Игорь Сотников - Его величество и верность до притворства Страница 7

Ну а пока этот плотоядный тип, согнувшись, пытается кое-как продохнуть, маркиз быстро достигает тот самый столик, за которым под надзором, слишком уж подозрительного ко всем молодца, занимала своё место, завладевшая сердцем маркиза, пусть будет таинственная дама.

– Сударыня! Не знаю, как вас величественно величать, но можете не сомневаться, вас здесь обслужат по-королевски. – Ловко обойдя подозрительного молодца и, приблизившись к даме своего сердца, обратился к ней маркиз де Жозефина. Эта же таинственная дама, как оказывается, весьма избирательна и, она, видимо подражая в подозрительности, тому рядом с ней сидящему молодцу, прежде чем сделать заказ, решает внимательно присмотреться к той, кто будет обслуживать её стол. Для чего она, откладывает на стол свой, не справляющийся со своей задачей, отогнать винные запахи веер и, внимательно вглядывается в лицо маркизу де Жозефине.

Ну а эта таинственная дама, не то, что тот согнувшийся в себе пройдоха, не знающий должного подхода к дамам, даже если в качестве их выступают маркизы, и она с первого взгляда видит и даже понимает, что к чему. Правда, она не спешит докладывать о своих открытиях своему, скорей всего братцу, нетерпимому ко всякому к ней ухаживанию и, приподняв обратно веер, призывно машет им маркизу. Маркиз же, хоть и маркиз, но далеко не дурак и он, поняв этот её сигнал, пригнулся, чтобы не только вдохнуть исходящий от неё аромат весны, который слегка портит запах новомодной флёрдоранжевой воды, но и без примесей внешней обстановки, услышать её голос. И таинственная дама, не то чтобы разочаровала, что уже одним подозрением на это, звучит кощунственно и, пожалуй, требует вмешательство её злобного братца, а как раз очаровала, заставив маркиза даже поправить на себе Жозефинин платок и высунуть по больше ухо.

– А вы разве знаете, как обслуживают на королевских балах? – хитро прищурившись, спросила таинственная дама маркиза.

– Бывал. – И маркиз в пылу чувств, не сдержался и, пожалуй, выдал себя этой таинственной даме. Правда, эта его оплошность, была замечена только таинственной дамой, и даже сам маркиз не заметил, как он, слишком не задумываясь об окончаниях слов, говоря так, тем самым себя выдаёт. Ну а таинственная дама, видимо, слишком сильно любит различного рода секреты и авантюры, раз она не спешит с ними расставаться и, оставляя всё, как есть, не раскрывает перед маркизом открывшееся ей, даже и без этих уточняющих его слов.

– Так может, расскажите? – задержав на руке маркиза веер, вглядываясь ему в глаза, спросила таинственная дама.

– И что, рассказал? – отодвинув в сторону посредника, посредственного рассказчика, заподозренного в однобокости изложения и пойманного на проглатывании слов герцога Шабера, спросил приглашённого к себе во дворец маркиза де Шубуршена король Луи.

– Сир. Я бы вам рассказал. Но, к моему сожалению, непредвиденные мною обстоятельства, не позволили продолжить наше знакомство. – Сделал паузу маркиз. – Так выбежавший из винного погреба, где мною на время была оставлена Жозефина, тот щёголь всполошил всех и я, чтобы не раскрыться перед таинственной дамой, был вынужден срочно покинуть трактир. Правда, я, забежав во внутренний двор трактира, сумел быстро избавиться от женской одежды, после чего, воспользовавшись задним входом, вновь попал внутрь трактира. Где к этому времени, этот ряженый павлин, заручившись поддержкой своей многочисленной свиты, состоящей из хмурого вида бандитов, начал задавать слишком много вопросов оставленным в неведении насчёт меня баронам.

Ну а я, как и всякий дворянин, терпеть не люблю когда так бесцеремонно, за моей спиной треплются и, конечно, сразу же выхватил … – маркиз де Шубуршен своей импульсивностью сказанного, даже на мгновение взволновал короля, забывшего о находящихся вокруг него гримёрах, готовивших его сценический образ для участия в постановке балета «Любовь Рено и Армиды», и повернувшегося в сторону стоящего чуть сбоку от него маркиза. И хотя такое внимание короля, конечно, льстит маркизу де Шубуршену, всё же он вынужден успокоить своего государя.

– Сир. Поспешу вас успокоить, но я выхватил не шпагу, а куриную ножку из рук сидящего рядом со мной за столом горожанина, который уж серьёзно увлёкся разговором со своей полной кружкой и слишком демонстративно выставил напоказ эту куриную ножку. Но я ведь, как-то должен был обратить на себя, этого стоящего ко мне спиной нахала. Вот я и выхватил эту ножку и, дабы она из-за своей жирной массивности, не причинила большого вреда этому щёголю, вначале, откусив, избавил её от лишнего мяса, а уж затем, один ловким попаданием в затылок этому щёголю, напомнил ему о правилах приличиях.

