Александр Тавер - Эскизы (сборник) Страница 8

– Придётся потерпеть. Пойми же, наконец: здесь ты на своем месте. Вокруг нас – полный дворец людей, готовых лизать мои сапоги или умереть за меня. Фундамент власти, неизбежность.

Император, доселе неспешно прохаживавшийся бок о бок с собеседником, резко повернулся к нему и впился взглядом в глаза. Он почувствовал прилив вдохновения. Откуда-то явилась уверенность, что на сей раз у него получится, он подберёт нужные слова и объяснит, наконец, то, что этот мрачный человек отказывался понять на протяжении нескольких месяцев.

– Ты только представь, – возвысив голос, вещал он, – что мне в такой обстановке приходится принимать решения! Определять судьбу государства! Без слова конструктивной критики! – он уже почти кричал. – А я не идеален, и ошибки мои очень дорого стоят.

Они, – он махнул рукой, указуя на пустоту у себя за спиной, – тоже меня ненавидят. Но молча. Молча! Им есть что терять. Тебе тоже, но тебе – плевать. Ты говоришь прямо и делаешь, что считаешь нужным. Порой такое трудно стерпеть, но это позволяет мне взглянуть на проблему под другим углом зрения и избежать некоторых ошибок. Вот почему Императору необходим Личный Отравитель Существования. Не для себя – для государства прошу: пойми.

– То есть, ты сначала уничтожил оппозицию, а потом стоишь тут и льёшь крокодиловы слёзы, рассуждая о пользе инакомыслия?

– Э, нет! Не следует путать разброд в верхах и наличие персональной занозы в августейшей заднице. Не монолитная власть – неэффективна!

– Именно поэтому я и не хочу служить государству, которое называется Империя.

– Но служишь же, – ехидно улыбнулся Император.

– Ненавижу!

– Взаимно! Итак, есть у меня тут один законопроектик…

Августейшая жалоба

Император перелистнул очередную страницу челобитной и облегченно выдохнул: далее следовала всего половина абзаца и длинный список подписей, который он читать не собирался. Убрав ноги со стола и бросив на их место документ, он стал копаться в одном из выдвижных ящиков.

Добыв золотой штамп с прилагающейся подушечкой, он тщательно прицелился и оттиснул стандартную в таких случаях резолюцию в двух частях.

Вторая, на отрывном корешке для внутреннего пользования, который присутствовал на каждом стандартном бланке для челобитных, была написана обычными печатными буквами и адресовалась соответствующим органам: “Указанные факты расследовать. Еще раз пожалуются – истребить!”

Император придерживался мнения, что беспокоить его позволительно лишь по самым веским причинам. Что именно важно – это он оставлял решать непосредственно гражданам, однако тех, кто жалуется дважды, причислял к нытикам, которых презирал, считал заразными и старался своевременно избавлять от них общество. Это позволяло поддерживать процент бесноватых с активной гражданской позицией на уровне, не превышающем общественно-полезный.

Император отложил документ и горько усмехнулся. Масштабы проблем обывателей были ничтожны по сравнению с теми, что ему приходилось решать каждый день. И, кстати, пожаловаться кому-то вышестоящему и сильному возможности нет. Есть там высшие силы или нет – дела Императоров они разгребать точно не возьмутся. Тут челобитную не напишешь. Хотя…

– Хмм… Челобитную! А ведь я тоже гражданин Империи и ещё ни разу не воспользовался этим своим правом! Ну-ка, ну-ка… “Дорогой гражданин…!”…да! Именно “дорогой”… И каждому по экземпляру, лично в руки…

Доклад о Северо-Восточном секторе

“Дорогой революционер!

Третьего дня ты расклеил вокруг дворца листовки, где обвинял меня в тирании, репрессиях и далее по списку.

Возмутительно! Что за чушь ты позволил себе написать?

Если так подходить к вопросу, то, вот, из твоего досье следует, что ты бьёшь жену, доносишь на соседей в налоговую и крадёшь лампочки в подъезде. И что? Ты видел меня расклеивающим листовки с чем-то подобным вокруг твоего дома? Нет! И не увидишь, ибо я реалист и не требую, чтобы все вокруг были идеальны.

Далее, ты пишешь: “Власть народу!”

Ты в своем уме? Мало кто во всей Империи имеет определенные планы далее, чем на ближайший вечер или на конец недели. Да и планам этим грош цена – пьянство, праздность и прочее подобное. Поверить не могу, что ты планируешь отдать управление державой людям, которые мыслят в таких масштабах. Написал бы честно: “Власть мне!” – я бы понял. Не отдал бы, конечно, но решил бы, что имею дело с индивидуумом, отдающим себе отчет в своих действиях.

