Александр Уваров - Созвездие Волка Страница 9

А та группа, что над ними, ну прямо над ними – эти-то на виду. Вот они в телевизоре…

Ладеев как-то сказал, что их управление – «центрального подчинения». С таким многозначительным выражением лица произнёс эту фразу!

А что, и так понятно.

Но вот они-то, в телевизоре которые, знают, что Вальтер и Бек – это их государство? Догадываются? Знают, из каких призраков их народец государственный набран?

Нет, не тот, что слева. Не тот, что справа.

А тот, что под ними. Тот, на который они опираются!

Знают? Ай, да не всё ли тебе равно, Бек!

Знают, не знают… Что за печаль?

Может, и нет никакого подчинения. И даже такого, призрачного, государства нет. Сдохло оно в девяносто первом и – ничего, ничего уже нет. Так, картонные муляжи и ещё слова, слова… Болтовня!

И привычка думать, что есть государство.

А ещё – привычка искать его везде и придумывать. Чтобы было спокойней.

Ведь с ним, наверное, спокойней. Какая-то сила там, наверху. И ты ей, должно быть, нужен для чего-то.

Власть охранительная. Власть, предержащая зло.

Вертикаль, мать её!

А на самом деле…

Просто есть чемоданчик с деньгами и оружием. Очередная закладка. Задание и выполнение.

Банда, над ней – ещё одна банда. А они – в самой сильной банде и самой законспирированной.

А те, что в телевизоре – просто для развлечения. Они хорошие, те, в телевизоре. Говорят, генерал с ними в какой-то клуб ходит… Элитный, блин! Клуб, придумают тоже…

Бек усмехнулся.

Нет, чтобы в сауну с девками. А то придумают слов разных, намудрят, засекретят всё. А жили бы как простые, нормальные бандюки – без флагов, без гимнов, без партийных съездов и выборов, ни себе бы, ни людям мозги не канифолили. Стреляли бы помаленьку, народишко в страхе держали – было бы всё просто и понятно.

А тут крутят чего-то, тайна на тайне у них. Один уровень доступа, другой уровень доступа.. Как масоны с градусами и степенями, ей-богу! Заговор какой-то очередной, туман у них, а у Бека сердце не на месте.

С бандюками было бы проще. Понятней. Без конспирации этой накрученной. Там бы он сразу понял, когда ему ствол к затылку поднесут. Мозгов у Бека немного, да чутьё звериное – с бандитами помогает.

А с этими вот непростыми ребятами из управления – никакое чутьё не спасёт.

Когда приголубят, когда прикончат – непонятно.

Потому вот и хочется сигануть прочь отсюда. Бежать…

Да не сбежишь никуда. В смысле – некуда бежать. Деньги, что у него в кармане – от управления. Паспорт липовый – управление нарисовало. За съёмную квартиру управление платит. Одежонка – и та управлением выдана.

Друзья-подельники – из управления пришли. И тоже у них – ни семей, ни домов своих. Ничего своего. Всё – управления.

Куда бежать? Где прятаться? Голышом по улице ходить?

Одно слово – призраки. Бродячие, бесприютные.

Духи неупокоенные.

Бек сплюнул под ноги и медленно растёр подошвой плевок. Слюна во рту стала горькой, словно после разбавленного водкой димедрола.

«Ладно, хватит стоять тут… Время…»

Он посмотрел на часы. Без пяти одиннадцать.

Надо идти. Полковник наверняка уже на месте.

Бек быстрым шагом вошёл в полутёмный подъезд (уверенно, не оглядываясь по сторонам, так, как заходят в свой дом), постоял у лифта…

Шаги. Кто идёт по двору.

…Нет, не надо на лифте. Может, это кто-то из своих (подтягиваются к назначенному времени). А, может, и нет.

С посторонними ездить в лифте Бек не любил. В таком тесном, ограниченном пространстве можно и не отследить опасное движение попутчика. Уж Бек-то знал, сколько разных фокусов можно выкинуть в таком вот пространстве. Знал он, что некоторым специалистам по тёмным делам особенно нравится в лифтах работать.

Так что без героизма обойдёмся. Пусть мачо лопоухие крутизну демонстрируют.

Профессионалы живут тихо, без подвигов. Им важен результат…

Короткими, но частыми шагами, едва касаясь ступенек, Бек бесшумно взбежал на четвёртый этаж. В старом доме, довоенной ещё постройки, в доме с высокими потолками и длинными лестничными пролётами до четвёртого этажа было так же трудно добраться, как в современной панельной «коробке» – этажа до шестого. Или седьмого.

Но у Бека не было одышки. Дыхание не сбилось. Было ровным, словно после короткой, спокойной прогулки.

Вот только… Ком подкатывал к горлу.

Бек остановился на площадке четвёртого этажа. Замер. Перегнувшись через перила, посмотрел вниз.

Тошнота подступила. Тяжко…

Спёртый воздух тёмного лестничного колодца наполнен запахами мочи, гниющего дерева и отсыревшей штукатурки, изъеденной плесенью.

