Игорь Сотников - Его величество и верность до притворства Страница 8

– Сир. – Продолжил свой рассказ маркиз. – Но, не смотря на то, что моим противником был применён такой хитроумный ход, который должен был подвергнуть сомнению всё мною сказанное, всё же прозвучавший в их словах испанский акцент, подтвердил мои догадки насчёт их иноземности, и окончательно усадил на свои места сомневающихся. И что главное – я теперь не сомневался, за чьё королевское здравие они так акцентировано кричали. «Ах ты, матушка! Тебе всё неймётся», – король вновь внутренне закипел и сжал, что есть силы, то, что ему попалось под руку – ухо другого гримёра.

– Что, впрочем, не отменяло того, что мне нужно было поспешать, – продолжал рассказывать маркиз, – и пока испанцы собирались с мыслями (ведь они рассчитывали на своё многократное преимущество), глядя на щеголя, я, учтя его главенствующую роль во всём этом событии, принял наиболее верное решение – лишить противника его заводилы. И не успевает этот щёголь отдать команду своим подручным, как я в один прыжок оказываюсь в пределах его досягаемости и с одного удара эфесом шпаги по его физиономии, заткнув ему вовремя рот, отправляю этого щёголя подальше от себя в неизвестность. Правда, эта неизвестность была незнакома лишь только для самого щёголя – он стоял к ней спиной, тогда как для меня и даже для этих испанцев, всё отлично было видно.

Так этот щёголь, явно не ожидая от меня такой прыткости и крепости моего удара, забыв обо всём и главное о безмятежности выражения своего лица и устойчивости своих ног, уж очень впечатляюще для этого не заслуживающего таких представлений затрапезного заведения, взмахнул в стороны руками и, подлетев ногами вверх, грохнулся прямо на стоящий за ним стол, где затуманив свои взоры, как раз восседали мушкетёры. Ну а такое неожиданное, со сломом стола приключение, уронив мушкетёров со своих табуретов в разные стороны, сразу же приводит их в благородное негодование. И не успевают мушкетёры подняться на ноги, как их шпаги уже обнажены и готовы воздать первому встречному за такое пренебрежению к их уединению.

Ну а испанцы, не смотря на то, что они оказались в трудной ситуации, где им теперь, приходилось самолично принимать решения, всё-таки не сдулись, а видя направленные на них мушкетёрские клинки, быстро рассредоточились. Где четверо из них направились скрестить свои шпаги с мушкетёрами (все знают, насколько набожны эти испанцы), тогда как Карлос (так я для своего удобства назвал их главаря-пройдоху) и ещё один с косичкой и серьгой в ухе новомодный испанец, решили, что я заслуживаю более пристального их внимания, которое как раз и могут обеспечить их шпаги.

Я же после того, как отправил щёголя подумать над своим не благовидным поведением, ударно отскочил назад, и так сказать, оказался в стороне от мушкетёров. И теперь моё положение вдалеке от них, не позволяло мне на первых порах полагаться на их помощь. И только моя верная шпага и осмотрительное использование естественных преград, которые предоставлял трактир, вот то единственное, на что я мог опереться в противостоянии с обходящим меня с двух сторон противником, который, судя по их зверским рожам, явно что-то, совершенно неприемлемое для меня задумал.

Пока же я, используя естественные преграды – столы, стулья и бочки, время от времени, отражая напористые выпады испанцев, углублялся во внутренние помещения трактира, мушкетёры, чьё долгое сидение за столом сказалось на их крепости стояния на ногах и трезвости мысли, всё-таки, после нескольких падений на лежащего в своём бытие щёголя, сумели собраться с собой. И вот когда в очередной раз присевший передохнуть на лицо щёголю барон да Забудь, удивившись такой нервозности поведения щёголя, который хоть и был в безсознании, но всё же иногда был не прочь вздохнуть, чего не позволял ему в полной мере сделать находящийся на нём зад барона, упираясь шпагой о пол, поднялся на ноги, то лишь тогда они оказались в полном составе.

И барон де Забудь, бросив на прощание щёголю так часто им применяемую в разговоре фразу, за которую его и наградили этим именным титулом: «Да забудь», – повернулся к приближающему к нему с подлой – неудобной для барона левой стороны, испанцу в чёрном плаще и такими же длинными волосами, для того чтобы понять, что тот от него хочет. Этого испанца барон, из-за его подлости подхода, сразу же прозвал своим нелюбимым (по личным и ассоциативным мотивам) именем Нинет. Ну а такие дерзкие подходы, да ещё с колющейся шпагой наперевес, разве кому-то могут понравиться и, конечно, барон да Забудь, наливается краской стыда за этого Нинет, и пока он не успел окончательно себя дискредитировать, сделав какой-нибудь секретный выпад, барон де Забудь предупреждающе заявляет ему:

– Смотри у меня. Я этого не забуду.

