Алексей Жак - Изгнанник. Часть 1. Обновление. Жена Страница 9

– Все к лучшему, – серьезно сказала сестра. – И уж то, что сейчас конечно лучше, чем то, что было прежде.

– Это она фигурально выражается, а не конкретно о настоящем моменте жизни, своей и не только своей, – перевела Оля, сгущая краски, отчего обстановка неистового веселья немного потеряла в свете и помрачнела.

– Это-то я как раз стал понимать с возрастом, – сказал Сергей. – Даже иногда потянуло на стишки, на лирику. Старею, наверное.

– Бросьте, какие ваши годы, ребятки, – оборвала вздохи сожаления бабушка. – О годах жалеть не нужно. Это я вам, как поживший человек говорю. Но и расшвыриваться ими тоже не следует. Если что попалось в жизни ценное… или люди какие приглянулись, так не отпускайте… хватайте, хватайтесь за них и держите. Потом разберешься, нужно оно тебе или нет. Часто мимо проходит то, о чем в дальнейшем вспоминаешь с жалостью и злобой на свое лентяйство, безалаберность и невежество в вопросах деликатного свойства. Чего проще, казалось бы, протяни руку и вот оно, счастье, в ладошке.

«Вот так-то, братец ситцевый, имей в виду, наматывай на ус, и смотри в оба. Да, еще палец в рот не клади», – вихрем пронеслось в голове у Сергея. – «Мудрые слова они, конечно, и дураку полезны, но обжечься не хотелось бы».

Он смахнул капли пота с вихра и с висков, и новая мысль, пришедшая к нему сразу после этих незамысловатых движений, больше похожих на рефлексы Павлова, когда еда и опасность как-то соединяются, замыкаются на одном и том же, родственно солидарном, помогла утвердиться в правоте своих подозрений и подвести логичное основание под свою теорию:

«Дуть на холодное – глупость, конечно, да и не все, что горит опасно, однако раз ошибешься, а исправлять… сколько времени потребуется? Одному богу известно. Минер ошибается только раз. И это не пустые слова, за ними стоит многовековой опыт неудачников».

– Дети, – выкрикнула Виолетта, – не пора ли нам запускать фейерверк. Хватит жечь бенгальские огни. Это баловство, ребячьи забавы. Где наш пиротехнический арсенал?

4

– Почему так в жизни? – спросила Ольга. – Любит только один. Взаимной любви нет. Есть безответная. Если один любит, другой обязательно нет.

– Почему ты говоришь: другой? – возразил Сергей. – Не другая. Ты подразумеваешь под прилагательным (прилагающимся к мужскому роду) «другой» мужчину? То есть дословно твоя реплика переводится так: если женщина любит, то мужчина ее нет. Тем самым ты подозреваешь меня, мужчину, в отсутствии чувств?

– «Ты слышишь избирательно: только то, что хочешь услышать, – услышал Сергей голос Оли, прозвучавший, как какофония ненастроенных музыкальных инструментов, в темной гулкой комнате где-то в отдалении от столицы. Кажется, в городе N (городе Net), где жила ее мать и сестра с ребенком от неудачного брака. Кажется, в этой семье все браки оборачивались неудачами. – Не то, что есть на самом деле».

– Я вовсе не хотела обвинить тебя, да и кого-либо другого, – сказала Оля своим, настоящим голосом.

– «Даже мне неизвестного, – продолжал вклиниваться в тишину чужой, чуждый ее интонациям, женский отзвук, бубнящий утробно, исходящий откуда-то снизу тела, присевшего на кровати. Будто прокрученный через воздушные жернова или винты, как мясо в мясорубке. А желудок ее способен был выдавить только звуковой фарш, процеженный через голосовые связки. – В обобщающем смысле – чей-то образ. Я опустила промежуточное слово „человек“, и только. Мои слова относятся не к мужскому роду, а ко всему роду человеческому, будь то мужчина или женщина».

– Я не об этом, – чуть не закричал Сергей, повысив голос и не заметив этого, – я о другом… Ты знаешь о чем.

– Тише, разбудишь всех.

– Я говорю о своем чувстве, а ты твердишь о неразделенной любви, – чуть ниже, на полтона сбавил Сергей громкость.

– Но что же, если все так устроено…

– Как устроено? Где?

– «Неразумно. Вокруг».

– Ты просто не замечаешь, – это голос Оли, вынырнувший из темноты.

– Хорошо, если я тебя люблю… из этого вовсе не вытекает, что ты меня не любишь.

– Ты много говоришь о… часто произносишь это слово: любовь.

– Что из этого?

– Этим словом нельзя разбрасываться. Оно слишком много значит, содержит в себе уйму… словом, если его часто произносить, оно потеряет смысл.

– Износится что ли?

– Да, вроде того. Истреплется.

– Так что, мне совсем его не употреблять в своей речи.

