Петер Биксель - Современная швейцарская новелла Страница 15

Но назавтра они увидели белый автомобиль с красным крестом. Полицейские в касках остановили движение, делали замеры и ставили отметки на асфальте. Возле них стоял очень бледный молодой человек с забинтованной головой. Лицо, впрочем, незнакомое.

— Наши друзья купили спальные мешки и ночуют в кемпинге, прямо на земле — сейчас ведь нигде нельзя устроиться, все переполнено.

— Интересно все-таки, куда подевались их детишки!

Подругу это не слишком занимает. Вот уже два дня, как у нее завелся поклонник: он отыскивает ее на пляже, усаживается рядом и молча созерцает. Он идет сзади на порядочном расстоянии, когда она возвращается в поселок или идет в бар за бутылкой лимонада. Он сухощав, породист, его длинные волосы слегка вьются на концах. Сегодня на нем ожерелье из металлических кружков, покрытых эмалью и нанизанных на кожаный шнурок. Его взгляд порой становится пугливым, как у не в меру чувствительного подростка, и он еще не решился заговорить с подругой Маг.

А у Маг нет никого, никого, потому что нахальный мальчишка, торгующий открытками на улице, который иногда кричит ей: «Добрый вечер, мадемуазель!» — это, конечно, никто. И еще одна детская мордашка — продавец курортных товаров, правда, мордашка симпатичная. «Но я же не уродка… хоть у меня и широкие бедра. А в сущности, нужен ли мне кто-нибудь? С меня достаточно и моря».

Она качается в теплой волне прибоя, ладони едва касаются прибрежной гальки, тело восхитительно невесомое. Она отдается движению волн, как та рыбка, которую они видели в первый день, маленькое чудовище скал. Ей все безразлично, она довольна. Вдобавок у нее на голове сидит цикада и поет.

«А я никого не жду, не жду. А мне на все, на все наплевать, наплевать, я слушаю

морецикадупесок…

я вдыхаю соленый воздух, водяную пыль, запах сосны и скал. Бесконечная радость жизни есть у меня. Она не зависит ни от обстоятельств, ни от случая, она исходит от меня самой. Может быть, потому, что мне очень мало надо, а может быть, еще и потому, что…»

Так философствует Маг. А вечером, на террасе ресторанчика, легионер с отекшими глазами говорит неуклюжие любезности и ей тоже, и она пьет красное или розовое вино, которое он без спросу ставит на стол.

— Интересно, как он умеет любить? — шепчет ей на ухо подруга.

«Какое утро сегодня, видно, надвигается буря, вода темная и гулко шумит, и я плыву против ветра, левую щеку обдает мелкими брызгами. Волна то и дело норовит украсть у меня белье, туфли». Подруги здесь нет. Маг не знает, куда она ушла со своим новым другом. Они наконец познакомились, он обнимает ее за талию, целует в губы. «Такие молодые люди поначалу могут быть робкими, но они всегда настойчивы, не теряют надежды — это настоящие охотники». А ведь ей говорили: «Смотри, тут полно репатриантов из Алжира».

Она опять бросилась в воду, опять вышла на берег, и как раз в эту минуту вода выбросила на песок ветку пальмы. Уже почерневшую, увядшую. Маг подбирает ее, кладет на край скалы, чуть выступающий над водой. Но смотреть на эту ветку неприятно. Когда она лежит вот так, то наводит на мысль о могиле — могиле на берегу моря. Маг опечалена, но надеется, что это не предвещает, будто дети их знакомых умерли.

Настал пятый день поисков. Утром Маг заходила в комиссариат, но там о детях по-прежнему ничего не знали. А вечером она увидела, что навстречу ей идут знакомые в ковбойских шляпах — черной и цвета хаки! Подбородок у обоих обтянут шляпной резинкой, губы закушены, лицо окаменело от гнева. Какой контраст являли эти физиономии с шутовскими крылатыми шляпами! Маг не могла удержаться от улыбки. И тут на противоположной стороне улицы она увидела две знакомые фигуры: брат и сестра выходили из автобуса, таща за собой огромную гитару.

— Вот они! — крикнула Маг их родителям.

Те не обернулись. Они не желали видеть детей, не хотели с ними говорить, они были в бешенстве. Маг стала умолять их выслушать детей. Ведь брат и сестра наконец нашлись.

— Ну нет! Они посылают нас к черту, а мы их должны благодарить?! — сказал отец.

— Что же с вами случилось? — спросила мать.