И ещё вот это: “Смерть Императору!”

Как будто, если я умру, то сразу – бац! – и все заживут долго и счастливо. Будь ты и впрямь человеком мыслящим, длинная череда диктаторов и самодуров, сменявших друг друга на этом троне, навела бы тебя на мысль о том, что дело не в Императоре. Может, проблема не в правителе, а в тех, кем ему приходится управлять? Ты, похоже, и сам не мастак в планировании, и дальше свержения ничего не продумал.

Что же касается тирании – без этого никак. Уж поверь мне, если бы граждан можно было склонить к послушанию с помощью обнимашек, я бы разогнал всех карателей и нанял соответствующих специалистов.

Вынужден признать, что ты меня достал. Я решил избавиться от тебе подобных хотя бы на время.

Северо-Восточный сектор. Захолустье, конечно, но жить можно. Я позволил вам там свободно вести свою пропаганду, население вас поддерживает. Более того, я приказал переловить всех твоих единомышленников и выселить туда, а тебя назначаю губернатором. Хочешь – отделяйся, объявляй себя царем или президентом и живите там как нравится.

Благодарностей не надо. Помощи не жди. И не вздумай оттуда баламутить моих подданных! Вторжение и публичную экзекуцию гарантирую.

Одна просьба: дай всем желающим пару месяцев, чтобы спокойно покинуть сектор. При случае сочтёмся.

Ненавижу. Твой бывший И.”

Перечитав послание, Его Величество усмехнулся. Письмо было нелепым, совсем не императорским, зато написано лично им, а не секретарем или пресс-службой. Он перелистнул страницу в “Докладе о Северо-Восточном секторе”, скривился при виде подшитой к документу копии листовки, с которой всё началось, и перешёл к заключению. Подробности его мало интересовали.

– Полтора месяца – губернатор, девять – президент, год – царь Северо-Восточного Сектора, месяц в тюрьме.

Поскольку новоявленный правитель выполнил единственную содержавшуюся в письме просьбу, Император счёл своим долгом попытаться его вызволить. Силы вторжения опоздали, но место захоронения было установлено, и результаты идентификации не оставляют сомнений.

– Два года, – покачал головой Император. – Слабак!

Взгляд его упал на таблицы, завершавшие доклад:

– Потери населения… Ого! И этот человек называл меня… Надеюсь, он успел понять, что я имел в виду, когда рассуждал о тирании.

Злорадная улыбка на его лице сменилась раздражением:

– Довольно! Это очевидная неудача.

Он с отвращением смахнул “Доклад” со стола.

Где-то в глубине души Император надеялся, что эксперимент удастся. Если собрать в одном месте тех, кто искренне верит в справедливость и равенство и готов жить в соответствии с ними – неужели бы из этого не вышло хоть какого-то положительного опыта?

Увы! То ли революционеры были недостаточно искренними, то ли императоры не умеют ставить социальных экспериментов, но ничего хорошего из идеи не вышло.

– Придется угнетать и дальше, – вздохнул Император.

Месть

Император закрыл книгу и задумался, легонько барабаня кончиками пальцев по обложке. Перед ним памятником почтительному вниманию каменел министр внутренней безопасности.

– Какое двоякое чувство, – воскликнул Его Величество после минутного молчания. – С одной стороны, твой любимый поэт пишет про тебя целую книгу. С другой стороны, все эти стихи о том, какой ты плохой. Досадно, вы не находите?

Министр изобразил скорбную улыбку и кивнул. В стихах он не разбирался, но любые проявления неуважения к главе государства считал тлетворными и подлежащими искоренению.

– Приказы об аресте и соответствующих санкциях готовы, но, с учетом деликатности вопроса, я решил сначала получить одобрение Вашего Величества.

– Что вы! Не вздумайте! Беда не в том, что он пишет про меня гадости. Беда в том, что он гениален, а стихи его переживут века. И на что же он тратит свой талант? Кому, я спрашиваю, вот это, – он подхватил книгу и исполненным отвращения жестом отправил её в утилизатор, – будет интересно после того, как на этом троне сменится десяток-другой задниц? Схвати вы его сейчас – он ощутит себя мучеником и посвятит весь остаток жизни мой персоне.

Министр терпеливо внимал. Ему было в высшей степени наплевать на то, что будет через несколько поколений. Он умел решать проблемы дня нынешнего, и уже добросовестно прикидывал варианты, не включающие ареста или ликвидации.