Карен Бликсен - Современная датская новелла Страница 43

А началось все с сумятицы. В середине дня отключили электричество. Гудруна подумала было, что у нее в квартире перегорели пробки, но скоро убедилась, что электричества нет во всех домах на ее улице. Час за часом не было тока, и Гудруну уже била нервная дрожь. Как же теперь испечь пирог и баранью ногу, ведь давно пора сунуть их в духовку?

Гудруна выбежала на улицу — расспросить электриков, когда же наконец подадут ток. «А мы и сами не знаем, — отвечали они, — стараемся устранить аварию, а уж сколько времени займет работа, кто скажет», — но вдруг вспыхнул свет во всех лампочках, которые Гудруна включила у себя в комнатах, просто так, пробы ради, хотя день был в разгаре, и плита стала нагреваться, и зарычал холодильник, и тут, когда ожила техника, пришла Тове и пришли Улла с Еспером. Они прихватили с собой две лишних бутылки, рассчитывая постепенно опорожнить их за хлопотами, а Гудруне сказали: «Только не суетись».

Баранью ногу изжарили, испекли пирог и накрыли на стол, и Гудруна успела переодеться и даже навести под глазами тени, хотя в кухне стоял густой пар, а у нее от волнения тряслись руки. Гости вдруг заполнили всю квартиру, они ели, пили, болтали, смеялись. А Гудруна уже на все махнула рукой, хотя радость не покидала ее, и пустила всю затею на самотек: пусть, мол, гости делают, что хотят.

Никогда прежде не пробовала она вот так сбросить с себя роль хозяйки. У них с Эйнаром сложились твердые правила приема гостей, из-за чего встречи с друзьями превращались для них в тяжкую повинность. Просто раньше она ни о чем таком не задумывалась, только сейчас ее обожгла эта мысль, когда она беззаботно сновала среди людей, мимо огромных блюд со снедью, бутылок.

Обычно они с Эйнаром мыли вдвоем посуду сразу после ухода гостей — увидеть всю эту грязь на другое утро никак не хотелось.

Когда-то этот час был самым сладостным, приятным венцом всего вечера. Но в последнее время у них редко бывали гости. И даже если случалось им в поздний час мыть посуду, они уже только бранились. Казалось, одно то, что в доме побывали чужие, выманивало из дальних углов самых зловредных духов.

В разгаре праздника новоселья Гудруну вдруг посетила мысль: «А ведь нынче мне одной придется мыть всю посуду», — но она отогнала ее, может, она не примется за мытье до утра, а может, кто-то вызовется ей помочь. А сейчас она просто жаждет веселья, и ей казалось — в блаженном угаре, — что она любит всех-всех, кто сейчас толчется в ее квартире, и все эти люди тоже любят ее.

Начались танцы, магнитофон запустили на полную мощь. Гудруна предусмотрительно пригласила соседей слева, справа и снизу. Кто-то посоветовал ей так поступить — Улла, кажется, или Герда, не важно, словом, соседи здесь, и пусть они не совсем подходят к ее компании, может, это оттого, что компания с годами превратилась в слишком уж замкнутый кружок?

— Главное — распахнуть душу! — воскликнула Гудруна, уже слегка под хмелем.

Потом Герда сказала: «А все-таки жаль, что нет Эйнара», — и тут Гудруна влепила ей затрещину. Не то, чтобы со всего размаху, а все же затрещину. Герда расплакалась, и все принялись ее утешать, никто и не подумал утешить Гудруну, в оцепенении застывшую посреди комнаты, но очень скоро тягостный эпизод был забыт. Гости веселились от души, а музыка брала за душу, и соседи слева, справа и снизу нашли, что настало время проститься и уйти.

— Никто не станет по ним скучать, — хихикнула Гудруна, а когда они удалились восвояси, старая дружба, казалось, засверкала в своем первозданном блеске. Все началось сначала: гости доели остатки, раскупорили последние бутылки и без конца смеялись и танцевали.

Первыми стали собираться домой Еспер и Улла, но Гудруна крикнула им, чтобы они остались. Ей и самой послышался в голосе ее надрыв.

— Не уходите, останьтесь! — снова закричала она и вцепилась в них, но они вывернулись из ее рук. Оба ласково чмокнули ее на прощание в щеку и заверили, что праздник удался на славу.

Гудруна сникла было, но тут же кинулась подкручивать звук на магнитофоне, да и себя тоже, как могла, подкрутила и принялась отплясывать одна. Стали собираться домой Ханс и Эльза.

— Нет, нет, нет! Не уходите!

