Анатолий Керин - Леший выходит на связь Страница 10

Поведение главаря бандитов озадачило Рудакова. Не соглашаясь с Соловьевым, но и не отвергая целиком его притязания на самостоятельность, он обдумывал требования есаула. В любом случае нельзя дать ускользнуть банде, нужно устроить ей западню на следующей встрече, и если не всей банде, то для начала хотя бы атаману.

— Когда еще встретимся? — спросил Рудаков прощаясь.

— Никогда. Казаки ропщут. Я сегодня должен дать им ответ, принимаются ли наши условия. Если нет, то война. Конечно, я еще попытаюсь что-то сделать... — нерешительно закончил разговор есаул.

— Попытайся, Иван Николаевич, — мягко сказал чекист. — Зачем нам кровопролитие? — и подал ему руку.

И вот тут-то есаул сообразил, что промахнулся: обманул его Рудаков, когда они прежде боролись. То была игра в поддавки. А на поверку оказалось, что чекист много сильнее: он костистыми тисками своей руки так сжал руку есаула, что тот побагровел лицом, взвизгнул от резкой боли, испуганно кликнул Сыхду.

Но Сыхда, мигом влетевший в дом, не бросился защищать своего атамана. Наоборот, он завернул Соловьеву другую руку за спину. Тогда атаман зарычал яростно, как посаженный в клетку дикий зверь. Сыхда хладнокровно помог Рудакову связать бившегося на полу есаула.

Один из телохранителей атамана, поджидавший Соловьева у ворот, заподозрил неладное, услышав крик. Он узнал голос Соловьева и, прокладывая себе путь в дом, выстрелил в коновода-чоновца, пробегавшего по двору. Каким-то чудом тот увернулся от пули, и тут же из пригона ответил двумя винтовочными выстрелами и тоже промахнулся.

И затрещало, заухало по безлюдным улицам улуса, по извилистому крутому берегу реки Белый Июс, эхом покатилось в сумрачные горы, в тайгу.

10

Матыга считал, что Соловьева предали. Подозревая в измене Сыхду, он ни на шаг не отпускал его от себя. В пути ли, в землянке, в бою — везде они были рядом, и мстительный помощник главаря банды готов был в любую секунду послать пулю в голову Лешего.

Матыга теперь никому не подчинялся, он сам возглавлял потрепанную в бою банду. Соловьев погиб на четвертой встрече с чекистами, его пристрелил часовой. Во время той же перестрелки у реки под обрывом пуля нашла и его адъютанта Ершова.

Новый атаман при мысли о потерях мычал от злобы, он не мог простить Сыхде смерть Соловьева. Как случилось, что расторопный, верткий Сыхда не уберег буйную и умную головушку Ивана Николаевича? И почему Соловьев погиб, а Леший уцелел? Матыга никак не мог решить загадку: кто же такой Кирбижеков? В банде были люди из одного с Сыхдой улуса, он спрашивал их, они утверждали:

— С большевиками нет, не дружил.

На какое-то время Матыга, устав от подозрений, немного успокоился. А выбили чоновцы банду с насиженного глухого места — опять невыносимым грузом навалилась на его душу тревога. И не в силах что-то поделать с собой, он сказал Сыхде прямо:

— Не верю тебе, Леший. Ты нас предал.

И, не моргнув глазом, застрелил бы Матыга бывшего соловьевского ординарца, если бы не заступились за Сыхду недовольные есаулом бандиты:

— Иван Николаевич водку пил, а в расход пускать Кирбижекова? Почему так?

— Ты хакас и я хакас, — в запальчивости сказал Сыхда Матыге. — За тебя я готов умереть. С тобой куда хочешь пойду!

Матыга смягчился. Так и должно быть — они сыновья одного народа. Но эти, сказанные Сыхдой слова, зацепили за живое отстаивавших свои привилегии казаков:

— Раз он только за хакасов, то стреляй его, атаман!

И суматошно затряслись бороды, потянулись к карабинам и винтовкам решительные руки. Матыга выждал, когда возбуждение толпы поднимется до самого предела, и тогда выхватил наган и принялся вгонять пули поверх головы в сучковатую с черным стволом сосну.

— Тихо! — властно, как во всей банде умел командовать лишь один Соловьев, крикнул он, и в его узких глазах вспыхнула молния. — Ивана Николаевича не поднимем из могилы. Видно, так тому быть.

С этого дня хакасы, затаив обиду на казаков, стали держаться особняком, возле Сыхды. При дележе добычи их всегда обижали — казаки брали себе намного больше. Среди хакасов были и бедняки, которые пришли в банду вместе со своими хозяевами. Бедняки знали, что Сыхда ничуть не богаче их, и нередко разговаривали с ним о том, как жить дальше, что делать, как кормить оставленные в улусах семьи.