Но этот испанец Нинет, скорей всего простых французских слов не понимает, раз он лезет на рожон, вместо того чтобы убрать шпагу и обсудить с бароном взаимные претензии к щёголю, который определённо зловредный тип, раз стравив их по надуманным им причинам, тем временем самоустранился и лежит себя и только в нос дует. Ну а раз так, то барон де Забудь, всегда не прочь преподать урок, и научить уму и разуму нуждающегося в нём Нинет. И барон де Забудь, придав своему лицу смиренное выражение, с которым преподаватели смотрят на своих распоясавшихся учеников, наклонив чуть на бок голову, выжидательно посмотрел на приближающегося Нинет.

Ну а Нинет, ожидаемо, как строптивый ученик, не собирается прислушиваться к голосу разума и он, считая, что ему такая заумность в этой жизни, где всё решает сила, не нужна и, полагаясь на свою самоуверенность и заодно на крепость своей руки и ног (он, как и всякий неприлежный ученик, всегда учитывает иной вариант развития событий, где бегство не самый плохой вариант), посчитав, что ему будет трудно промазать мимо такой габаритной туши – барона (что и повлияло на его выбор противника), наметив на груди барона – перекрестие креста, решил туда и отправить острие своей шпаги.

«Этот бурдюк с вином, даже и не успеет сообразить, как уже будет вертеться на моей шпаге», – усмехнувшись в усики, сказал про себя свой «гоп» Нинет. Ну а барон, будучи очень приметливым, сразу же заметил в Нинет эту сквозившую в его движениях самоуверенность. И когда Нинет, обойдя стол, приблизился к нему на то расстояние, где уже можно было, использовав выпад или как он называл «стрелу», клинком достать противника, в один незаметный для Нинет манёвр ногой, подхватывает ей лежащий рядом с ним табурет и отправляет его в ничего такого не подозревающее лицо Нинет.

И видимо, всё так удачно совпало, с чем не согласился бы барон, считающего, что лишь только точная выверенность его действий, позволило случится удаче, так вот, в результате взаимных осмотрительных действий, где Нинет слишком уж увлёкся, сконцентрировав своё внимание на острие своего клинка, а барон да Забудь, уже со своей отстранённой стороны, наблюдал за этим блеском стали его шпаги, всё это заставляет их действовать очень слаженно. И было дёрнувшийся вперёд для выпада Нинет, тут же, с разбитием всех частей своего лица, наталкивается на вставший на его пути табурет, который, как натура жёсткая и давно мстительно ожидавшая, когда ей выпадет шанс усадить кого-нибудь на то место, на котором на нём сидят все сидельцы, по полной воспользовался представившейся возможностью и в своём усердии, вдребезги разбив себя и самого Нинет, отправил того туда, куда и хотел отправить – в зад.

И если на левом фланге обороны, которую удачно для себя, но не для Нинет, удерживал барон да Забудь, который после удручающего для себя падения Нинет, не забыл благословить его своей коронной фразой, всё складывалось не плохо для мушкетеров, то на правом позиционном фланге, на защите которого стоял капитан де Витри, в виду численного преимущество напиравших на него испанцев, всё пока что шло с переменным успехом.

Скорей всего испанцы, заметив отличительную стать капитана де Витри, решили, что с ним придётся более усердно повозиться и поэтому, с двойным перевесом, усилили этот фланг своего нападения. Ну а нападающие Алонсо и Себастьян, посчитав, что их противнику, не смотря на стоящую двойственность в его глазах, будет гораздо сложнее отражать их уколы, если они растянут его оборону и одновременно зайдут с двух сторон, и принялись воплощать в жизнь эту свою тактику. Ну а этот их хитроумный замысел, для капитана де Витри, не стал большой неожиданностью, ведь он, будучи капитаном, сам не раз был замечен в применении различных тактических приёмов в фехтовальных поединках, так что он, наряду с методами нападения, знал и контрмеры, для недопущения использования численного преимущества в поединке.

«Ну а раз противник, не придерживается правил честного боя и нападает, не заботясь о чести, то значит, с ним нечего церемониться. Что даёт мне полное право, применить против них любой нечестный приём», – размышляя подобным образом, капитан де Витри принялся делать обманные выпады, заставляя вспотеть и начать более цепко ценить свою жизнь, нападающих испанцев.