Белые лампы дрожали внизу испуганными светляками. Белые точки в душной, душащей тьме.

Бек не любил старые дома. Зловонные, гниющие трупы.

Невыносимо… Невыносимо жить в таких.

Но приходится, приходится, чёрт бы их!..

Бек отошёл от края площадки. Повернулся.

Подошёл к двери квартиры. Дважды нажал на кнопку звонка.

Через секунду дверь открылась…

«Быстро… Ждали, наверное».

…И Бек зажмурился. Таким ярким после лестничного мрака показался ему свет в прихожей.

Он услышал голос Ладеева.

– Проходи, дорогой, не стой в дверях. Гость у нас сквозняков боится…

Ужин подавали в малой гостиной комнате, как и было заведено Балицким для тех случаев, когда не ждал он гостей.

В тот вечер гость пришёл на ужин, но был тот гость нежданным и совсем для Балицкого нежеланным. Негативного отношения к визитёру Семён Сергеевич Балицкий не скрывал, оттого и ужин готовили по обычному распорядку, не принимая во внимание высокий, начальственный статус гостя.

Возможно, Ратманов и чувствовал себя уязвлённым где-то в глубине души (как же так! авторитет этого колдуна-психиатра, которого приютило управление после скандальной… да что скандальной – откровенно криминальной истории с незаконными опытами над людьми, оказался едва ли не выше его собственного, командирского, полковничьего, между прочим, авторитета!). Возможно, чувствовал. Но обиду запрятал так глубоко, что и опытный в чтении чужих мыслей Балицкий в глаза гостя не увидел ничего, кроме искренней, чистой, незамутнённой дурными мыслями радости от встречи со старым другом.

«Умеет притворяться» с невольным уважением подумал Балицкий. «Мастер своего дела, ничего не скажешь… Возможно, я его недооцениваю. Он куда опасней, куда умнее и злее, чем я могу себе представить. Что-то упускаю я в нём… Змея водяная, скользкий хвост!»

Ратманов зашёл в гостиную, широко распахнув руки для дружеских объятий.

– Ага! – радостно воскликнул полковник, увидев Балицкого. – А вот и наш чудо-доктор! Наш маг и волшебник! Наш Мерлин, хранитель Камелота!

Он поспешно…

«Слишком поспешно» с профессиональной точностью отметил Семён Сергеевич.

…кинулся к доктору, обнял его и с нежностью Иуды прижался к нему.

«Вот ты и попался!» с удовлетворением отметил Балицкий. «Переигрываешь, полковник. Суетишься. Напряжён, стало быть. Душа у тебя как ладошка была сжата, а теперь – открыта. Не ухватываю я тебя, змей, но вот теперь, похоже, подловлю…»

– Здравствуйте, Семён Сергеевич! Я уж неделю с вами не виделся. Признаться, скучать начал. Вы же такой чудесный собеседник! Умнейший человек! А у нас ведь бюрократия сплошная, скука серая! А тут…

Ратманов попытался покровительственно похлопать доктора по плечу, но Балицкий решительно отстранил его руку и отошёл на шаг.

– Мерлин, говорите? – спросил он полковника. – А с вашим королём Артуром меня не познакомите? Что-то не припомню, чтобы сын Пендрагона когда-либо был моим воспитанником… Или, может, у вас в управлении и благородный рыцарь Ланселот обнаружился? Вот было бы интересно!

Ратманов рассмеялся и склонил голову в шутливом полупоклоне.

– Таковых не держим, Семён Сергеевич. Начальство не дозволяет. Беда с ними, с благородными рыцарями! Непредсказуемые они, шальные. Все они гуманисты поначалу, а потом или в идее разочаруются, или вдруг решат, что окружающие их люди – свиньи распоследние и никак высоким принципам служить не могут. А потом вынут меч – и давай крушить всё вокруг! Нет, с циниками проще. Ну, с Мерлином тоже, наверное, здорово…

Пётр Владимирович обошёл накрытый к ужину стол, радостно потирая руки.

– …Вот, салатик у нас с королевскими креветками… у тут с индейкой… А основное блюдо?

– Утка, фаршированная апельсинами с кисло-сладким соусом, – пояснил помрачневший Балицкий.

– Вот здорово! Ваше любимое блюдо? Помню, помню…

Балицкий присел на диван, что стоял в дальнем углу комнаты и не обращал уже внимания на суету полковника, который отчего не спешил присесть за стол, а всё бегал по комнате, передвигая стулья и переставляя приборы на столе.

А потом, приблизившись к высоким, в старомодных деревянных рамах окнам, Ратманов посмотрел на усыпанную белыми лепестками роз садовую дорожку, на потемневшую от времени и укрытую разросшимся диким виноградом викторианскую беседку, чей смутный контур лишь едва виден был сквозь серо-туманные от вечерней росы стёкла, и, замерев на секунду, тихо произнёс: