевидению и радиовещанию, написали коллективную жалобу на своего руководителя в обком партии. Они думали, что полсотни творческих работников – это сила, которая что-то значит. Наивные, конечно.

Ну, разве мог быть неправ ставленник того же обкома в такой насквозь идеологической сфере? Признать его несостоятельность – всё равно, что признать несостоятельность самого обкома. Это было невозможно. Потому что выглядело бы как подрывание всех основ. Идеологических, разумеется.

Одиозный руководитель (своего рода – «местный Лапин», если проводить параллель с Гостелерадиокомитетом Москвы) остался, как ни в чем не бывало, сидеть в своем кресле, а судьба полсотни журналистов была перечеркнута. Им всем предоставили «любезную» возможность уволиться «по собственному желанию» и самостоятельно устраивать свою профессиональную жизнь. Как бог на душу положит.

Таким вот образом небольшая группа журналистов с местного телевидения и оказалась в свое время в доме на улице Сумской. Всё это случилось гораздо раньше моего появления там.

Сотрудница, о которой речь, работая на телестудии, занимала вполне достойную журналистскую должность, заведуя одним из отделов. Оказавшись на новом месте, где работа отличалась своей спецификой, не смогла или не захотела переучиваться, заявив, что эта «тассовская информация у нее навязла в зубах». И поэтому оставшиеся годы до пенсии она хочет доработать спокойно и с минимумом ответственности, удовольствовавшись на новом месте всего лишь должностью корректора.

Я с этой мадам работала, как правило, в разных сменах. Особо дружны мы с ней никогда не были. Оно и понятно: нас разделяла разница в возрасте в четверть века. В ту пору она была ярой поклонницей американского диетолога Поля Брэгга, проповедовавшего, как известно, чудо-голодание и, вообще, очень здоровый образ жизни.

Над ней постоянно подшучивали сотрудники, но мадам была непреклонна. В свой голодный день она пила только воду, убеждая всех, что это никак не отражается на производительности ее труда. И без конца таскала какие-то тяжелые стеклянные банки с салатами. Ими она и питалась. Над ней посмеивались. А она тоже иронизировала: доказывая всем нам, что мясо, колбаса, сосиски, сахар, соль, которые мы употребляем в пищу ежедневно – это яд в чистом виде. И еще говорила, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. И что нас сможет рассудить только время…

Даже не сильно сердобольная наша секретарша, глядя на тяжелые сумки, которые каждый день таскала эта женщина, искренне сокрушалась: «И это руки профессорской жены, у которой даже когда-то была домработница»…