Владимир Буров - Небо в алмазах Страница 8

– Я оставил ей щель, чтобы могла иногда продохнуть.

– Задержка дыхания ведет к развитию потенциала секса.

– Вы думаете, сломает дверь, чтобы наброситься на одного из нас?

– Чтобы съесть?

– Бывают вещи пострашней, чем еда, – резюмировал Ма.

– Что может быть хуже, чем отсутствие еды?

– Потребность съедать ее больше, чем требуется.

– Зачем? Чтобы чувствовать себя приземленнее, и не улететь слишком далеко, как в безвоздушном пространстве.

– Вот-вот, скоро здесь так и будет: люди будут весить настолько мало, что начнут летать.

– Серьезно? – изумился Пит. И добавил: – Знаете, что?

– Что?

– Можно я посплю?

– Очень хорошо, просто-таки прелестно, – возразил Ма на бушующую в нем страсть выбросить этого летчика вообще из самолета, и насладиться неочевидной уверенностью:

– И так долетим, куда надо.

Он сам взял штурвал, и пошел на крутой вираж, силой воли, выправляя планер к Северному Полюсу.

Силы Воли, собственно, никакой не требовалось, а нужно было просто отказаться от своей воли добровольно:

– Как пересесть на другой трамвай. – А если его нет, то, как Пушкин, попросить лошадь, тем более:

– Сейчас моя очередь.

И, похоже, Ма решил, что его Почтовая Станция – это Северный Полюс.

Он даже не заметил, как Щепка вывалилась из багажного отделения, и болталась, как бежево-фиолетовое полотенце на ветру во время сушки на солнышке, но и при:

– Не попутном ветре.

Майер понял, что надо идти галсами,

Щепка подняла ноги вверх, и едва не оторвала дверь багажного отделения, на которой продолжала висеть. Наконец, ей удалось обхватить туловище этого ястреба, пожирающего пространство, как жеребенок молоко матери:

– Забыв об опасности.

– Что? – крикнул Май.

– Не дрягай крыльями!

– Вот ду ю сей?

– Я сейчас залезу и заменю тебя.

– Ноу, сенкью, я сам хочу сделать это перемещение пространства без времени.

Но она всё-таки изловчилась и села в третьем ряду, как зритель, но не без потенциала:

– Проползти на сцену в качестве хотя бы суфлера с родных дубов Шервудского леса Шекспира на русские карликовые кустарники, которые – она думала – растут на Северном Полюсе, и более того:

– Если надо. – Что это значит, она не понимала, но почему-то очень поверила в эти претензии Ма, который так и сказал на прощальном ужине в Верхнем Домике, обращаясь, как все поняли:

– К Че, – я тебя вылечу, когда открою полезные не только оленям карликовые кустарники на Северном Полюсе.

– Я и так здоров, – печально ответил Че, – я не чувствую себя больным.

– Это ненадолго, – обнадежил его Ма.

Но вот после северных кустарников пойдешь по жизни, как мой зам по антитеррористическим операциям.

– Нет.

– Почему?

– Я таких слов не могу выговорить.

– Говорить буду я – ты: только делать!

– Слово и Дело? – подошла Кали. И добавила: – Мне это не мешает, я могу как стакан и воду объединить болтовню и секс в одно целое мероприятие.

– Вы собираетесь читать лекции в деревенских клубах именно таким образом? – усомнился даже Ивановский, предположивший научно-спиритическим путем:

– Смеху не будет.

И никто пока что так и не понял:

– Почему?

А Щепке уже сейчас было не до смеха, она замерзала. Ма надел тулуп – скорее всего – из инопланетной шерсти, и также, как оказалось был одет спящий Пит – ей:

– Ни рожна!

– У меня шкура не дубовая, – крикнула она Майеру.

– Скоро будет теплее, – ответил ведущий планер посланник, скорее всего, Дальнего Марса, а не проблематичного Сириуса или еще более неприступного Ориона.

– Для меня это скоро, скорее всего, не наступит, сэр.

– Называй меня просто Ра.

– У вас так много имен, что, да, я-то их запомню, но другие, боюсь, плюнут, и будут звать вас просто:

– Ма-Ма.

– Зачем второе-то Ма? – спросил он.

– Па-Па всегда будет на войне – к кому еще обращаться.

– Я рожать никого не намерен.

– Ошибаетесь, сэр, только этим вам и придется заниматься, по моим сведениям, полученным из тайных шифров рукописей Шекспи.

– Рожать?

– Да.

– Что значит, да?

– Так, а вы как думали, зачем еще вас заслали сюда первым?

– За этим?!

– Вам не сказали?

– Мне никто ничего не может сказать.

– Почему?

– Ибо потому, что я сам только и делаю, что говорю, говорю и говорю – остальные записывают.

– Простите, сэр, но я вижу Северное Сияние.