Ничего не случилось. Оба вернулись веселые и счастливые — старшая сестра была в черной юбке, маленькие груди обтянуты белой шелковой шалью с длинной бахромой, на смуглой коже — индийское ожерелье с чеканным серебряным сердечком, как дар по обету в церкви, веки подсинены; Маг никогда еще не видела ее такой — она вся светилась. Брат положил гитару и свернутый махровый коврик посреди тротуара; он не загорел, лицо его затеняют рыжие кудри, а над пухлыми губами топорщатся белые волоски.

— Ох, до чего же вы красивые! — повторяла Маг.

Они все еще не могли опомниться. Они долго шагали по пыльным дорогам, спали под грохот прибоя на пляжах среди хиппи, слышали, как грезят вслух курильщики марихуаны, а в глазах у них отражались краски зари. Как-то ночью девушка закричала и проснулась: на них катила огромная волна, но это был только дурной сон. Да, они участвовали в двух фестивалях поп-музыки и будут помнить это всю жизнь.

— А сколько там на десять человек приходится курильщиков марихуаны? — спросила Маг.

— Там ее курят все без исключения, — спокойно отвечал юноша.

Сам он курил только «Голуаз». Бывший легионер подобрал гитару и положил ее на стул.

На ужин подруги купили себе арбуз, тяжелый, как пушечное ядро, и положили в тени, под скалой. Когда Маг смотрит на него, он чем-то напоминает ей череп. Но это так, пустяки. На самом деле она все полнее отдается упоительному, бездумному существованию, все больше сливается с морем, светом, песком, мелкой морской галькой, и чувствует, как все они любят ее — море, свет, песок, морская галька. Да, она сплавлена с ними, растворена в них, влюблена в них и глубоко равнодушна ко всему остальному.

Она погружается в могучую, но такую нежную стихию, обследует извивы морского дна, кусты водорослей, россыпи белых камешков. Подруга мечтает о своем возлюбленном, уходит с ним гулять, или же они оба устраиваются, словно в кресле, на двух торчащих над морем обломках скалы.

Оставшись в одиночестве, Маг может шумно вгрызаться в сочные арбузные ломти, и чем громче она чавкает, тем ей приятнее: ведь ее никто не может услышать. Знакомые вместе с детьми укрылись в тени крохотной бухточки. Все они перегрелись на солнце, у девушки, еще вчера такой красивой, раздуло губы, и купаться ей было запрещено.

— Не забывай, море тут грязное! — наставлял сына отец.

Они уже заскучали здесь и поговаривали о поездке по ближайшим городам. «Мы хотим провести отпуск культурно», — говорила мать.

Маг выплюнула на песок мелкие темно-коричневые семечки и подумала о конкурсе «кто дальше плюнет». Вот странная идея! Она уже съела половину арбуза и глядит на бескрайнюю сияющую синеву, сейчас совсем безлюдную… В полуденном краю настал полдень. Только одинокий парус склонился над горизонтом, только мелкие камешки пышут жаром… Никаких отбросов, никаких зловонных испарений. До чего же хорошо здесь — кажется, никогда в жизни ей не было так хорошо.

А вечером, когда она улеглась в просторную ореховую кровать между двумя зеркальными шкафами, отражавшимися друг в друге, она ощутила глубочайший мир в душе. «Вечный покой…» — прошептала она, и эти слова ей понравились. Она снова оглядела супружескую спальню, все эти лепные завитушки в стиле рококо, охапки тростника и гирлянды роз, мраморный камин, на который хозяйка поставила вазочку с мирабелью, и монументальный туалетный стол с зеркалом в форме арфы и восемью ящиками с позолоченными ручками. Семейные фотографии были убраны. Впрочем, на стенах кое-что осталось — портреты внуков, портрет новобрачных. Он в черном, она в белом (Маг не суждено принять участие в этом странном таинстве: брак), муж уже тогда выглядел старым, неудивительно, что он умер раньше жены! Может быть, именно поэтому в комнате столько зеркал? Или же дело в том, что одно время у мелких буржуа зеркальный шкаф считался признаком богатства, респектабельности. Наверно, хозяйка унаследовала все эти шкафы от родственников. А вот ночной столик здесь только один, на высоких гнутых ножках, и на нем ваза — опять-таки в стиле рококо! Как замечательно жить в такой комнате, и притом в августе.

Подруга ушла и вернется поздно.

Маг сразу заснула.

Глубокой ночью Маг услышала, как подруга входит в комнату.

— Зажги свет, я не сплю, — сказала она. И снова погрузилась в сон. Но на рассвете она проснулась в необъяснимой тревоге. Обернулась и поглядела: в комнате — никого! Вторая кровать застелена аккуратно, без единой складочки. «Это ее дело, меня это не касается». Все же Маг встала и спустилась вниз.

Госпожа Мирабель сидела в кухне и встретила ее в штыки.