Алексей Першин - Не измени себе Страница 16

Вальцов быстро убрал со стола руки, откинулся на спинку стула, довольно осклабился.

— Круто, круто берешь, Дроздов.

— Нет, нет, не уклоняйтесь. Я далек от шуток. У нас работает участник двух революций Василий Егорыч…

— …не Кулешов ли?

— Да, Кулешов. А вы его знаете?

— Еще бы не знать.

— Так вот… Он любит говорить: «Дорожку выбирай смолоду и за стезей своей следи да следи, чтобы не сбиться вправо или влево». Вот я и не хочу сбиться вправо или влево.

— Ладно тебе. Будто я не понимаю. Но враг на то и враг, чтобы не дремать. ОГПУ без работы не сидит. Поди, часа по три в сутки спят…

Подбежала тоненькая девушка с тарелкой, накрытой салфеткой, и еще четырьмя полными кружками пива.

— Это вам от нашего заведующего, — и, как фокусник, рывком сорвала салфетку. — Премия за вашу помощь. Вот!

Вальцов ахнул — раки! Крупные, красные! Иван Федосеевич глаз не мог от них оторвать.

— Скажите, девушка, ваш заведующий не волшебник случаем?

Молоденькая официантка залилась открытым и милым девчоночьим смехом.

— Он у нас хороший, хоть и шумит часто. Но пошумит-пошумит и забудет.

А Борис глаз не мог оторвать от девичьего лица. Что-то в нем напоминало Женю Пухову. И не понять, что именно их роднило?

Заныло сердце: каково сейчас девчонке? Ночи становятся холодным!!. Где ночует? Есть ли вообще у нее крыша над головой?

— А что это ваш товарищ загрустил? — все тараторила девушка.

— А он у нас о человечестве скорбит. Вот такое сердце у товарища Дроздова. — Иван Федосеевич сложил два крупных рака и показал официантке.

— Вот такое корявое да колючее? — не дожидаясь ответа, опять засмеялась девушка.

Вальцов что-то сказал. Официантка замахала на него руками, совсем зашлась в смехе, убежала.

— Когда-нибудь едал такое, Борис Андреич?

— На реке вырос, Иван Федосеич. Ведрами варили…

— Тогда налегай, — и первым с жадностью впился в толстую клешню.

Борис был равнодушен к ракам, но надо было видеть, какое наслаждение получал Вальцов! Он утробно урчал, постанывал, цокал языком и смачно прихлебывал из кружки пиво. Глядя на него, с удовольствием на этот раз хрустел раками и Борис.

Потом они опять шагали по Москве, сытые, умиротворенные, и мирно беседовали.

— Где живешь-то? — вдруг спросил Иван Федосеевич.

— В Люблино, — ответил Борис и поморщился, не желая больше распространяться на эту тему. Настроение у него мгновенно испортилось.

С жильем у него было скверно. По Курской дороге пригородные поезда ходили с большим нарушением графиков, иногда опаздывали, вместе с ними почти каждую неделю опаздывал и Борис. Самолюбие его страдало. И хоть бы комната была приличной. А то ни стола, ни стула, спал на полу, укрывшись кожанкой. По утрам вставал по «внутренним часам», потому что еще не приобрел настоящих. И к тому же без света, в темноте, тыкался в стены, как слепой кутенок. Пытался подыскать себе комнату в Москве, но так и не нашел: или цена непомерная, или же хозяйки откровенно приваживали одиноких мужчин.

Позавчера в начале смены столкнулся в проходной с начальником цеха Тарасовым.

— Это что за барство такое?! — удивленно воскликнул тот, бросив взгляд на часы. — Опаздываете на одиннадцать минут! А еще в примерных ходите.

Эти последние слова начальника доконали Бориса, Как раз в этот день он встал в половине четвертого, сел в поезд, а паровоз, то и дело буксуя и рассыпая искры, едва тащился. Не повезло и с автобусом: сорвался с подножки и больно зашиб коленку. Шел и думал: так больше не может продолжаться. Боль в коленке, обида на черствость начальника цеха оглушили Бориса. Он даже не сразу нашелся что ответить. Руки прыгали, когда собирал инструменты.

— Ты куда это собрался?! — раздался за спиной голос Сергея Кириллова. — Что задумал?

— Ухожу к чертовой матери. Совсем ухожу. Выговаривает, видишь ли, барство… Ему бы такое… барство!

Кое-как мастер все-таки докопался до сути, узнал о случившемся. И тотчас убежал. Но тут же возвратился.

— Пошли к Тарасову.

— Это еще зачем? И не подумаю.

— Чудак-человек. Все равно же не миновать начальника цеха, коль уходить собрался. Без его резолюции не уйдешь.

Борис как-то сразу обмяк и, прихрамывая, поплелся за Кирилловым.

