Константин Золотовский - Рыба-одеяло Страница 20

Петр лично руководил сражением.

Подпустив атакующие русские галеры на расстояние полупистолет­ного выстрела, шведы открыли огонь всей артиллерией. Осыпанные гу­стой картечью, атакующие отступили.

Вслед за тем кордебаталия[21], построившись в две линии, без выст­рела снова двинулась на шведский центр. Но и она была отбита ураган­ным огнем шведских орудий.

В третий раз пошли наши прадеды на шведов тем же строем. Но уже на фланги противника. Причем в помощь артиллерии был придан ружейный огонь. Командиры переходили со скампавеи на шлюпки и с обнаженными саблями шли впереди своих подразделений. На море был мертвый штиль. Тяжелый пороховой дым застилал весь фиорд, отчего орудийный огонь шведов потерял меткость.

Уже каждая русская галера первой линии была покрыта убитыми и ранеными, но вторая достигла цели и схватилась крючьями за швед­ские борта – вступила в абордажный бой. На левом фланге врукопаш­ную дрались на палубе большой шведской галеры «Трапан». Повреж­денная галера под грузом защитников и нападающих накренилась, за­черпнула бортом воду и пошла ко дну.

Дольше всех били самые могучие орудия флагмана «Элефант», не подпуская к себе. Но и наша артиллерия на близком расстоянии оказа­лась сильной.

«Элефант» загорелся и после рукопашного боя сдался. Петр сам энергично помогал тушить на нем пожар. Упавший за борт раненый Эреншельд был доставлен на скампавею Петра. Гангут стал русским.

Петровский флот вошел в Неву, ведя за собой взятые в плен шесть шведских галер, несколько шхерботов и флагманский фрегат «Элефант» со спущенными за кормой флагами.

Петербург пышно встретил победителей. На мосту Петропавловской крепости высилась Триумфальная арка. На ней виднелся орел, сидевший на слоне. А слон по-шведски – «элефант», так назывался пленный флагман. Надпись над рисунком арки гласила: «Русский орел мух не ловит».

Нева дрожала от пушечной стрельбы и криков «ура!». Вечером в честь «преславной виктории» был сожжен грандиозный фейерверк.

Однако царские правители после Петра не оценили огромного стратегического значения полуострова Гангут. Осенью 1788 года, когда русский флот ушел оттуда на очередную зимовку, щведы безнаказанно забрались на Гангут и соорудили свою крепость.

Лишь спустя двадцать лет, 9 мая 1808 года, русские смогли снова выбить шведов с полуострова.

Несколько раз гарнизону Гангута приходилось отбивать яростные вражеские нападения. Но самая беспримерная и невиданная защита по­луострова произошла в июне 1941 года. После Октябрьской революции Гангут отошел к Финляндии, согласно мирному договору. А перед Вели­кой Отечественной войной Советский Союз взял полуостров в аренду, под военно-морскую базу.

В Ленинграде, в начале улицы Пестеля, стоит часовня в стиле пет­ровского барокко, сооруженная в честь победы при Гангуте. А через до­рогу, перед белым зданием, вознеслась вверх чаша и над ней далеко видная надпись, сделанная уже после Отечественной войны: «Слава мужественным защитникам полуострова Ханко!»

2. БТК

Ханко! Я вступил на твои опаленные войной камни в начале июля 1941 года.

Как только я получил мобилизационное предписание, Балтийский флотский экипаж назначил меня в первую бригаду торпедных катеров – БТК. Находилась она на полуострове Ханко.

Всю ночь мы шли туда морем из Таллина. Наше судно тянуло за собой на буксире огромную баржу с грузом для защитников Ханко. Шныряли вражеские подводные лодки. То здесь, то там ухали в воде глубинные бомбы, которые сбрасывали сопровождавшие нас торпедные катера.

На рассвете вырос перед нами темный скалистый остров Руссари – форпост Ханко.

Гремели артиллерийские залпы неприятельских орудий. Финны обстреливали порт с многочисленных островов.

Мы высадились и побежали вдоль берега.

– Сюда! Сюда! – кричат нам «старожилы» полуострова.

Подбегаю.

– Вы в БТК? – спрашивает командир.

Не успел ответить, как рядом бухнул снаряд. Осколки зазвенели о прибрежные валуны. Ни командира, ни матросов – никого вокруг меня не видно. Собака была рядом – и той нет.

Я еще не был обстрелян и никак не мог сообразить, что же мне де­лать: бежать или падать? Стою, весь засыпанный песком. Даже на зубах хрустит – полный рот песку набился.

