Василий Росляков - Мы вышли рано, до зари Страница 37

— Ну?!

Они не поехали мимо старого артезиана, в улицу, что ведет к Казеннику, ну их, этих сплетников, сразу начнут: во, гляди, гляди, Зойку уже повез какой-то, вон они. Нет уж. Сережа выскочил к выгону и повернул направо, на магистральную дорогу, а там, возле кирпичного завода, повернет на Казенник. Так и сделал. Остановился не на пляже, а переехал по плотине на другую сторону. За плотиной была старица Кумы, — когда спрямляли речку, осталась в этом месте старица. На берегу, где хотел остановиться Сережа, сидели какие-то гуляки, мотоцикл с люлькой, даже два мотоцикла и их кучка. Распивали под тополем на берегу. Солнышко уже путалось в заречном леске. Хорошо сидели ребята. Сережа отвернул на берег озера. Тут, правда, на голызне, у всего мира на виду, но зато — никого. На противоположном берегу, на пляже, еще маячили фигурки, а тут никого. На скате насыпи положил мотоцикл, а сами сели возле трубы. Труба, толстая, в обхват, тянулась из озера через плотину на лужок, куда спускали лишнюю воду, обычно весной, после таянья снегов и первых сильных дождей. Труба была еще горячая от дневного солнца, и сидеть на ней нельзя было, обжигало.

— Пойдем? — Сережа показал на воду. — Раздевайся.

— Ты что?

— А что, никогда не купалась?

— При людях купалась, а при тебе нет.

— Ну ты даешь! А как же мы будем потом?

— Потом суп с котом.

— Ну как хочешь, а я пошел.

Сережа быстро сбросил брюки, рубашку и в красивых плавках, в шашечку, в красно-синюю клеточку, поднялся на трубу и пошел по ней. На фоне зеленоватой глади, крепкий, загорелый, с сильной мускулистой спиной, цепкими ногами, он стоял уверенно на этой трубе и — пожалуйста, гляди сколько хочешь, мне не жалко. Фигуру показывает, подумала Зоя. Ну и показывай… А правда, красивый. И где-то в глубине шевельнулось: я, думаешь, хуже.

— Прыгай, Сережа!

— Давай ко мне!

Зоя потихоньку покачала головой. Нет.

— Эх, ты! — И Сережа пробежал до уклона трубы, где она уходила вниз, в воду, прыгнул с веселым криком вниз головой и вынырнул далеко от берега. Плавал, нырял, и ему было хорошо, как никогда, потому что за каждым его движением следит она. Сила играла в нем, он прекрасно работал руками, плыл так, что полспины было наружу, сильные мышцы перекатывались под лопатками и держали его в полводе.

Далеко от Зои он нырнул и через несколько минут показался возле трубы. Упираясь в дно, стрелой прошел под водой и вынырнул тут, перед ней. Зоя ойкнула и подошла к берегу.

— Вылезай, хватит. А то завидно.

— В чем же дело? Давай!

— Хватит, вылезай, уже солнышко садится.

Сережа вылез. Закинул голову, руками прошелся по волосам, выжал из них воду, постоял на трубе, просыхая, и быстренько оделся.

— Вот сядет солнце, не замерзнешь?

— Согреешь.

— Думаешь, если ты комбайнер, так тебя сейчас все согревать начнут.

— Зачем все? Все мне не нужны. Ты согреешь.

— Умный очень. Чего это я согревать буду?

— Чтобы не замерз.

— Ну и мерзни, сам виноват. Артист какой.

— Не нравлюсь?

— Мне?

— Конечно, тебе. Кому же еще?

— Будешь всем фигуру свою показывать.

— Глупая ты. А я умный.

— Ну и ладно.

Они поднялись на плотину и пошли рядом в сторону кирпичного завода, туда, где виднелись еще старые кручи с птичьими норками.

— Зоя, а ты меня будешь ждать?

— Сколько?

— Десять дней. Пока не закончим.

— Буду.

— А если кто еще принесет розы? Что сделаешь?

— Кто принесет?

— Мало ли.

— Принесет, тогда возьму, конечно, и скажу, чтобы тебе спасибо передали.

— Выкручиваешься. А ты ответь!

— Глупый ты. Если хочешь знать точно, я подожду десять дней.

— А если не десять?

— И не десять тоже.

— А в армию пойду. Как тогда?

— И тогда так же.

— Все так говорят, а потом — раз и замуж выходят.

— Я не выйду. За кого выходить, если ты в армии будешь?

— Не знаю.

— Ну и не знай. Тогда я вообще не выйду ни за кого. Даже за тебя.

— Я из армии приду не такой, как сейчас. Я тебе не выйду тогда, будешь у меня знать.

— Ох, ох, испугалась!

— Увидишь.

— Чего увижу? А ты, глупый, разве не видишь, что я тебя хоть сто лет буду ждать. Не видишь?

— Сейчас не вижу.

— Тогда вези меня домой.

— Иди пешком.

— И пойду.