– Достаточно сказать раз-два. И всё. Ты же на каждом шагу его используешь. Теряется вера в искренность признания. Слово как бы тускнеет.

– Ну, знаешь, – Сергей еле сдерживался. – Если хочешь знать, чувства подтверждаются не только словами. Даже не столько словами, сколько делами.

– Вот, – приподнялась и оперлась на локоть Оля. В ее глазах лучился отраженный свет окна. И интерес. – Ну-ка, давай-ка продолжай. Что это ты о проверке делами говорил только что? Чем ты докажешь свою… это чувство, эту пылкость?

– А я не боюсь этого слова. Могу тысячу раз его выкрикнуть, и от этого оно не потускнеет для меня. И чувства мои не изменятся. – Сергей замолчал, и тут же прибавил: – Они от другого могут пропасть.

– Это что за разговорчики? – с шутливой интонацией произнесла Оля, разыгрывая обиду. – Это кто мне грозится тут? «Я тебя разлюблю». Попробуй только. Вмиг… Я тебе… разлюблю.

– А ты не вспоминай больше о своих прошлых романах. Я же вижу, что до сих пор переживаешь, как будто жемчужину потеряла. Обронила, а впотьмах не найти. Жалко терять, оставлять поиски, а если бы вспомнила, что вещь-то дрянь, безделушка, бижутерия с Черкизовского рынка, так сразу плюнула бы и растерла. Было по чему или по кому убиваться.

– Я не убивалась, я поплакала по-женски, – тихо ответила Оля. – И сказала себе, что нужно забыть: жизнь дальше продолжается. Погрустила год, и забыла.

– Не лги. Ни мне, ни себе. Я замечал: прямо скособочит тебя всю, как подумаешь, что брошенная, а не бросила сама.

– Никто меня не бросал. Не выдумывай. И откуда, позволь спросить, тебе известно, о чем я думаю? Может, я горевала о чем-то другом. Да и не горевала я вовсе. Какое только настроение не случается у красивой свободной бабы!

– Так ты сама мне рассказывала, как в кафе, куда он тебя пригласил – сказал, что в последний раз, и ты сдалась, не сумела сказать нет… тогда не сумела, – он предложил тебе вернуться к нему… или ему вернуться к тебе. Я запутался. А ты отказалась от дальнейших отношений – сумела все-таки, пересилила себя: в одно море два раза не ступишь.

– Да. Это я его бросила.

– Но вначале он тебя. А ты не смогла простить. И забыть. Это же просто ненависть в тебе говорила. А бросил-то он тебя. Вот так-то.

5

Все чаще Сергей стал думать об Оле, как об отстраненном, чужом – не его, не принадлежащем ему предмете, так кто-то подсунул, подкинул игрушку, тряпичную куклу с замашками королевы, иногда смахивавшими на ужимки клоунши, или на обиды Мальвины на Пьеро. Он другой. Скорее Буратино с длинным, предлинным носом. И эти обиды на другого, неизвестного ему, но очень ненавистного Мальви… Ольге, по какой-то неведомой причине досаждали и причиняли если не боль, то все равно страдания, от которых хотелось избавиться, как от наркотической зависимости, без ломок и новых передоз.

– Кто-то покусился на нее (покусал ее киску), – цинично констатировал Сергей, будучи наедине с собой.

Еще сидело в нем обманчивое благородство, или иное джентльменского свойства чувство, которое не давало ему высказаться грубо о ней при людях, всенародно оскорбить, унизить, облить грязью. И то, правда, какое он имел право так о ней говорить?

Думать, это другое. Тут запретов нет. Это личное. Можно всё, допускаются любые отклонения. Ведь неизвестно, что у нее в голове, и что она фантазирует о нем, наедине с собой, какие обвинения выставляет ему, в чем подозревает, какую подлянку готовит за глаза.

– А тебе достались объедки с царского стола. Что не съедено, чем побрезговали. Держите, молодой человек, пользуйтесь, но помните, что вещь вам не принадлежит. Это наказание ей за брыкание и не смирение, – донеслось до него, будто посторонний голос закончил за него фразу.

– Нет, что это я, – остановил он не то себя, не то галлюцинацию. – Не смей так даже думать о ней. Если в твоей голове бардак и ералаш, это не значит, что у всех то же с головой. Возможно, ее мысли светлее и наполнены покоем и любовью, как у причастившегося христианина. Кстати, ни разу не видел, чтобы она обращалась к богу. Но ведь и среди атеистов встречаются честные люди. Да и Бог в человеке еще не свидетельство его грязного нутра. А под чистым бельем подчас скрывают самые жуткие преступления.

И Сергей снова продолжал воображать не бог весть что о своей возлюбленной.

– И этот кто-то, кто покусился, не дает ей покоя. Но этот кто-то не я. Не мной заняты ее мысли и соображения. Вот в чем дело. Не мной. Другим, ненавидимым, но я бы, с такого как теперь погляжу ракурса, сказал бы: неравнодушным ей человеком.