Сборник - «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №2 Страница 9

Ярослава Фаворская

Родилась в 1972 г. Педагогическое образование. До 1999 года жила в Риге. Работала журналистом в газете «Бизнес & Балтия», в бизнес-журнале «Карьера». Участвовала в ряде арт-проектов. Первые стихи печатались в газете «Советская молодежь», в Волгоградской областной газете в 1988-89 годах. До 1994 года писала в основном в традиционной манере. После знакомства и дружбы со знаковыми для меня фигурами Алексеем Ивлевым, Олегом Золотовым, открывшим для меня мир авангардного искусства и либрической поэзии, обратилась к верлибрам.

Живу в Израиле, член Союза писателей Израиля. Стихи опубликованы в «Антологии поэзии Израиль 2005», составитель Александр Кобринский, в ряде выпусков «Южного альманаха», в журналах «Знаки ветра». Отрывки из повести напечатаны в «Альтернативной антологии прозы» (составитель Владимира Тарасова). Работала журналистом в газете «Русский израильтянин», печаталась в «Вестях» и «Новостях недели». Финалист международного поэтического конкурса «Дорога к Храму». Участник ряда арт-проектов. Автор книги стихов и короткой прозы «Верлибры Рифмы» (Израиль, 2004).

Сказка

Я родилась – верно, ведунья сглазила, русалки голые на озере ворожили, гномы зелье варили, меня опаивали, соблазняли, в искус вводили, искушение, покушение. Искус искусством, искус Иисусом. А я думала – змей укусил, искусил, запретное яблоко предложил.

Мамушка меня в поле нашла, в подоле домой принесла, а баба с дедом глядят зло, дед на мать замахнулся: «Приблуду, – говорят, – принесла, блудила с кем-то, пропащая, лучше бы ты умерла».

Мама плакала, а я как трава сорная, негожая, сама по себе росла. Глаза бесстыжие тоже видят божий свет. У пруда сидеть подолгу повадилась, глядела в воду – я ли не пригожая, чем я им не мила? Солнышко греет, на яблоньке дикой яблоки тоже сладкие, в овражке ягодки красные, спелые, в шиповнике шмель жужжит. Венок сплела из ромашек и колокольчиков. Запах сена, трава сочная, мягкая, вода глубокая студеная – век бы здесь провела.

Русалки выплыли, сказали:

– Иди, сестричка, твоя кровь холодная, тело гибкое, глаза зеленые, ты нам сестра, там на дне хрустальный дворец, жизнь тихая, неземной покой. Нырнешь – скажем тайну страшную, людям неведомую, будешь её хранить.

Я с сестричками поплавала, а потом сказала:

– А что с вами будет, когда зимою озеро промерзнет до дна? У меня ноги есть, я домой пойду…

Дома маму опять спросила:

– Почему нас люди не любят, почему в глаза не смотрят, о чём за спиной говорят? Откуда я, мамочка, откуда такая взялась?

Она рукой ласковой до щеки дотронулась, тихо мне говорит:

– Я в лугах гуляла, землянику собирала, венки из ромашек плела… Ноченька рано на землю опустилась, в небе синем белые звёзды зажглись… Шла домой, сумерки, сверчки и соловьи поют. Вдруг вижу – с неба звёздочка упала и за дальним овражком лежит, мерцает, ясная. Я подбежала – там ты лежишь.

Мамушка меня в поле нашла. В подоле домой принесла.

Зима пришла. Озеро льдом затянуло – где мои подруги, русалочки? Может, путями подземными успели уплыть в тёплые моря? Иней на солнце переливается, весь мир – как хрустальный дворец. По колено снег, по пояс снег, набился в валенки, в рукавицы. До дому далеко. Метель началась, иголками в лицо, ноги и руки стынут, озноб прокрадывается внутрь, оковывает ледяной бронёй и вдруг – тепло, спелый жар.

Очнулась у огня. Огонь в печке по поленьям потрескивает, дымом пахнет. Истома сладкая.

– Сомлела ты на холоде, – говорит мне незнакомый голос. – Хорошо, недалеко от меня.

Глянула – женщина с лицом ласковым. Дала мне выпить отвара горячего. Отвар пахнет летом, земляникой, пропечённой на солнце, душистым сеном.

Вставать не хочется, пригрелась я. Говорить не хочется.

– Полежи, отдохни, хочешь – не говори ничего, – её речь журчит, вливается звенящим весенним ручьём в уши. – Русалок ходила проведать? Да они уплыли давно в моря тёплые. Им там хорошо, там рыбки как птахи – красные, синие, жёлтые. Хочешь, деточка, я тебе поворожу? Скажу, что на роду написано, предскажу судьбу, от злого глаза оберегу?

Взяла мою руку, в глаза посмотрела.

– Как исполнится тебе 15 лет, заберут тебя в страну дальнюю, южную, где солнце нещадное превращает землю в песок и камень.

Пойдёшь по земле, неузнанная, ослепленная обезумевшим раскалённым солнцем. Пыль запорошит глаза, набьется в легкие. Вспомнишь иголками в лицо метель и запах первого снега, знай – к прошлому возврата нет, возврата к прошлому, нет возврата.

