Геннадий Мурзин - Плата за свободу Страница 8

– Во всем нужна сноровка, смекалка, тренировка, – пропел Фомин. – Ладно, об этом потом. А сейчас, следуя старой рыбацкой традиции, надлежит принять для сугреву, откушать то есть, после чего, сказывают старики, рыба косяком пойдет. Рыба, будто бы, игнорирует трезвенников-язвенников.

– Да? А у меня нет. Почему раньше не сказал?

– Зато у меня есть, парень, – Фомин хихикнул и стал рыться в рыбацком сундучке, вынимая оттуда свертки. – Тут и бутерброды с ветчиной, тут и стакашки.

У Чайковского округлились глаза.

– Спятил? На морозе ледяную водку?!

Фомин, изо всех сил изображая из себя заядлого знатока зимней рыбалки, только рассмеялся в ответ на столь глупый вопрос. Он постучал себя по левой части груди, где из-под полушубка что-то выпирало.

– Тут у меня все в порядке, старина.

Он расстегнул верхнюю пуговицу, достал бутылку, отвинтил пробку, быстро наполнил до краев стакашки. Один из них взял себе, другой протянул Чайковскому.

– Значит, так. На зимней рыбалке все надо делать быстро. Хоп – и нету. На одном дыхании. Понял? Ну, давай. За Новый год! Не тяни, – он поставил бутылку с остатками жидкости во внутренний карман, взял бутерброд с салом, откусил изрядную долю и стал аппетитно пережевывать. Заметив, что его напарник все еще не решается выпить, воскликнул. – Остывает же! Ну! Взяли!

Чайковский последовал его примеру.

– Тебе какой – с салом или ветчиной?

Чайковский, переводя дыхание, отрицательно замотал головой.

– Понял: с ветчиной. На, заешь.

– А, черт побери, и в самом деле хорошо-то как! – произнес Чайковский и крякнул. – Никогда бы не подумал, что водка может так легко проскочить.

– А я тебе что говорил? Прием для сугреву на зимней рыбалке – штука классная. Да ты закусывай, – Фомин вновь потянулся к внутреннему карману полушубка.

Это его красноречивое движение Чайковский понял однозначно.

– Может, хватит, а?

– Никак нет, господин генерал. За Новый год рванули, а за саму рыбалку нет. Нельзя останавливаться на полпути. Плохая примета. Не повезет. Клёва не будет, – он вновь до краёв наполнил стакашки. – За удачную рыбалку! За нас! За наших близких и друзей! За то, чтобы все у нас было хорошо.

– И за твоих детей и супругу! – добавил Чайковский и выпил первым.

Фомина уговаривать не пришлось. Он даже порозовел от того, что друг вспомнил самое дорогое и самое обожаемое в его жизни – жену и детей.

– Прости за сентиментальность, Паша, но я не представляю своей жизни без них.

– Тут тебе крупно повезло.

– Согласен, друг. Знаешь, коль речь зашла на эту тему, как у тебя на личном фронте? Извини, что вторгаюсь, но…

– Думаю, что все в порядке.

– Думаешь или в действительности?

– Не знаю… Сомнения раздирают.

– И что же служит поводом? Её стервозный характер?

– Нет, но… Тут вот какая штука. Сам знаешь, женился очень поздно. Впору внуков нянчить, а я… Татьяна – молода, красива, а я кто? Старый трухлявый пень – не больше.

– Она, что, так говорит?

– Какая женщина скажет открыто? Сам понимаю и вижу разницу в возрасте. Поэтому комплексую. Мне все время кажется, что я ее не удовлетворяю. Ну… В смысле, как мужчина.

– Не занимайся ерундистикой. Ты еще мужчина – о-го-го! Пятьдесят три для мужчины – не возраст. Еще и дети будут…

– Да…

– Что значит твое «да»? Уже?!

– Татьяна на четвертом месяце ходит, но это только между нами, понял?

– И ты, подлец этакий, молчал?! Такое скрывал от лучшего друга?! Ну, и мерзавец же ты после этого! Я тебе этого не прощу – ни на том, ни на этом свете, – он достал вновь бутылку с остатками водки, разлил по стакашкам. – За твоего ребенка! Пусть родится крепким и здоровым! Пусть живет долго-долго.

Они выпили.

– Я жутко, до одури боюсь признаться даже себе, но, действительно, почувствовал себя после того, как узнал, самым счастливым человеком на земле.

– Понимаю, еще как понимаю!

– У меня будет сын, понимаешь, сын! – воскликнул Чайковский.

– Сын? Я не ослышался?

– Да! Да! Да! Неделю назад Танюшу свозил на УЗИ. Врач твердо заявил: будет сын и развивается хорошо. Без каких-либо отклонений! Перед тем всю ночь не спал. Все спрашивал себя: а вдруг; а что, если… Опять же волнение из-за моего возраста. Не приведи Господи, скажется на потомстве, на его здоровье.

– Ну, что ты опять заладил о своем возрасте?! Забудь об этом. Я тебе больше скажу: многие исследователи пришли к выводу, что самые талантливые дети рождаются именно от мужчин, которым за пятьдесят, и от женщин, не достигших тридцати. Твоя семья соответствует именно этим параметрам.

Чайковский внимательно посмотрел ему в глаза.

– Ты серьезно? Не шутишь?

– Такими вещами не шутят.

Чайковский, радуясь, как ребенок, невольно воскликнул:

– Дай-то Бог!

– Все будет отлично. Вот увидишь, – повторил еще раз Фомин. – Забудь о страхах. Выкинь из головы.

– Хорошо бы, но…

– Паша, я много-много лет все собираюсь тебя спросить…

– О чем?

Фомин обернулся и не увидел на краю лунки своей удочки. Он одним прыжком подскочил и увидел, что виднеется над водой лишь рукоятка. Он лихорадочно потянул на себя и почувствовал, что кто-то явно упирается, кто-то есть на крючке. И не мелочь. Он стал выбирать леску и окончательно понял, что его ждет сюрприз. И вот появилась в лунке голова рыбы. Она широко раскрывает рот, хватая воздух и издавая булькающие звуки. Фомин осторожно подвел под нее шабалу и резким движением выбросил рыбину на лед.

Чайковский заворожено смотрел на бьющуюся рыбину.

– Надо же! Лещ, кажется, и такой огромный.

Фомин с притворным равнодушием махнул рукой.

– Ерунда! Мелочь… Не лещ, а всего лишь подлещик.

– А чем отличается лещ от подлещика?

Фомин снисходительно посмотрел на него и ответил:

– Тем же, чем отличается слон от слоненка.

– Но твой, как ты выражаешься, подлещик такой огромный. Ты только посмотри!

– Ерунда! – все также снисходительно повторил Фомин. – Полкило – не больше.

– А лещ?

– Ну, лещ, – Фомин явно рисовался, – начинается с килограмма и более. Самым удачливым попадаются в четыре, а то и в пять килограммов.

– Ужас!

– Вот, я однажды…

Чайковский понял, что его друг угодил в привычную колею и его понесло, поэтому прервал его.

– Хватит врать-то. Мне эти штучки твои знакомы. Будешь рассказывать небылицы.

– Ну, если не хочешь…

– Не хочу. Ты лучше задай тот вопрос, который хотел задать не раз.

– А… Это? Хорошо… Спрошу, но ты не обижайся, ладно? В крайнем случае, если тебе покажется неприятным, просто не отвечай.

– Не новичок. Выкручусь как-нибудь, – усмехнувшись, ответил Чайковский.

– Скажи, Паша, только честно, почему ты так поздно женился? Искал и не нашел свою королеву? Ту, единственную и неповторимую?

– Почему «не нашел»? Нашел и еще два с лишним десятка лет назад.

– Да ты что! Сегодня для меня день, полный открытий. Я знал! Я предчувствовал, что первый день не станет рядовым, обыденным.

– Нашел я свою королеву, – повторил с грустью в голосе Чайковский.

– Ну, какой же ты после этого друг, если от меня утаил, а?! Ну, до чего же ты, оказывается, скрытный!

– Скорее, не я скрытный, а ты не слишком наблюдательный. А еще кричишь на всех углах, какой ты ас сыска, какой поклонник мистера Холмса. Где твой хваленый дедуктивный метод?

– Не вали с больной головы на здоровую. Причем тут я и мой дедуктивный метод?

– Да притом, голубчик! Моя королева – это Зинуля…

– Зинуля?! Какая еще Зинуля?! Я знаю лишь одну Зинулю, Зинулю Орлову. О другой от тебя никогда не слышал. Хоть бы когда-то намекнул. Откуда взялась еще одна Зинуля? Ну, рассказывай!

Чайковский усмехнулся.

– Моя избранница – это Зинуля Орлова.

– Зинуля? Орлова?! Издеваешься?!

– Ничуть.

– Извини, друг, но ты бредишь. Видимо, это последствия сегодняшнего переохлаждения.

– Я серьезно, Сашок.

– Серьезно? Не может быть! За кого ты меня принимаешь? Столько лет вместе работали и чтобы я… не заметил? Нет, отказываюсь верить! Твой розыгрыш переходит все границы. Угомонись, парень.

– Сашок, это была любовь с первого взгляда. Увидел, втюрился – и на всю жизнь.

– Предположим. Но ты не мог скрыть – от меня и от нее. Ни полнамёка – за все годы. Это же стальные нервы надо иметь.

– Я молчал, Сашок. Мучился, но молчал.

– Но почему?

– Боялся…

– Ты? Боялся? Чего ты мог бояться? Зинуля – душевный человек. Ее, что ли, боялся?

– Именно!

– Ну, ты совсем скопытился. Честное слово!

– Я боялся поначалу того, что она даст мне от ворот поворот. Да, мы долгие годы были коллегами, отношения между нами были дружескими. Но я видел, что не являюсь ее принцем и не могу претендовать на большее, чем на отношения коллеги с коллегой.