Юрий Слепухин - У черты заката. Ступи за ограду Страница 28

В девятом часу вернулась Беба. Как всегда, она несколько секунд возилась с английским замком; потом дверь наконец скрипнула, отворяясь, потом щелкнул выключатель. На полу протянулась острая полоса света.

— Ола-а! — крикнула из передней Беба.

— Добрый вечер, шери, — отозвался Жерар, не поднимаясь с дивана. Беба открыла дверь и заглянула в комнату, расстегивая плащ.

— Ты сидишь в темноте? — испуганно спросила она. — До сих пор болит? Как странно, что хениоль тебе не помог, мне всегда помогает сразу…

— Что? — не сразу понял Жерар. — Да нет, голова уже давно прошла. Как только я принял таблетки.

— А, ну хорошо. Я подумала, что ты сидишь в темноте из-за головной боли.

Успокоившись, Беба сняла плащ и, стоя перед зеркалом, принялась изучать свою прическу.

— Никак не могу понять, — говорила она озабоченно, вертя головой, — лучше мне так или хуже… Ты ел, Херардо?

— Нет, что-то не хотелось.

— Сейчас будем есть. Нет, в общем это даже оригинально! А тебе нравится?

— А мне отсюда плохо видно. Издали выглядит странно. Фильм хороший?

— Ну как же тебе не видно… Хорошо, я сейчас войду. Главное — как общее впечатление, понимаешь? Ой, фильм такой страшный, я сегодня во сне буду кричать… Ну ладно, смотри!

Беба вошла в комнату и включила свет. Жерар молча смотрел на нее, подняв брови.

— Ничего не понимаю, — сказал он наконец. — Это называется прическа?

— Да, представь себе! — запальчиво подтвердила Беба. — Пожалуйста, не задавай глупых вопросов, а скажи прямо — нравится это тебе или нет.

— Пока нет. А ну-ка повернись.

Беба прошлась по комнате походкой манекенщицы и уселась рядом с Жераром.

— Ты должен мне один поцелуй, — напомнила она, подставляя ему щеку. — Помнишь, по телефону?

— Мадам, такие долги я не зажуливаю… — От ее кожи, мешаясь с ароматом духов, исходила свежесть зимнего дождливого вечера. — Ты совсем замерзла. У тебя новые духи?

— Да, ланвэновские. Ну, почему ты ничего не говоришь?

— О чем?

— О моей прическе, пресвятая дева Мария!

— А-а… — Жерар зевнул. — Откровенно говоря, шери, здесь не о чем говорить. Какая же это прическа?

Беба выразительно пожала плечиками:

— Ну, знаешь! Это, по-твоему, не прическа? Это последняя парижская мода, по журналу! Называется «Экзистенциалистка»! Чего ты еще хочешь?

— «Экзистенциалистка»? — Жерар, взяв Бебу за уши, бесцеремонно повертел ее голову, оглядывая общипанные вихры цвета старого флорентийского золота. — Я бы предложил иначе — «После драки». А?

Беба вырвалась от него и пересела подальше, поджав под себя ноги.

— Ты просто мне завидуешь! — крикнула она. — И не говори больше ни слова, иначе я разревусь. Слышишь? Просидеть полдня в этом дурацком салоне только для того, чтобы тебя общипали, как…

— Ну, глупости, не так уж это плохо выглядит, — успокаивающе сказал Жерар. — Тебе идет любая прическа. Расскажи лучше про фильм. Очень было страшно?

— Ой, лучше не напоминай! — Беба поежилась и сделала большие глаза. — Понимаешь, прилетели марсиане — на такой огромной летающей тарелке — и стали уничтожать людей на земле. Как называется эта страна, где всегда холодно?

— Канада?

— Не-ет, другая… Та, где красные!

— Тогда Россия.

— Россия? Ну да, это там, но называется как-то иначе… Сиб… Саб…

— Сибирь?

— Ага, Сибирь. Они высадились там, в Сибири, и сразу всех уничтожили. Ну, не всех, но очень многих. Янки предложили красным помощь, а те сначала отказались — говорят, у нас есть средства не хуже ваших. И вышло, что их средства никуда не годились. Тогда они уже попросили помощи, и янки это место забросали атомными бомбами. Представляешь? Наверное, сто штук сразу.

— Бедные марсиане, — сочувственно сказал Жерар.

— Не говори… У нас кто-то был? — удивилась вдруг Беба, только сейчас заметив стаканы и недопитую бутылку на столике.

— Да, я и забыл тебе сказать. Приехал Брэдли.

— Брэдли? — Беба нахмурилась. — Откуда он выполз?

— На этот раз из Италии, — небрежно сказал Жерар, догадавшись о ее беспокойстве и стараясь его рассеять. — Очень любезен, предлагает всяческую помощь в делах и так далее…

Беба докурила сигарету до половины и бросила ее в пепельницу.