Начальник цеха встретил его встревоженным взглядом. Укорил за то, что он ни слова не сказал, где живет и каково ездить ему из Люблино. Тот, оказывается, хорошо знал Курскую дорогу и беспорядки на ней. Кончилось тем, что Дроздову выдали дополнительный пропуск, допускавший получасовое опоздание с последующей отработкой после смены. Тарасов пообещал поставить перед дирекцией вопрос о предоставлении Дроздову жилья от завода.

…Трудно было с жильем, очень трудно, потому и не хотелось говорить об этом с Вальцовым.

Простились они тепло, по-дружески.

— Линейки, надеюсь, одолеем? — подмигнул Вальцов, не отпуская руки Бориса.

— Если б только в них была закавыка, — позволил себе и Борис загадочное выражение.

Думал он в это время о себе, о Жене Пуховой, о Пашке…

Глава четвертая

Женя

Табельщица цеха Люба подошла перед концом смены к Борису и передала клочок бумаги с записанным на нем номером телефона.

— Просили позвонить.

Дроздов рассеянно сунул бумажку в карман спецовки. Не дождавшись ответного слова, с ласковой заинтересованностью Люба спросила:

— Это кто же… Виктор Семеныч?

Круглое личико Любы выражало откровенное любопытство. Борис ей понравился сразу, еще с их первой встречи, на Москве-реке. Недаром она сама вызвалась узнать на заводе о месте для Бориса. Но встреча их тогда не состоялась, у Любы заболела мать, и она не пришла в назначенное время, чем была очень огорчена: встретиться с Борисом она уже больше не надеялась. Какова же была ее радость, когда она увидела Бориса в цехе. Вряд ли Люба смогла бы четко определить для себя, чем он пришелся ей по душе. Вроде и красоты в нем особой нет, а тянуло к нему. Борис казался ей надежным человеком; похож на сыроватый лесной костер, который медленно и туго разгорается, но зато долго и ровно горит. К такому человеку хорошо прислониться…

Есть женщины, способные видеть мужчину не только таким, каков он сейчас, но и таким, каким он может стать.

Такой была и Люба.

— Так кто же Виктор Семенович?

Вопрос Любы не только напомнил о записке, но и том, кто ее написал. Борисом вдруг овладело озорство. Он напустил на себя таинственность: выпрямившись, вытащил листок бумаги, прочел написанное и вдруг встревоженно обратился к девушке:

— Люба, ты никому не трепанешь?

Люба, понимая, что идет игра, заговорщицки шепнула:

— Ну, что ты, Борис… Зачем же?

— От наркома машиностроения звонили… — И замолк, уткнувшись в чертежи.

На умненьком розовом личике девушки — понимание и проказливость.

— Даже там помнят о Дроздове.

— А как же иначе. Знай наших.

Люба смеется, Борис мысленно кается, что завел Этот дурацкий разговор о наркоме, — не так уж и простодушна девчонка.

— Ладно, Люба. До наркоматов нам с тобой топать да топать…

— И все-таки кто этот Виктор Семеныч? — спрашивает Люба уже озабоченно.

— Следователь уголовного розыска.

— Господи! Что у тебя с ним?

— Ровным счетом ничего.

— Ну, пожалуйста, Борька… Может, что-то случилось? Что-то надо сделать?

Испуг, ничем не прикрытая тревога, желание немедленно прийти на помощь — все это читается на лице Любы. И первый раз за все время Борис внимательно и пристально всматривается во взволнованную девушку. А ведь она и в самом деле за него беспокоится.

— Да нет, Люба. Все в порядке. Мне лично никто ничем не грозит. Просто… Как бы тебе сказать?.. Разыскивал человека. Попросил помочь… Наверное, хочет что-то сообщить.

— А не врешь?

— Клятвы давать не умею. Поверь простому слову, правду говорю.

На этот раз Люба верит, но из состояния испуга выйти ей не так-то просто.

— Ох, Борис! Затеял ты что-то непонятное, — не отрывает она глаз от лица Дроздова. — Не влипнуть бы тебе. С милицией не шутят.

Она уходит; Борис, улыбаясь, некоторое время следит, как с неосознанной грацией плывет-качается ее тоненькая ладная фигурка. Он любуется Любой, а та, видимо чувствуя взгляд, замедляет шаг, будто давая возможность рассмотреть себя получше.

«Ай да Люба! Жениха тебе пора, милушка», — думает Борис, не подозревая, что он-то сам и есть желанный человек для этой славной девушки.

Спохватившись, он переключается на записку: что-то нынче скажет Головастов? По пустяку не стал бы беспокоить. Не раз Борис порывался ему позвонить, но сдерживал себя, чтобы не показаться излишне заинтересованным. И вот наконец дождался.