– Это невозможно.

– Почему?

– И знаете, почему: я забыл взять с собой Авиа-Тора, этого, как его, кого всегда помню?

– Гови Хю?

– Зачем ты два раза повторяешь?

– Я?

– Ну, не я же сказал про него только что два раза.

– Хорошо. Теперь что, будем за ним возвращаться?

– Поздно.

– Может этот спящий Пит успел узнать у Авиа что-то про это Сияние?

– Для того, чтобы узнать некоторые вещи – самому надо быть Ловцом Снов.

– Он и есть Ловец Снов, ибо сам их посылает, – ответила Щепка. – Не утруждайтесь, сэр, я поймаю.

– Он еще молод связываться с тобой, – сказал Ма.

– Но вы не сможете. И знаете почему? Мы – трое, – она положила лапу на замкнувшегося в себе – как говорят на Орионе – Пита, и кивнув в темное мрачное небо по предположительному направлению Говарда – любим друг друга. В будущем.

– Вы так умеете? – удивился Ма.

Далее, как пройти Северное Сияние?

– Существует пароль, – сказала Щепка, – Небо в Алмазах.

– Ты не можешь этого знать, – ответил Ма.

– Почему?

– Ты не можешь знать больше меня.

– Да?

– Да. И знаешь почему?

– Почему?

– Априори известно: я с неба, а ты всю оставшуюся жизнь трахала здесь всё, что блестит на вид.

– Откуда такие сведения, мистер?

– У тебя на лице всё написано.

– А именно?

– Жажда радости.

– Вы против?

– Против ли я?

– Зачем вы переспрашиваете, контакты электрические замкнуло в генераторе идей и мыслей?

– Хорошо, я приму ваш ответ, как правильный, что Небо в Алмазах означает, что?

– Что?

– Вы не знаете?

– Знаю, но сейчас немного подзабыла, мне коньяка рюмку Амбассадор – всё вспомню.

– Я не пью.

– Неужели ничего не взяли для согрева?

– Взял.

– Что?

– Запасную канистру керосина для самолета.

– Но вы ошиблись, мистер, это планер, самолет давно упал бы в море.

– Нет, это вы, милейшая и добрейшая из всех фей Шекспира еще не знаете, что самолет – сам летает, а те самолеты, про которые ты говоришь – это просто керогазы.

– Ничего не понимаю.

– Что именно вам, пухлейшая, непонятно?

– Если мы на планере – зачем вы взяли керосин?

– Сам буду пить.

– Я вам не верю.

– Хорошо, отдам Медиуму, он это дело любит.

– Их бин не понимайт? По-вашему, Медиум питается керосином, как самолет? Если это так, то ваш Медиум, скорее всего, будущий тракторист, перепутавший Калину Красную с Березой Белой в чистом поле напополам со своим трактором.

– Хотите проверим?

– Нет, я и так знаю – Медиум, если и не откажется, то только от запаха – пить не будет. И знаете почему? Ему это делать не обязательно, всё равно, что для хомо вульгарис жрать картошку с салом.

– Не будет?

– Только понюхает и ему уже достаточно. Более того: на всю оставшуюся жизнь.

– По-вашему получается: все Медиумы диабетики.

– Вы считаете, не один Медиум не может пожаловаться:

– Их бин больной?

– Скорее всего, вы правы, мой Меди как раз сейчас не выходит на связь.

– Конечно, болен!

– Дать ему керосину?

– Конечно, если не боитесь, что помрет совсем.

Они помолчали, и Майер решил разбудить Пита.

– Вот ду ю сей, мистер? – сразу же спросил Владимир, хотя иногда уже забывал – особенно в полете – что так его звали на земле.

– Прошу прощенья, что не разбудил тебя раньше, май диэ чайлд, но мы не видим Неба в Алмазах. А впереди маячит Северное Сияние.

– Я должен подумать, – ответил Владимир.

– Это будет твой решающий мяч, дорогой, – промямлила Щепка, испугавшись, что Пит ничего не знает более экстраординарного, чем они.

– Послушайте, Пит, – сказал Май, – здесь думать бесполезно: если ты не знаешь – то не знаешь никогда.

– Да?

– Да. Поэтому.

– Да? – повторил Владимир, всё ещё не приземлившись после какого-то сна.

– Вы должны вспомнить свой сон, – сказал Ма. – И не повторяйте, как попугай, что не помните, иначе он уйдет и уйдет навсегда.

Слова:

– Я не помню, – опять чуть не захлестнули его.

– Ну!

– А! – наконец очнулся Владимир, – я не вижу его.

– Хорошенькое дело, – сказал Ма.

– Не надо было лезть поперед батьки в пекло, – совсем проснулся Владимир.

– Хорошо, хорошо, лезьте на мое место.

– Я уже на нем. Ибо – если вы забыли – ваше место за моей спиной.