Сергей Воронин - На своей земле Страница 27

— Соскучился, сынок? — говорил отец и гладил Костю по голове широкой ладонью.

В те годы в колхозе было мало мужиков, и всю работу справляли женщины. Но Павел Клинов не пошел в поле. Больше месяца он пробыл дома. Несколько раз к нему приходила Глафира Найденкова — председатель колхоза, — она просила помочь на уборке урожая, и всякий раз отец отказывался. Его стали называть лодырем, лежебокой. Косте было больно слышать такие слова. Он дрался с ребятами, поссорился с лучшим другом Колькой Евстигнеевым, давшим ему рекомендацию в комсомол. Никому не хотел верить, что его отец плохой. Любил его. А отец на самом деле был лентяем. Да еще теперь стал вором! На что позарился, на удобрения. Все для огорода своего, из-за жадности.

«Что же делать?» — в сотый раз спрашивал себя Костя и не знал, на что решиться. Ему было тяжело заявить во всеуслышание, что его отец — вор. Какими глазами будут смотреть на их семью люди! Но как посмотрит он сам в глаза своим товарищам, если умолчит?

Костер замирал. Желтенькие огоньки перебегали по черной чадящей головне. Седой пепел толстым слоем лежал на углях. Костя оглянулся. Пора уходить. Но как не хотелось идти домой… и вдруг по лесу разнесся зычный голос отца:

— Ко-стя! Кон-стан-тин!

Костя вскочил, сжал кулаки! Отцовский голос показался ему сейчас чужим. «Нет, я не отзовусь…» — решил он и побежал, вытянув вперед руки, не замечая, как бьют по лицу намороженные ветви. «Кон-стан-тин!» — донеслось до него, но он был уже далеко.

Мотор оказался с дефектами: протекал радиатор, верхняя рубашка водяной помпы была пробита, масляный фильтр поврежден. Когда все это обнаружилось, Кузьма безнадежно махнул рукой. Но Иван Сидоров так начал горячиться, доказывая, что ему заварить и склепать — плевое дело, что Кузьма сразу сдался, и через полчаса председатель колхоза стоял у горна, а Сидоров в брезентовом переднике выбирал из кучи железного лома материал для ремонта.

Они работали всю ночь напролет и к утру заклепали пробоину в водяной помпе, в полдень запаяли радиатор, а к вечеру починили стакан масляного фильтра. Отдохнув всего лишь час, принялись за сборку. Им не терпелось поскорее пустить мотор, послушать, как он начнет гудеть, как будут позванивать в окнах стекла, как мелкой дрожью наполнится изба.

Кузьма удивлялся той прыти и настойчивости, какие проявлял кузнец. Он никак от него этого не ожидал, — а у Ивана Сидорова была своя думка, он мечтал стать механиком при моторе.

Во время сборки многие детали получили новые наименования, до сих пор неизвестные ни одному водителю.

— Дай-ка мне вон ту фуфлыгу, — кивал головой Кузьма на деталь, и кузнец чутьем определял, что именно было нужно Кузьме. — А где у нас эти? — Кузьма сучил пальцами, и кузнец нес ему свечи для зажигания.

До самого конца сборки все шло гладко и детали сразу находили свои места, но когда движок был собран, неожиданно обнаружился некоторый излишек болтов, гаек и каких-то маленьких пружинок.

— Ну и начхать на них! — нетерпеливо сказал Иван Сидоров. — и без них обойдемся. К тому же неизвестно, куда их ставить.

Но Кузьма снова уткнулся в книгу и отыскал им место. К счастью, мотор не пришлось из-за них разбирать.

Наконец все было готово. Даже болтам нашлось применение. Оставались непривернутыми две гайки, но ими решено было пренебречь.

— Начинается испытание! — торжественно произнес Кузьма.

Иван Сидоров обтер рукой губы, словно собираясь целоваться, и шопотом спросил:

— Мамашу не испугаем?

— Обрадуем, — ответил Кузьма. — Заправляй горючее.

Когда все было подготовлено для пуска, Иван Сидоров снял шапку и замер, готовый каждую секунду вздрогнуть от звука мотора. Но прошло несколько минут, а движок молчал. Кузьма бегал вокруг мотора, что-то поправлял в нем, залил бензином свечи, даже зажег паклю и стал подогревать какие-то части, но движок молчал. У Сидорова перехватило дыхание, он смял шапку и, наконец, не выдержав мучительной тишины, негромко спросил:

— Что же это?

Кузьма вздохнул.

— Надо снова разбирать… чего-то мы не так сделали.

— Чего не так? Вроде все, как по книге…

— Ладно. Иди домой, а завтра на свежую голову посмотрим.

— Я не пойду, — угрюмо ответил кузнец, — ты, если хошь, иди спи, а я поразбираюсь… Никогда еще от своего не отступал.

Когда Степанида Максимовна вышла в кухню, она чуть не заплакала от досады: Иван Сидоров, примостившись у края добела вымытого стола, скреб напильником какую-то промасленную железину, а Кузьма мыл в бензине втулки, пружины, гайки и раскладывал их в строгом порядке на подоконниках, на лавке, на полу.

