Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли Страница 25

Ее никто не поддержал в этом игривом настроении.

Баня стояла на отшибе, на лужайке, где расположились крытые грузовики медиков, чья-то полевая кухня и старенький автобус дивизионной многотиражки. Рядом с баней был колодец, около него сидели и лежали на траве шоферы. Они встретили девушек солеными шутками-прибаутками, но, увидев капитана Карташеву, тут же приумолкли. Лишь один из них задиристо спросил Ольгу:

— Может, водички подать, сержант?

Она не удостоила его ответом.

Полина сказала шоферам:

— Вам тоже бы надо привести себя в порядок. Сейчас мы помоемся, и баня в вашем распоряжении.

— Спасибочки, товарищ капитан, — отозвался словоохотливый парень.

Другой, постарше, заметил:

— Пока женщины плескаются, мы уже будем в Бессарабии.

Если и бывают на фронте житейские удовольствия, то превыше всех деревенская баня. Она — предел солдатских желаний, особо после долгих, затяжных боев или после долгого, изнурительного марша. Не часто война балует солдат. Все больше приходится кое-как, на скорую руку мыться под открытым небом, в какой-нибудь балке, где трофейные бочки заменяют и парную, и душ, и прачечную. Сколько этих походных банек оставлено на плацдармах, начиная с Терека!..

Полина тщательно вымыла голову, густые волосы, наверное, унаследованные от матери, доставляли ей немало забот. Но мать так и не рассталась со своими косами в гражданскую войну, а Полине пришлось волей-неволей остричься. «Не горюй, до Берлина новые косы вырастут!» — шутили ее подруги по батальону, когда заходил разговор о молодости, которую война разом отодвинула в далекое прошлое.

«А они совсем подростки, — с умилением думала Полина, глядя на своих помощниц. — Разве одна Галя выделяется осанкой взрослой девушки, остальные же ну просто еще пигалицы, особенно Ольга, хотя и вынесла с поля боя десятки раненых».

Ничему теперь Полина не завидовала, кроме молодости. Ей пошел тридцать пятый год: песенка спета. И не заметишь, как стукнет сорок, заключая короткий бабий век. Только сын — единственная отрада в жизни. Говорят, сыновья у одиноких матерей более мягкие и добрые. Что ж, она не может пожаловаться на своего Марата.

— Вы опять зажурились, Полина Семеновна? — спросила ее Мелешко. — Давайте-ка я лучше займусь вашей спинкой.

— Да я уже заканчиваю мыться....

Девчонки блаженствовали в жарко, натопленной бане. Где-то раздобыли березовые веники и, попеременно забираясь на полок, хлестали себя до изнеможения. Полина не любила париться, но с улыбкой наблюдала за веселой возней девчат. Так не мылись, кажется, с самой Кировоградщины, где стояли в зимней обороне.

— Ой, никак самолеты? — насторожилась Галя.

Полина чутко вслушалась. На село наплывал надсадный гул моторов, словно «юнкерсы» одолевали крутой подъём. Она посмотрела в запотевшее оконце.

— Идут на переправу. Ну-ка, девочки, поторопитесь.

— Баня не мост, нам нечего бояться! — озорно ответила Ольга, поднимаясь на полок.

Со стороны реки долетел знакомый леденящий свист пикировщика и вслед за ним бомбовый удар. Еще, еще: свист — и удар, свист — и удар. Там, как видно, образовалась сплошная «карусель» над переправой, и «юнкерсы», замкнув широкий круг, один за другим бросаются в пике и снова взмывают в небо для очередного выхода на цель.

Банный восторг девчат поутих. Одна Ольга не обращала никакого внимания на бомбежку.

— Хватит тебе, кончай, — строго сказала Галина Мелешко.

И тут рубленую баньку качнуло от близкого разрыва, лопнуло, зазвенело оконное стекло. «Недолгим был наш рай», — успела подумать Полина. Все кинулись на пол — кто где стоял, даже Оля мигом скатилась с заветного полка.

Улучив момент между разрывами, Полина выглянула в разбитое окно. Высоко над Бутором, не ломая строя, шли клин за клином тяжелые бомбардировщики. Они, словно походя, попутно сбрасывали гремящий груз, уверенные в том, что над большим селом, переполненным войсками, не промахнутся.

Полина быстро перевела взгляд на землю. Немногие из шоферов успели укрыться в бункере, остальные лежали близ машин.

А бомбы все сыпались. Баньку опять качнуло с такой силой, что она еле выстояла от взрывной волны.

— Господи, что же это? — вырвалось у Гали, которая не боялась ни черта, ни дьявола, но бомбежку не переносила.

— У меня ключ от погреба, бежим! — Ольга потянула ее за руку.

— Дай же одеться.

— Некогда, бежим!

