Константин Золотовский - Рыба-одеяло Страница 22

5. Один против шести

Не знали гангутцы, что такое отступление. Не только на суше, но и на море бесстрашно дрались они с противником.

Однажды у бойцов капитана Гранина наступила передышка после боев, и меня послали в порт, чтобы поискать там в складах легководо­лазное снаряжение. Предполагали создать подводный десант, и такие аппараты были нужны позарез.

Я уже подходил к дикой скале, расписанной узорами светло-зеленых мхов. За ней откроется море. Впереди кто-то запел приятным тенором:

«А если мне пуля ударит в високИ кровь пробежит торопливо,Снеси меня, море, на чистый песок,На берег родного залива...»

От этих слов мое сердце вновь затосковало по морским глубинам. Ведь на Ханко в то время я был единственным водолазом, который волею судеб превратился в морского пехотинца.

Я прибавил шагу и догнал певца. Раскачиваясь в такт песне, он шел с запрокинутой головой. Это был молодой матрос Петров, служив­ший теперь у Гранина пулеметчиком. Матрос решил навестить в порту свой торпедный катер.

– Так хочется в море! Надоели эти камни!

И, пока мы шли к берегу, он все рассказывал мне о своем прежнем командире – лейтенанте Терещенко.

– Он у нас заботливый. Вечером проверит, хорошо ли спят матросы. Помню, как-то я разметался и сквозь сон чувствую: ноги при­крывают одеялом. Да так осторожно. А мне мать приснилась. Думаю: наверно, она. Приоткрыл глаза, а это Терещенко: «Спи!» – шепчет. – Петров вздохнул. – А гитарист какой он великолепный.

Свинцовые волны кидали на скалы шипящую пену. У портового причала стоял катер лейтенанта Терещенко с приспущенным флагом, – значит, на судне траур. Но что же случилось?..

Катер ходил на остров Даго, где оборонялся гарнизон наших моряков, чтобы вывезти оттуда раненых.

Шторм был шесть баллов.

Крупные холодные волны хлестали по застывшим у пушек комендо­рам в плащах и зюйдвестках. Лейтенант Терещенко стоял на мостике и всматривался в далекую линию берега.

Оттуда доносилась канонада. На острове шел бой. Но обстановка была неясная. Где наши и где расположились гитлеровцы – определить было невозможно.

До острова оставалось уже метров двадцать, когда лейтенант заметил на берегу фигуры моряков. «Наши, – обрадовался Терещенко. – Но странно: ни возгласа, ни взмаха руки».

Катер развернулся кормой, чтобы подойти к острову. Неожиданно с пронзительным визгом воздух прорезали мины. И тут только Тере­щенко понял, что гитлеровцы, переодетые в форму советских моряков, устроили катеру ловушку. Но было уже поздно...

Вражеская мина угодила прямо в мостик катера. Командир упал, сраженный осколком. Матросы бросились к нему. Смуглое лицо Тере­щенко побелело. Успел лишь сказать: «Маневрируйте. Курс ост». И за­молк навсегда.

Второй взрыв сотряс судно. Фонтан горячих осколков брызнул во все стороны. Воздушной волной столкнуло с рубки сигнальщика Соломакина. Рулевой Паршин удержался у штурвала, но затуманенные глаза его ничего не видели. Он ударился затылком о медный корпус компаса...

Кто же теперь поведет судно?

На мостик вбежал младший лейтенант Гончарук. Все сразу обер­нулись. Худощавый, с тонким загорелым лицом, младший лейтенант прежде был как-то мало заметен, ничем особенным не выделялся и даже говорил тихим, нетвердым голосом.

– Огонь по врагу! – скомандовал лейтенант, да таким властным тоном, какого от него еще никогда не слышали.

Комендоры полыхнули по берегу пулеметным и пушечным огнем.

– Полный вперед!

Катер, выжимая всю скорость из машины, помчался по курсу, указанному погибшим командиром. Береговая батарея врага не­истовствовала.

Гончарук понял: идти прямым курсом – значит погибнуть! Надо маневрировать под огнем. Скрытые в утробе катера мотористы во главе с техником Смирновым словно жонглировали механизмами – катер делал самые замысловатые зигзаги. Попробуй-ка попади!

Враг перенес огонь, пытаясь отрезать путь на Ханко. Горы воды поднимались вокруг катера и всей тяжестью обрушивались на палубу, окатывая матросов. Ветер срывал гребни волн и кидал прямо в лицо Гончарука. Соль от морских брызг запеклась на его губах.

Вдруг судно повалилось набок. Все-таки получили пробоину! Боцман Колесников молниеносно перебежал по прыгающей палубе, накинул брезент на пробитое место, и матросы на полном ходу ловко забили отверстие деревянной пробкой. Катер снова выровнялся.