— Знаешь, Херардо, — сказала она задумчиво, — я его совсем не знаю, этого мистера Брэдли, но мне он почему-то по твоим рассказам очень не нравится… Ты бы держался от него подальше.

— А кому он может нравиться? — Жерар пожал плечами. — Типичный янки — циничный, разумеется, совершенно беспринципный, но не дурак. Да я ведь не собираюсь заводить с ним дружбу, пропади он пропадом.

— Да, но…

Беба помолчала, потом спросила:

— Из какого стакана ты пил, Херардо? Я выпью глоток, так промерзла на этом дожде…

— Вон тот, с краю. Холодно на улице?

— Ужасно…

Беба смешала себе виски и со стаканом в руке уселась на прежнее место, сбросив туфельки и поджав под себя ноги.

— Какую помощь он тебе предлагает? — спросила она.

— О, пока ничего конкретного… Просто мы говорили о нашем положении, ну, и он совершенно резонно сказал, что мне следует теперь заботиться не только о себе… — Жерар улыбнулся и подмигнул. — Вот и все, шери. Нет, ты знаешь — я начинаю привыкать к этой прическе. В ней есть нечто… — Он повертел пальцами. — Словом, беру свои слова назад. Как, говоришь, она называется? «Экзистенциалистка»?

Беба рассеянно кивнула. Жерар обнял ее и прижал к себе.

— Погоди, я же тебя оболью… Херардо!

— Ну, хорошо, мадам экзистенциалистка, допивайте свое виски и ступайте в кухню. Помните, что наша экзистенция зависит от регулярного приема пищи, — этого не отрицает даже великий Сартр. Кстати, в сорок шестом году я иногда встречал его в Кафе де Флор. Нужно было видеть, как он глушил свои апро, о-ля-ля! Между прочим, он обычно бывал похож на мечтающую жабу. Серьезно, у него такой рот, немного лягушачий, и очки с необыкновенно толстыми стеклами…

— Ох, перестань ты говорить глупости, — с досадой сказала Беба. — Слушай, Херардо… Тебе очень хочется жить именно в городе?

— Вовсе нет. А что?

— Понимаешь… Я видела вчера объявление в «Ла-Пренса»: на Луханском шоссе сдается кинта[15] с садом, и дом, кажется, даже меблирован. Там сказано, что очень дешево, потому что это далеко — кажется, на сороковом километре, что ли. Но там удобное сообщение — на Лухан ходит много омнибусов. Ты как на это смотришь? Знаешь, я не думаю, что это окажется дороже, чем квартира в городе. Учти, что такую, как эта, ты сейчас дешевле, чем за две тысячи в месяц, не снимешь.

— Ну, такую… Помимо квартир-люкс есть еще и самые обыкновенные — какие-нибудь две комнаты, кухня…

— Но тогда придется снимать где-то ателье? По-моему, стоило бы посмотреть эту кинту. Если она тебе понравится… Для твоей работы это будет куда удобнее, Херардо. В объявлении так и сказано: «Специально для любителей тишины и природы». Зачем тебе город, в самом деле?

— Да мне он ни на черта не нужен, — пожал плечами Жерар. — Я вот только не знаю, понравится ли эта «тишина и природа» тебе…

— Если тебе понравится, то и мне будет хорошо, — сказала Беба. — Съездим посмотрим? А пользоваться любезностью этого янки мне вовсе не хочется, и вообще ты бы держался от него подальше.

Жерар улыбнулся:

— Не волнуйся, я не собираюсь становиться его компаньоном. А если он может помочь нам упрочить наше — материальное положение, то почему бы и нет? В конце концов, черт возьми, мне вовсе не хотелось бы через какой-нибудь год, а то и раньше, остаться с тобой без куска хлеба. Нужно реально смотреть на вещи, моя дорогая.

— Ну, тебе виднее, — отозвалась Беба немного обиженно, вставая с дивана. — Я пойду готовить ужин. Как тебе без меня работалось?

— Да знаешь, в общем, никак. Что-то не идет дело, наверное, погода мешает…

Вместо предполагавшейся недели Брэдли провел в Буэнос-Айресе целых три — главным образом ради устройства денежных дел Жерара, которые, видно, стали для него вопросом собственного престижа. «Вы не понимаете азарта финансовой игры, Бусс, — нетерпеливо говорил он Жерару, когда тот пытался уговорить его не тратить время. — Не мешайте мне, мой мальчик, теперь я уже и сам в этом заинтересован…»

Брэдли познакомился с Бебой, держал себя с ней необычно сдержанно, почти чопорно, и преподнес в качестве запоздалого свадебного подарка пару дорогих клипсов. Очевидно, сразу почувствовав ее скрытую неприязнь, он благоразумно не стал настаивать на дальнейших встречах; деловые свидания происходили обычно где-нибудь в ресторане.