Александр Филатов - Вариант "Дельта" (Маршрут в прошлое - 3) Страница 5

Надежда Евгеньевна, узнав „по секрету“ о фортепьянных „проделках“ сына, сделала только одно замечание: чтобы он музицированиями не нарушал сон годовалой сестрёнки Леночки. Попом попросила сыграть „Сороковую“ и молча ужаснулась. Конечно же, постановка руки была неправильной. Спросила относительно того, не бывает ли в руках болей. Боли, естественно, – при такой постановке кисти – иногда появлялись. Напугав сына возможностью остаться с „высохшими неподвижными руками“ она попыталась, было, быстро и самостоятельно исправить положение. Но потом отвела парнишку к себе в музыкальную школу – к пианистке. Пианистка была очень строгой и не позволяла мальчику играть ничего кроме гамм и арпеджио, велела ещё перед занятием по особому – над клавиатурой – поводить руками, в кистях которых были резиновые мячики. Андрюше вскоре всё это смертельно надоело, и он заявил дома всем троим старшим, что больше на „общее ф-но“ ходить отказывается. Мать сказала: „Ну, что же – дело твоё, но тогда не смей портить руки дома своей неправильной постановкой! Ты понял?!“ (Андрюша кивнул – он уже давно и крепко усвоил, как правильно держать кисть, чтобы и руки не уставали, и звук получался бы сильнее). Отец сказал только, строго глядя на сына: „Ты ведь знаешь, что недоучек я не терплю! Любое дело надо доводить до конца!“ А дед, внимательно глянув и на семилетнего – теперь уже – первоклассника, и на каждого из родителей, умышленно и тяжело вздохнул (мальчишка всегда совестливо реагировал на подобные вздохи деда): „Даа… Руки искалечить – ничего не стоит! А куда он тогда – какая уж там скрипка! Нос –  и тот себе утереть не сможет“. Сказал и отвернулся, продолжая боковым зрением наблюдать за внуком. „Нет. Нет! Я буду заниматься, но – только музыкой… А то – только гаммы, гаммы. На фига они мне! А на скрипочке меня мама лучше научит! Ладно?! Я… Я слово даю!“

–        Ну, сын, смотри! Слово ты уже дал!

Надо ли пояснять, что в этой семье такого, чтобы кто-то сделал обещание и не выполнил его, дал слово – и нарушил его, такого просто никогда ещё не бывало за всю долгую (лет, этак, около пяти) сознательную жизнь Андрея Васильевича младшего.

В остальном Андрюша ничем особенным не выделялся среди своих сверстников. Читатель, конечно, уже понимает, что мы имеем в виду: он не выделялсебя ничем, играя со сверстниками. Правда, будучи от природы чрезвычайно восприимчивым, чутким, чувствительным ребёнком, он не любил ни футбола, ни других грубых игр, никогда не начинал драку. Зато не прочь был и в салочки поиграть, и в казаки-разбойники, и в ножички, и… в пристенок. Правда, поначалу, мальчишки заметили нелюбовь Андрюхи к силовым играм, футболу, дракам, отметив его виртуозное умение скакать через бечёвку и – с девчонками – играть в классики. А ещё – это явное удовольствие, с которым парнишка возился и следил во дворе за младшей сестрёнкой. Андрюша уже было мигом получил кличку „девчатника“ и репутацию „слабака“, однако сумел быстро исправить ситуацию.

Правда, Андрюшиной заслуги в подобной нормализации своего статуса среди ребят – однокашников и соседей – было маловато. Главное сделали его неглупые родители и видавший виды дед – бывший разведчик. Как-то, на каникулах после первого класса Андрюшу подкараулил один задиристый парнишка из соседнего двора, любивший поиздеваться над младшими (быть может потому, что отец его, слесарь авторемонтного завода, сильно выпивал и крепко бил под пьяную руку). Этот дворовый хулиган грубо вырвал из рук юного скрипача коляску, в которой тот катал сестрёнку, сказал несколько очень обидных слов, привычно ожидая получить в ответ на них неловкий удар. И уж „в ответ“ на этот удар, отлупить мальчишку, который был почти на четыре года младше. Но Андрюша, побледнев от обиды и услышанных несправедливых оскорблений, только спокойно попросил:

– Миша! Не трогай мою сестрёнку – не видишь: она совсем маленькая! А мне сейчас – не до тебя!

 – Чево?! – развязно протянул дворовый хулиган и мигом нанёс Андрюше два удара: правым кулаком под нос, а левым – в „подложечку“. По счастью, удар в солнечное сплетение нанесён был не очень умело, так что у семилетнего мальчонки появилась лишь сильная боль, но дыхание не перехватило. Зато из носа сразу в две струи потекла кровь.

Зажав левой рукой нос, Андрей правой быстро подхватил коляску, в которой сидела сестрёнка, всё видевшая и сразу же расплакавшаяся. Мишка удрал сразу, едва увидел эти слёзы девчушки. Сообразил, что за малышку ему может достаться от кого угодно, даже и от собственного отца (вообще-то поощрявшего драчливость сына). Ну, что же, так и поступают все подлецы и трусы (хотя первое и вытекает из второго)!