Наконец вижу, из какой-то норы неподалеку показалась чья-то го­лова, из-за камня – другая. Командир откуда-то выскочил, бежит ко мне:

– Почему тут остались?

– А куда мне было деться? – говорю растерянно.

– В капонир[22] укрыться.

– Не знаю, где он.

– Рядом! Тоже мне, присылают офицеров. – И показал, где ка­понир.

Через несколько часов я уже осмотрелся. Кругом гранит, валуны и... розы.

Ханко – самая южная оконечность Финляндии. Когда-то у финнов здесь был курорт. Из леса выбегали белки, прыгали на плечи, золотые рыбки плавали в прудах. А теперь это место стало ареной ожесточенных сражений.

3. «Гангут смеется»

В бригаде торпедных катеров выходила небольшого формата мат­росская газета «За Родину». Так как я был немножко знаком с газет­ной работой, меня назначили помощником редактора. Первый номер я выпускал один. Корреспондентов совсем не было. Потом, помню, мото­рист, старшина второй статьи В. Светлов принес «Балладу о том, как шюцкор тысячу марок не получил». Мы вместе выправили ее и опубли­ковали. Вслед за ним явился отличник пулеметного расчета Погребельный со стихотворением, посвященным ханковским летчикам. А затем старшина Кузьмин – тоже со стихами: «Враг, не суйся к нам на Ханко!»

Газета имела потрясающий успех. Бойцы восхищенно смотрели на своих друзей.

– Вот здорово! Витька, ты, оказывается, поэт?

– Кузьмин! А мы и не подозревали, что ты пишешь!

Светлов и Кузьмин смущенно улыбались, довольные похвалой. Больше недостатка в корреспондентах я не испытывал. Всем хотелось напечататься в газете, да и было о чем писать. Катерники каждый день совершали подвиги, выгоняя неприятеля с островов вокруг Ханко.

Помощником у меня был бывший типографский рабочий, старшина Иван Шпульников. Он ловко вырезал на линолеуме клише по моим рисункам. Линолеум брали из финских домиков. Все полы там были им покрыты. Когда на Ханко прибыл художник Борис Пророков, то и ему очень понравился этот материал. Он был податливый под ножом, давал удивительно четкий рисунок и тончайшую линию.

Вскоре нашу газету «За Родину» объединили с газетой централь­ной военно-морской базы «Красный Гангут». Писали теперь уже не только о бригаде торпедных катеров, но и обо всех защитниках Ханко.

Редакция «Красного Гангута» помещалась в подвале бывшего швед­ского посольства. По двору, чтобы попасть туда, всегда бежали – вра­жеские снаряды постоянно рвались. На полуострове Ханко не было сан­тиметра скалистой земли, куда бы не попадал осколок. Даже крысы не находили места, где спрятаться, и жили в нашем помещении. Ложишься спать, а рядом тесак ставишь. Только уснешь, бежит эта тварь по жи­воту. Вскакиваешь: ах, ты... и тесаком ее. Но они совсем обнаглели, не боялись и днем показываться.

Газета требовала оперативности, как и все дела на Ханко. Прихо­дилось бывать в разных концах полуострова. То участвовал в боях от­ряда морской пехоты под командой капитана Гранина, чтобы дать в «Красный Гангут» самый живой материал о доблестных гранинцах. То отправлялся на Утиный Нос к замечательному артиллеристу Брагину, где у самого берега посреди гранитных скал стояли его орудия. Сразу от них тянулась поросль березок. В шутку это место бойцы называли «Парк культуры и отдыха». Только отдыхать им почти не приходилось. На батарее было всегда очень «жарко». Стоял сплошной звон от ска­чущих по камням осколков. Казалось, что снаряды летели беспрерывно. Брагинцы огрызались редко – берегли боеприпасы, но уж стреляли так, что начисто разносили вражеские гнезда.

То я спешил на батарею Руденко, любимого ученика капитана Гра­нина. Бойцы здесь били врага одинаково точно днем и ночью.

Старшина Сергеев гибкими чувствительными пальцами, даже с завязанными глазами, разбирал и собирал сложный орудийный замок.

Или я находился у прославленного капитана Жилина, который знал свою батарею, как личный пистолет. О жилинцах в «Красном Гангуте» были стихи:

«Ее снаряд, опережая громИ молнию, несет врагу отмщенье,Все ускоряя грозное вращеньеПо линиям, нарезанным винтом...»

То с группой моряков шел для поддержки гарнизона на остров Осмуссаар, расположенный в другой части моря, возле мыса Шпитгам, откуда гитлеровцы в упор стреляли по его защитникам. А потом в га­зете «Красный Гангут» сообщал ханковцам о боевых делах этого дале­кого гарнизона.