Внешне примирившись с Сыхдой, Матыга все-таки искал случая выяснить до конца, кто же такой Кирбижеков. И вскоре случай нашелся.

Бандиты, сделав вылазку, поймали под тайгой трех коммунаров: двух русских и хакаса. Их привели на бандитский стан, допрос снимал сам Матыга. Он спрашивал у них о передвижении чоновского отряда, о численности местной милиции. Коммунары отвечали, что ничего про это не знают. И когда Матыга убедился, что они вряд ли будут чем-то полезны для банды, он приказал их расстрелять.

— Иди, Леший, пусти большевиков в расход, — сказал атаман.

— Для такого дела найди других! — повысив голос, недовольно отозвался Сыхда, пристраивавший на костре котелок.

— Это приказ, Леший! — крикнул Матыга, и его одутловатое круглое лицо враз почернело.

— В безоружных не стреляю!

— Руки, предатель!

Сыхда, отпрянув от костра, одним движением сорвал карабин, висевший на суку, и угрожающе вскинул его:

— Стреляй, атаман!

Матыга, решая, что ему делать, облизал пересохшие губы. Его кривой палец нервно плясал на спуске, но нагана атаман все же не поднял, он был убежден, что Сыхда не дорожит ни своей, ни чужой жизнью и может выстрелить.

— Атаман я, однако, — спохватился упавший духом Матыга и обвел людей, столпившихся у костра, долгим и мрачным взглядом.

Сыхда как бы очнулся от забытья, и сам удивился ссоре, затряс головой, произнес примирительно:

— Не надо пугать. А приказ твой, ладно уж, выполню. Ты — пожилой человек, много старше меня.

Матыга подал знак, — привели связанных, руки назад, людей в поношенной крестьянской одежде, разбитых чирках. В лицах, до глаз заросших волосами, не было ни страха, ни мольбы. Люди, очевидно, надеялись, что это какое-то недоразумение, что их непременно отпустят.

— Кто же вы такие есть? — спросил у них Сыхда.

— Может, своих признаешь?— глухо сказал Матыга.

Коммунары растерянно заморгали, переглянулись между собой.

— Коммунары мы, за хлебом в Минусинск ехали, — ответил за всех худой и длинный, как жердь, мужик.

— Хватит базарить, — резко сказал атаман. — Кончай их.

Вперед выступил хакас, он смело взглянул в затекшие глаза Матыги и произнес твердо:

— Я бригадир Конгаров, меня стреляй! А их не надо, дети у них!

— Кончай! — строже повторил атаман.

Сыхда и два казака-конвоира повели коммунаров по пыльной песчаной тропке, убегавшей на поросший хвощем пригорок. Там у черных, раскидистых елей, нацеленных в небо пиками вершин, должна была решиться судьба всех троих.

Сыхда шагал позади всех и лихорадочно соображал, что ему теперь делать. Он не мог в трудном его положении не выполнить приказа Матыга, но и не мог расстреливать честных, ни в чем не повинных людей. Убить конвоиров и бежать с пленниками? Но, чтобы осуществить побег, нужно отойти как можно подальше от постылого бандитского стана, хотя бы шагов на пятьдесят, на сто...

Коммунары подошли к елям, один из казаков крикнул:

— Стой! — и повернулся к Сыхде в ожидании команды.

Сыхда, все еще не находя нужного решения, неторопливо достал из коробки маузер и тоже посмотрел назад. За ними, к счастью, никого не было. Что ж, значит, есть какая-то возможность спасти людей. Ее непременно нужно использовать. Это — единственный и последний шанс.

— Давай-ка вон туда, — Сыхда кивнул на другую полянку, что была невдалеке от пригорка — на его пологом, ускользавшем в болото склоне.

— Чего уж, хлопнем тут — и вся недолга, — сказал тот же казак.

— Веди! — грубо оборвал его Сыхда.

Казаки подтолкнули коммунаров увесистыми прикладами трехлинеек. Коммунары брели молча, понуро. В одном месте шедший впереди высокий мужик споткнулся о выступившее из земли корневище и упал. Казаки подождали, когда он встанет сам, и вся группа тронулась дальше.

И уже на поляне хакас Конгаров попросил:

— Отпустите вы нас, парни.

— Чего захотел, краснозадый! — презрительно плюнул второй из казаков — рыжий, тучный.

«Оба они сволочи, обоих надо стрелять», — с ненавистью подумал о конвоирах Сыхда. Однако опасность все еще велика. Выстрелы немедленно привлекут настороженного Матыгу, ему наверняка захочется проверить, как выполнил Леший приказ. Вот еще бы отойти хоть немного, хотя бы метров на двадцать. А может, отослать конвоиров, и пока они будут добираться до стана, беглецы уйдут далеко. Да, именно так и сделает сейчас Сыхда, в этом спасение его и коммунаров.