Дома был только дед. Опытным взглядом определив, что нос у внука не сломан, он занялся сначала внучкой. Успокоив девчушку, быстро уложил внука на видавший виды, но заново обтянутый диван, подложил под шею свёрнутую вдвое подушечку и велел лежать не двигаясь. Тем временем дед развёл в чуть тёплой воде крепкий раствор обычной столовой соли, намочил тряпочку в холодной воде и со всем этим подошёл к внуку:

– Ну, что, Андрюха, терпимо?

– Ага… Только живот ещё болит и кровь не перестаёт, хотя в носу боль уже почти прошла…

– Ты только не волнуйся и делай, что скажу.

С этими словами дед положил на переносицу тряпочку с холоднющей водой и закапал по две капли солевого раствора в каждую ноздрю, приговаривая:

– Ничего, ничего, Андрейка, сейчас всё пройдёт. Только немножко пощиплет и будет горько. Но ты – терпи! А я сейчас – ещё кое-что принесу тебя полечить.

Дедушка ласково погладил внука по светлым мягким волосам, не остриженным коротко, как у большинства его сверстников. От этого мальчику стало как-то особенно спокойно, и все боли почти исчезли. Между тем, Андрей Васильевич старший вернулся с полиэтиленовым пакетиком, наполненным льдинками и снегом из холодильника и чем-то белым. Сменив на переносице внука уже согревшийся компресс этим мешочком со снегом и льдом, Андрей  Васильевич посмотрел на нос внука: „Кровотечение уже прекратилось, ватка, пожалуй, не понадобится, а вот припухлость несколько дней подержится“– подумал старый разведчик, спросив лишь:

– Как, не слишком холодно? Тогда я салфеточку подложу – переохлаждать тоже нельзя.

– Спасибо, дедусенька, мне уже лучше, но… холодновато как-то.

Дед молча снял лёд, глянул на часы, положил на переносицу салфетку, а поверх неё – мешочек со льдом:

– Ещё пять минут подержим – и всё! Ну, а теперь, давай – рассказывай, что случилось.

Пришедшие с работы родители (сегодня они пришли вместе), негодовали. Матери всё хотелось куму-то пожаловаться на хулигана. Отец возражал, уверяя супругу, что от этого сыну станет только хуже – совсем ему житья не дадут, хотя, поначалу, возможно, всё и попритихнет ненадолго. Дед, обычно выступавший на стороне невестки в спорах супругов, на этот раз её не поддержал. Вместо этого он, в сущности, хотя и более аргументировано повторил доводы сына. Завершил он свои убеждения так:

– Помнишь, Надюша, ещё год назад я предвидел подобные нападки на нашего Андрюшу? Помнишь, как предлагал научить его трём – четырём спецприёмам, а ты сказала, что он – скрипач, что ему руки беречь надо…

– Да, помню я…– чуть виновато признала Надежда Евгеньевна, – Надо, надо его научить… Но ведь как с руками-то быть? Ведь скрипка…

– А ты не волнуйся: Андрею Васильичу младшему я тоже не враг. Знаю, что предлагаю! В общем, так: дня три пусть носа из дому не высовывает… Тем временем – научу! Вот, только, мне бы напарничка для Андрюшки – лет от десяти до двенадцати. И – чтоб не из наших соседей… Как, Вася, Надя, – обеспечите? Смотрите – это в Андрюхиных интересах.

Первым отозвался сын:

– Да, есть тут, у меня, один капитан. Его сынишка тоже всё хочет приёмам научиться… Только ему уже около двенадцати – дылда такая против нашего Андрюши: ведь около четырёх лет разница!

– Цыц! – шутливо остановил сына Андрей Васильевич, – Завтра же, завтра же, чтоб тот парень был здесь!

––––––––––––––––

Следующую неделю в доме Черкасовых в строго определённые часы стал появляться парнишка, живший на совсем другом конце города. Оставался часа два – три, потом уходил. Иногда, уходя от своих новых знакомых, ему не удавалось сдержаться от тихого стона при неловком движении. Чем во время визитов этого парнишки занимались в доме Черкасовых, никто не знал. Только всегда в это время даже через закрытые окна из их квартиры какое-то время из этих пары – тройки часов слышалась громкая бравурная маршевая музыка. Трёх дней Андрею Васильевичу, конечно же, не хватило. Но за неделю он так натаскал своих учеников, что теперь оба могли справиться с двумя – тремя противниками без каких либо опасений за своё здоровье. Правда, после этой недели  интенсивных тренировок дедушка просил Андрюшиного папу растереть мазью тот или иной участок своего тела. Однако, к удовольствию Надежды Евгеньевны, придирчиво разглядывавшей руки сына в каждый из дней этой недели, никакого вреда для рук начинающего скрипача ею замечено не было. Правда, ежедневные уроки пришлось перенести на утренние часы, а потом… а потом ей приходилось на три часа исчезать из своего дома. Уходила она, по согласованным всеми условиям „спецтренировок“, сразу же, едва в доме появлялся Ваня Черных – новый товарищ сына.