– Проскочим! – решительно сказал Гончарук, сжав до хруста пальцев мокрые поручни мостика.

И катер прорвался сквозь неприятельский заградительный огонь. Снаряды все еще падали, но уже не достигали цели. Судно шло прямым курсом, разрывая воду на две седые гривы.

– Вижу три торпедных катера! – неожиданно доложил сигналь­щик Соломакин. – Расстояние пятьсот метров. Идут наперерез нашему курсу!

– Запросить, чьи суда!

Соломакин запросил позывные.

Катера не ответили.

Дистанция сокращалась.

– Справа еще три катера. Тоже идут наперерез! – снова сообщил сигнальщик.

Приближались вражеские суда, вооруженные, в отличие от наших, скорострельными автоматическими пушками.

– Поставить дымзавесу! – скомандовал Гончарук.

Это был блестящий маневр. Под защитой завесы наш катер сделал такой кольцевой разворот, что неприятельские суда оказались по бор­там – три на левом и три на правом.

Один среди шести волков! Как отбиться?

– Расстреливать поодиночке! – приказал Гончарук.

Огонь сосредоточили на флагманском судне, наиболее крупном из вражеской эскадры. Но стрелять было нелегко. Море окончательно рас­свирепело. Катера как бы пружинили на огромных волнах, снаряды ле­тели поверху, срезая только мачты противника.

На советском катере повалилась рубка, стальной смерч проносился над головами моряков. Люди оглохли от гула орудий, и Гончарук, помогая голосу, взмахивал рупором по направлению цели.

Матрос Андруцкий, с потемневшими от напряжения глазами, поли­вал свинцом неприятельское судно. И тут раздалось могучее матросское «ура!». На флагмане взметнулся столб огня. Судно вздрогнуло, опроки­нулось и исчезло в балтийской пучине. Под прицелом оказался второй фашист. И этот получил стальной гостинец. Меток глаз у советского моряка – подбитый хищник завертелся, будто на одной ноге, и пошел на дно.

А третий не принял боя. Удрал, укутавшись в плотное одеяло дыма.

Правый борт был чист.

Гончарук перенес огонь на левый. Враги не выдержали и, отстрели­ваясь, отступили.

Гончарук смахнул с лица соленые брызги и облегченно вздохнул:

– Отбой!

Только теперь моряки почувствовали усталость, мокрая одежда, как холодный компресс, прилипла к телу. Из люка вылезли мотористы, к которым не попадали волны, но они были мокры от собственного пота и масла.

– Ну, здорово ваши «ноги» работали! – похвалил их Андруцкий. А «ноги» – это машина корабля. Они действительно сегодня потру­дились!

– И ваши пушки крепко всыпали скорострельным автоматиче­ским! – отозвались мотористы.

Отважный экипаж прибыл на Ханко. На всех судах бригады торпед­ных катеров приспустили флаги.

Дверь командирской каюты открыта. На стене молчит гитара... Нет больше командира Терещенко, с которым пройдено столько суровых походов...

А младший лейтенант Гончарук снова тих и незаметен, но команда теперь с уважением прислушивалась к каждому его слову!

6. Плавбаза БТК

Торпедным катерам было неуютно у скалистых берегов Ханко. Все время донимали обстрелы. Приходилось то и дело прятаться и пере­двигаться с места на место. Им, как и подводным лодкам, требовалась плавучая база, где бы могли размещаться матросы, мастерские, бое­припасы и необходимые материалы.

Однажды я только вернулся с Хорсэна в редакцию газеты «Крас­ный Гангут», как вдруг вызывают в БТК. Говорят: «Водолаза требуют». Значит, кто-то им сказал о моей морской профессии. Может быть, Гранин. «Неужели, – думаю, – опять насчет организации подводного десанта? Но ведь в порту я все обыскал и не обнаружил никакого водо­лазного снаряжения! Возможно, хотят создать в мастерских, как делают самодельные минометы? Но кислородный аппарат куда сложнее мино­мета и нужен готовый образец, а на Ханко нет даже чертежа».

Прихожу. Штаб бригады располагался в землянке. Начальник БТК, посмотрев на мои плечи, воскликнул: «Ого, сразу видно водолаза!» И потащил на берег.

Из воды торчал борт затонувшего судна, довольно вместительного.

– Выручай! Срочно надо поднять вот эту плавбазу. Без нее про­падем.

– А тяжелое водолазное снаряжение где?

– Есть один комплект, лишь спускаться в нем некому.

– Хорошо, но вентилируемый скафандр я не могу надеть сам, это же не рейдовая маска!