— Там мужчины... — простонала Галя.

— Им сейчас не до нас. Оля первая выскочила из бани, увлекая за собой Галю Мелешко и Люду Иванову.

Полина проводила их тревожным взглядом: они белыми тенями метнулись через лужайку, мимо лежавших в траве солдат. Если бы кто из шоферов поднял голову, то не поверил бы своим глазам, увидев этих обнаженных фей под яростной бомбежкой. Но Ольга права, — солдатам было не до того. Рядом бухнул сильнейший разрыв. Полина отшатнулась от окна, подумав, что девчонкам не добежать до погреба. Однако военная судьба пощадила ее золотых помощниц. Когда она снова нерешительно высунулась из-за бревенчатого простенка, они уже были у самого входа в погреб.

Налет продолжался. Около бани чадил крытый грузовик, поодаль свечой горел омет. Дым и пыль, смешиваясь, затягивали село черно-рыжей завесой. Баньку тряхнуло еще разок: пламя жарко вымахнуло из топки. Полина отскочила к двери, поеживаясь от сильного ожога. Она схватила таз с водой, принялась заливать огонь.

И тут все сразу стихло. Наступила та неземная тишина, когда и звон в ушах нестерпимо оглушает, а частые удары сердца точно гул набата.

Полина оделась, вышла. Низовой южный ветер относил тучи терпкого дыма к центру села. Водители грузовиков вставали, отряхивались с этаким видом полного равнодушия к тому, что происходило несколько минут назад.

— С легким паром вас, товарищ капитан! — громко сказал тот самый балагур.

Шоферы рассмеялись, начали подтрунивать друг над другом, — кто и как вел себя под бомбежкой. Полина давно отметила, что после каждой новой встречи со смертью с глазу на глаз людьми овладевает странная веселость.

— Раненые есть? — спросила она.

Был легко ранен водитель редакционного автобуса.

— Вам повезло, товарищ, — сказала она, перевязывая ему руку.

— Всем нам повезло, удар пришелся по центру села.

— А разрешите узнать, товарищ капитан, где ваши сестры? — не унимался говорливый парень.

— Мои сестры?.. — И она спохватилась, что бедные девчонки до сих пор отсиживаются в леднике. — Пойдемте-ка, кавалер, со мной.

Она связала вещи девчат в большой узел, а солдата-весельчака нагрузила целой охапкой кирзовых сапог. Он стоял в предбаннике, ничего не понимая.

— Да где они-то?

— В подвальчике, пьют квасок после бани.

— Вот оно что!.. — парень так захохотал, что даже выпустил из рук свою ношу. — Когда же они успели проскочить?

— А тогда, когда вы лежали вон там ничком.

— Эх, век не прощу себе этой промашки! — бодро сказал он, пытаясь скрыть свое смущение, что какие-то девчонки оказались куда смелее мужиков.

Вернувшись на квартиру, Полина отправила Ольгу в медсанбат, узнать, нужна ли ее помощь. Но потери были невелики: трое раненых и двое убитых. Выручили винные подвалы и погреба, которых в селе насчитывалось не меньше домов. Зато бомбежка, неожиданная и безнаказанная, нанесла урон технике, скопившейся на улицах Бутора. Да и сам Бутор немцы изрядно перебутырили: до вечера горели в разных местах деревянные домики, клонились по-осеннему еще недавно пышные, белые сады, дико иссеченные осколками.

Полина получила распоряжение: быть готовыми к выезду из села завтра в шесть ноль-ноль. Конечно, дальше оставаться в селе нельзя — «юнкерсы» непременно снова прилетят с бессарабских аэродромов.

Возбужденные событиями, девушки долго не ложились спать. Больше всех болтала, конечно, Ольга, вспоминая, как она бежала в погреб, как чуть не споткнулась о ноги какого-то солдатика, растянувшегося поперек дорожки, как долго не могла открыть замок, — не слушались руки от испуга, — как потом, когда голая стала мерзнуть в погребе, на чем свет стоит ругала себя; за дурацкий побег из бани.

— Если бы не вы, товарищ капитан, я бы совсем закоченела!

— Ладно, ладно, устраивайтесь на покой, — сказала Полина.

В дверь постучали, тихо, деликатно.

— Кого еще там принесло? — сердито отозвалась Ольга.

— А это меня занесло попутным ветром. — На пороге остановился высокий седой полковник с плащ-накидкой на руке.

— Извините, пожалуйста, я думала...

— Извиняю, сержант, — улыбнулся он.

Полина сразу догадалась, что это и есть, наверное, тот самый полковник Родионов, о котором говорил недавно Богачев. Он подошел к ней, учтиво, даже галантно представился, как умеют делать старые военные. Она, в свою очередь, по-хозяйски пригласила к столу.