— Да что же, Кузынька, делается-то? — с сердцем сказала Степанида.

Кузьма посмотрел на нее мутными глазами и ничего не ответил. Иван Сидоров еще ниже склонился над столом.

Степанида Максимовна постояла, качая головой, и занялась самоваром.

Неожиданно с улицы донесся гудок автомобиля.

— Машина! — радостно вскочил Сидоров. И сразу у него мелькнула мысль, что надо бы затащить сюда шофера: наверное, он поможет разобраться во всех этих гайках и втулках. И Кузьма подумал то же самое. Он накинул полушубок и без шапки выбежал на улицу.

С неба падал крупный медленный снег. На востоке слабо алела утренняя заря. Машина стояла, белая, посреди дороги.

— Эй, друг! — закричал Сидоров, опережая Кузьму. Он боялся, как бы шофер не уехал.

Дверца кабины открылась.

— Не скажете, где предколхоза живет? — раздался дрожащий бас.

— Я председатель, — ответил Кузьма, вспоминая, что где-то он уже слышал этот голос.

— Ну, тогда здравствуйте! — пробасил шофер, вылезая из машины. — Не узнали? Галактионов.

— Василий Петрович! — вскричал Сидоров, бросаясь к механику. — Вот кстати! Ах ты, мать честная! — он хлопнул механика по плечу и потащил его в избу.

Через несколько минут Галактионов стоял посреди кухни, удивленно оглядывая разбросанные части мотора.

— Что это у вас?

— А мы по книге! — весело закричал Сидоров и залихватски ударил себя по ноге. — Мы тут с Кузьмой Иванычем всякие фильтры и помпы и прочее в совершенстве одолели. Теперь так, чтоб только собрать и, как говорится, пожалуйста, — лампочка Ильича.

— Не то говоришь, Иван Владимирович, — остановил его Кузьма и посмотрел на механика. — Тут дело такое, товарищ Галактионов, если сможете, помогите нам. Ничего у нас не получается. В крайнем случае, хоть посоветуйте, если очень торопитесь.

— Да ведь я к вам не заездом, — внимательно присматриваясь к деталям, ответил Галактионов. — Сокол специально направил меня. Я даже мандат на выборы взял, чтоб здесь…

И все-таки Костя ночевал дома. Он ничего не сказал матери. Даже не ответил ей, когда она спросила, где он пропадал. Взяв со стола ломоть хлеба, забрался на печь и, тоскливо жуя, равнодушный ко всему, кроме своего горя, лежал подавленный, думая о себе.

— Вот теперь отец пропал, — вздыхала внизу мать, — тебя пошел искать и пропал. И что вы только делаете со мной!

Костя молчал.

— Сынок! А сынок… Ай спишь?

Костя молчал. Ему хотелось сейчас, чтобы отец совсем не пришел, замерз бы в лесу… Тогда Костя никому бы ничего не сказал, и не было бы стыдно… А удобрения принес бы обратно. Тихонько принес бы… И он заплакал, жалея отца.

Но Павел Клинов не замерз. Он пришел и закричал еще с порога:

— Явился, нет?

Голос у него сорвался.

— Дома, — ответила Марфа, — на печке.

— Ну, слава богу, — раздеваясь, вздохнул Павел, — а то костер нашел, а его нет, все сердце оборвалось. — Он снял со стола лампу и, высоко ее неся, подошел к печке: — Ишь, спит… сморился, и хлеб в руке, — ласково сказал Павел. — Дурашка, глуп еще…

— А и не глуп! Уйди от меня… не трожь! — вскочил Костя.

— Ну-ну, ты того… тише! — отходя, забормотал отец.

А чуть свет Костя побежал к Кузьме. Надо было всё рассказать. Пускай знает Кузьма Иваныч, но не гонит отца из колхоза. Пропадет тогда отец. А он, Костька, даст честное комсомольское, что отец больше никогда так не сделает.

— Тише! — сурово сказал. Галактионов, когда Костя вбежал в избу.

— Да мне председателя…

— Спит он. Позже придешь.

Но позже пришлось идти в лес, и только вечером Костя увидал Кузьму. Он застал его в школе, в маленькой комнате, где помещался агитпункт. Кузьма привинчивал к потолку белый, как грибок, фарфоровый ролик. На полу лежали провода. Иван Сидоров тянул по стене зеленый шнур. Галактионов ставил выключатель.

— Кузьма Иваныч, — задыхающимся голосом проговорил Костя, — на минутку вас…

— Подожди, вот сейчас засветим…

И верно, через минуту зажглась лампочка. Она была маленькая, ослепительно яркая. Костя взглянул на нее, потом перевел взгляд на Кузьму и вместо его лица увидал радужное пятно. Иван Сидоров то выбегал в сени, где глухо и ровно гудел мотор, то заглядывал в комнату и смеялся обросшим волосатым ртом.