Зоя повернулась круто и пошла быстрым шагом.

Сережа догнал в три прыжка, схватил сзади и бросил Зою себе на плечо, понес как сноп. Зоя ногами колотила его по спине. Он снял ее и, обхватив талию, стал спускать на землю. Платьишко оставалось на месте, под Сережиными руками, а сама Зоя скользила вниз в его руках, в кольце рук. Достала носками до земли и замерла. Стояла без всякого стыда, оголенная. Да еще прижималась к Сереже, замирала от ужаса.

Тихо, на ухо, он сказал ей:

— Не стыдно с задранным платьем стоять перед всеми?

— Где все? — шепотом отозвалась Зоя. — А ты бандит нечестный.

— Я честный бандит.

— Нет, не честный. Если честный, тогда прикрой меня…

Сережа стал скатывать легонькое платьице вниз, прикрывая Зою; ладони плотно касались Зоиного тела, она вздрагивала, шепотом ойкала, но терпела. Крепко, рывком прижалась к нему и отпрянула.

— Поехали.

— Поехали.

Сегодня Зоя пришла пораньше. Мать еще не ложилась. Чего рано прикатила? Не поругались?

— Чего это нам ругаться? Кто он мне?

— Ну, знаешь, не юли. Знаем кто. Вот в армию уйдет — наплачешься тут.

— Не наплачусь. Нужен он.

— Не говори так, девка. Нехорошо.

— Я ждать его буду, мамка.

— Другое дело. Ждать дело женское.

А Сережа, легкий как ветер, прилетел на стан и сразу в постель. Сетка проваливается, лежишь согнувшись, но Сережа ничего этого не замечал. Он уснул сразу. И забыл про все. Его не было на этом свете. Он спал. И никаких снов. Что-то смутно омывало его, вроде он летел все время куда-то, то ли над землей, то ли над небом, непонятно и смутно, будто летел, и все. Больше ничего.

Не успел еще спуститься на твердь, как проснулся и сразу вскочил на ноги. Сказал себе: в шесть — и точно в шесть проснулся. Уже гомонили голоса. И светло за окном. В углу спал его помощник, тоже Сережа, девятиклассник. Подошел к его койке, схватил за пятку, тот вздрогнул и с маху сел на матраце. Протер глаза.

— Уже, да?

— Уже.

Что пацанам шесть утра?! Да ничего! Скок-прыг, прыг-скок, к рукомойнику, ополоснул лицо, двинул туда-сюда руками — вот и зарядка. Выпили водички из бассейна — и готовы. Взрослые дяди вразвалочку, а они бегом к своему комбайну. Опять пацанов этих набрали. А что пацанов? В прошлом году кто первое место взял? Пацаны. И нынче поглядим еще.

Сережа Суровенко, помощник комбайнера, то есть Сережи Харченко, показывал дорогу на их поле. Им еще вчера поле определили, когда старший Сережа был с Зоей. Суровенко и сам мог бы сидеть за штурвалом, но другу хотелось первому сделать заезд, сделать первый гон. Оба они одинаково владеют машиной и будут посменно сидеть за этим штурвалом, но есть все-таки комбайнер и есть его помощник. Так положено. Харченко в десятом классе уже отработал помощником, теперь пускай походит в помощниках Суровенко.

На вид их почти не различишь, оба мальчишки. Харченко поглазастей, копна волос побольше, чем у Суровенко, но Суровенко под стать своей фамилии — паренек с при-хмуром, действительно суровый на вид. Но это только до того, как улыбнется. У Харченко лицо открытое, веселое, кажется, в любую минуту готов залиться смехом. Поэтому он немножко хмурит брови, чтобы выглядеть посерьезней. Словом, ребята как ребята. А махина, этот комбайн, дай бог! И они его хозяева. Тут у всякого голова закружится, но не у них. Дело обычное. Не то что когда-то, в дедовские времена, за «фордзоном» бегали. Бегать за ним — и то диковинно было, а уж сесть, просто посидеть рядом с трактористом, об этом пацаны даже не мечтали. Это если отец у него выучился на тракториста, тому, конечно, можно было и посидеть на крыле.

Идет вдоль дороги, вдоль лесной полосы, чуть покачиваясь, махина, гигантская по сравнению не только с повозкой, но даже по сравнению с грузовиком. А наверху через стекло смотрит мальчишка, а рядом другой. Увидел бы кто из взрослых лет десяток тому назад, ох бы их шуганул. За баловство! Игрушку какую нашли… Теперь совсем другое дело. Взрослые ворчат, ворчат, а знают, что в прошлом году пацан один — теперь в армию ушел — первое место взял в комплексе. Ранние пошли ребята. Но и не так чтобы ранние, если сравнить с прошлыми годами, с гражданской войной или после гражданской. Комбайн для них как раз впору.

Вот и приехали к своему полю. Столбик сам Суровенко ставил. Тут, если еще немножко проехать и выползти на верх угорья, — завиднеется село. Совсем близко. Заехал Сережа, поглядел. А теперь — давай!