Что, при виде его недовольной физиономии, которую он продемонстрировал, повернувшись ко мне, им было не только понято, но и достаточно близко принято к сердцу. Ну а, судя по его дёргающимся усикам и бегающим из стороны в сторону глазам, он был к тому же очень нервным типом. Так что, мне теперь нужно было учитывать, не только фактор поднявшихся из-за столов со своими злодейскими рожами и шпагами наперевес подручных этого щёголя, но и то, что их хозяин проявлял все признаки неуравновешенности, а это значит, что с ними договориться по-хорошему не удастся.

А это уже требовало от меня срочных соображений, как дальше действовать при таких ограниченных помещением трактира обстоятельствах, где против меня, не считая этого щёголя, выступило сразу шесть угрюмых противников, главарём которых выступал пришедший в себя, уже раз получивший, тот самый неугомонный пройдоха. Ну а такой количественный перевес противника, даже не смотря на поддержку волнующегося за меня взгляда таинственной дамы, заставляет меня искать помощи, которую мне могут оказать лишь только капитан де Витри и его друзья мушкетёры.

Но их отстранённый и несколько усталый вид, говорит о том, что они вследствие того, что слишком долго не вставали из-за стола, потеряли связь с окружающим и главное, с частями себя – головой и ногами, и для того чтобы заручиться их поддержкой, мне не стоит полагаться на их природные позывы, а непременно нужно шумно взбодрить их. При этом нужно было действовать как можно сообразительней и быстрее, ведь и противник, не стоял на месте и, судя по наличию в левой руке их главаря даги, то они скорей всего бывалые вояки и настроены более чем серьёзно.

И я, Сир, чтобы перехватить у них инициативу и заставить занервничать их сердца и задрожать руки, выхватив на этот раз свою шпагу, что есть силы, закричал столько раз меня спасавшую фразу «Да здравствует король!». И судя по изумлённым лицам этих злодеев, в один звуковой момент натолкнувшихся на невидимую стену оглушительного недоумения, заставившую их, замявшись на месте в поиске ответа, посмотреть на своего хозяина – щеголя, то я действовал верно. Но всё же, звучащий в этой фразе посыл, означающий ваше покровительство, Сир. – Маркиз де Шубуршен сделал поклон учтивости королю и, получив разрешение продолжить рассказ, принялся рассказывать. – Так вот, и хотя этот посыл, уже вряд ли мог отвратить от своего преступного пути, закореневшего в своём грехе преступника, но всё же заблудшие души, соблазнённые денежными увещеваниями этого подлого щёголя, находясь в сомнении на счёт своего выбора, увидев угрозу, которая в виде петли, несёт в себе намерение присоединиться к этим злодеям и выступить против верноподданного короля, уже оставят эту попытку обогатиться за мой счёт.

Но противостоящие мне злодеи, были не простыми с большой дороги злодеями, а весьма закоренелыми преступниками, готовыми на самую последнюю подлость, чтобы добиться своих целей. Так они, для того чтобы всё-таки склонить на свою сторону сомневающихся в их рояльности, и подвергнуть сомнению истинность моих слов, уже в свою очередь прокричали: «Да здравствует король!». – И видимо напряжение в этот момент в трактире достигло своей наивысшей точки кипения, раз маркиз де Шубуршен, вспотев, замолчал, для того чтобы перевести дух. Между тем и король, почувствовав себя использованным этими негодяями, которые, наверное, и не мылись никогда, до степени не сдержанности разнервничался и крепко, уже до степени появления сливы, схватил за нос в наклоне близстоящего к нему, нерасторопного гримёра.

Ну а что поделать, когда любое касательство вас божественной особы, которой является любой король, всегда плодотворит мужские носы, уши и их подглазья, а также оплодотворяет дам, заставляя их цвести ромашками и розами. Король же, воздав должное нерасторопности гримёра, несколько пришёл в себя и, вернув внимание к маркизу, просил его продолжить.

– Сир. – Продолжил свой рассказ маркиз. – Но, не смотря на то, что моим противником был применён такой хитроумный ход, который должен был подвергнуть сомнению всё мною сказанное, всё же прозвучавший в их словах испанский акцент, подтвердил мои догадки насчёт их иноземности, и окончательно усадил на свои места сомневающихся. И что главное – я теперь не сомневался, за чьё королевское здравие они так акцентировано кричали. «Ах ты, матушка! Тебе всё неймётся», – король вновь внутренне закипел и сжал, что есть силы, то, что ему попалось под руку – ухо другого гримёра.