Ночью метель утихла. Вышло солнышко. Пошла утром по деревне – люди косятся:

– У ведьмы была, – говорят. – Ворожила, демонское отродье, теперь у неё чёрный глаз. Если беда какая – как бы не от неё?

И, опустив глаза, чтоб не сжигать их взглядом, всё думала: «В сущности, ведунья – только слово. Ведьмачила, велась, была ведомой, сама кого-то за собой возьму, велела ведь поведать ведьмам это ведовство. И открывала книгу с древней ведой».

Сказка 2

На её локтях и коленках алели свежие ссадины, руки и лицо были перепачканы. Она пришла рано утром, когда мужчины открывали ставни, хозяйки готовили на кухнях завтрак, а дети выбегали в сад, чтобы собрать в корзины свежих фруктов. Первыми с ней заговорили мальчишки.

Дон стоял у калитки отцовского дома и оживлённо обсуждал предстоящий поход на рыбалку к дальним карьерам за Сонным озером. Дон рассказывал, какого здорового леща поймал в тех карьерах, Тед внимал ему, смакуя румяное яблоко. Вдруг Дон осёкся и замолчал, прервавшись на полуслове с приоткрытым ртом.

– Ты что? – спросил его стоящий спиной к улице товарищ.

– Глянь, кто это? – Дон жестом обратил внимание приятеля на происходящее.

Тед обернулся.

– Эй, – окликнули они проходящую мимо. – Ты откуда? Как тебя зовут?

– Лиза, – сказала она. – Тут у моего папы машина сломалась, недалеко, за теми деревьями.

Мальчишки никогда не видели машин и не слышали такого слова, но Тед переспросил:

– А что там сломалось-то?

– Колесо прокололось и с мотором что-то, – ответила Лиза.

– Я сейчас дядю Йона позову, он в колёсах знает, – тут же сорвался и побежал в дом Тед, оставив Дона наедине с Лизой.

Дон стеснительно отвёл взгляд от её голых коленок под лёгкой оборкой юбчонки.

– Это что ты, в сорочке ночной, что ли, разгуливаешь? – хмыкнул он смущённо.

– Что? – Лиза окинула взглядом его одежду из цельного груботканого холста и ответила: – Нет. У нас мода такая.

Она употребляла в речи непонятные слова. Дон пожал плечами.

Тут подбежал Тед, за ним степенно шли дядя Йон и дед Сэм.

– Что стряслось, ребятки? – спросил Йон.

– У нас машина сломалась. Папа остался там. Это недалеко. Ему нужна помощь.

– Пойдём, коли так, – сказал Сэм.

– Вы откуда же будете? – бодро спросил Йон, вышагивая в указанном направлении.

– Из Таунвилля, – отвечала Лиза, едва поспевая за ним вприпрыжку.

Йон никогда не слышал о таком городе, но спросил:

– Далековато, наверно. И как вас сюда занесло?

– Мы ехали в музей Коринара, папа сказал, это будет очень полезно для моего развития посетить такое место, там хранятся подлинники Радара, мы рассматривали вчера репродукции на их сайте, даже на мониторе это так впечатляюще, – говорила она непонятные слова.

Йон и Сэм отстали на пару шагов, и Дон услышал, как Йон прошептал старику:

– Не пойму и половины того, что она там лепечет. А она не того ли? Вроде как не в себе…

– Погодь, погодь, поглядим, – пробормотал старик.

Когда они подошли к покореженной машине, помощь её

отцу уже не требовалась. Его тело было изранено, но лицо даже не было искажено предсмертной мукой.

Его отнесли к Сонному озеру, положили в лодку, усыпанную цветами, подожгли и оттолкнули от берега.

На рыбалку Дон и Тед в тот день так и не попали…

Девочку, за всё время не проронившую ни слезинки, привели в деревню и посадили на скамью около дома деда Сэма.

– Посиди, пока мы на стол накроем, – сказали ей.

Скоро её позвали в дом, но она будто не слышала. И когда

Сэм подошёл к ней и, приобняв за плечи, попытался увести её, она неожиданно спокойно сказала, взглянув прямо в глаза старику:

– Оставьте меня, пожалуйста, мне крайне необходимо посидеть здесь в одиночестве.

Старик не знал, как ответить, и оставил её. Люди постояли вокруг, повздыхали. Лиза не замечала окружающих и смотрела на закатное небо.

– Я за ней присмотрю, люди добрые, – сказал Сэм. – Спокойной ночи, соседи.

Когда утром дети вышли на улицу, Лиза так же сидела на скамейке.

Она просидела так два дня.

Несколько раз Дон пытался заговорить с ней. Однажды Лиза отреагировала.

– Так вы не знаете, что такое Интернет? – спросила она.

– Нету тут у нас такого, – ответил Дон. – Что это?

– Ну… там очень много всякой информации… всё что хочешь можно найти, даже друзей, переписываться там или видеть даже… – Лиза впервые за долгое время оторвала взгляд от горизонта и взглянула в лицо Дона, выражающее сочувственную заинтересованность.