— Гудруна, возьми же себя в руки! — мягко встряхнула ее Анетта, и Гудруна взяла себя в руки и захотела снова станцевать с Андреасом, который весь вечер был так внимателен к ней и мил. Они танцевали, а Гудруна думала: должно быть, он хочет остаться с ней, когда разойдутся гости. Теперь она больше не станет их задерживать, а прилепится к одному Андреасу. А что, кажется, он слегка отодвинулся от нее? Нет, должно быть, ей показалось. Уж верно он до утра будет с ней, он не оставит ее одну в этой жуткой белой квартире, правда до утра еще далеко… а может, уже и нет? Который час? Теперь уже почти все гости заспешили домой. Уходили парами. Знать бы, как они ладят друг с другом. Известно, они пойдут домой и лягут вместе, тесно прильнув друг к другу, и будут шептаться и любить друг друга под покровом последних клочьев ночного мрака… а как же она, Гудруна?

Девушка, которую звали Сиссель, предложила: она поможет Гудруне перемыть всю посуду и потом у нее заночует. Сиссель — одинока, Андреас — одинок, и сама Гудруна тоже одинока. Страшно им одним? Гудруне страшно, а насчет тех двоих — как знать, уж это их дело, только она не хочет оставлять у себя на ночь Сиссель; она все испортит, если, конечно, вообще еще можно что-то испортить…

За Андреаса уцепилась Гудруна. Станцуем хотя бы еще разок? Он со смехом уступил ее просьбе, но, когда оказалось, что почти все гости ушли, кроме этой Сиссель и его самого, он тоже начал собираться домой. Им с Сиссель по пути, можно будет вдвоем взять такси.

Сиссель стала натягивать на себя пальто и при этом скакала как мячик. Нелепые, притворно ребячливые ужимки.

— Счастливого пути! — пожелала им Гудруна.

Прощаясь, Андреас на миг привлек ее к себе, Гудруна хотела шепнуть ему, чтобы он вернулся назад, в самом деле, не пойдет же он к этой придурковатой девице, но не решилась и лишь растерянно качнулась в его объятиях, и вот уже те двое ушли, а Гудруна осталась одна посреди грязи и хлама.

Всюду тарелки, рюмки, остатки еды, которые надо убрать.

«Тут тебе на неделю хватит, даже если прибегут дети», — сказали гости, великодушно оставив Гудруне все, что не успели съесть. Очень мило с их стороны. Кстати, осталось ли что-нибудь из вина? Она обошла стол и из всех бутылок допила по глотку. Да, дело дрянь: одни допивки да слезы. Омерзительная смесь. Перебрала она. Последние остатки вина Гудруна вылила в мойку, и ее стошнило. Что ж, может, взяться за уборку и перемыть всю посуду, как некогда вдвоем с Эйнаром? Но как одной справиться с такой уймой работы? Зато как приятно будет завтра утром. Сколько угодно можно сидеть за утренним кофе и наслаждаться покоем. Последний день отпуска. Она вытерла глаза тряпкой и включила магнитофон. Да, сейчас она возьмется за уборку. Но только с чего ей начать и чем кончить? Не лучше ли было бы лежать в широкой новой кровати вдвоем с Андреасом?

Это было бы единственно разумным венцом торжества. Праздника новоселья. А она, видите ли, дрожа от холода, торчит на кухне, у мойки с грязной посудой!

Гудруна швырнула тряпку на пол. Чуть погодя, открыв в мойке кран с холодной водой, подставила лицо под струю.

Неожиданно позвонили в дверь. Кто это так поздно? Может, соседям мешает музыка? Или они недовольны, что все время льется вода? А может, вернулся Андреас? Наверно, и ему все стало ясно, как дважды два четыре? Или точнее, как один плюс один. Гудруна рассмеялась и пошла к двери. Словом, все обернулось к лучшему. Они немножко выпьют, немножко закусят, полюбезничают немножко — и в кровать. Ни спать, ни просыпаться одной ей уже не придется. Друзья остаются друзьями. Они знают, когда их ждут.

Она отперла дверь. Нет, не Андреас. Еспер пришел! Как мило с его стороны. Наверно, по пути домой они с Уллой решили, что ему лучше вернуться к Гудруне: ему-то завтра не надо на службу, а Улле — надо. Они поняли, что Гудруне нужно помочь: спасти ее от тоски, от одиночества после вечеринки. Она заглянула ему в глаза — ждала тепла и участия. Но увидела в них лишь злобу.

Он невнятно забормотал, что они, мол, с Уллой поссорились. Улла вела машину, оттого-то она почти ничего не пила за ужином. А он вдруг возьми и скажи, что хочет выйти. «Выметайся!» — сказала она и, остановив машину, открыла дверцу. И он остался на шоссе. Подлость какая, да еще от собственной жены! Самое простое было — вернуться к Гудруне. Мрачнее грозовой тучи, Еспер нудно перечислял свои обиды, затем повалился на диван и с головой накрылся одеялом. Хмельной, полоумный от злобы, он только себя и жалел! Замешкавшись на миг, Гудруна смерила его взглядом. Сейчас никак нельзя мыть посуду — Еспер проснется. Гудруна ушла в свою спальню, но не могла уснуть.