Всеволод Иванов - Иприт Страница 6

— А это Рокамболь — зверь.

Матрос пожал спокойно руку вышедшему из толпы знакомому, точно расстался с ним только что, и продолжал:

— Хлопоты с ним, чертом, а я его хотел зайцем провезти, да из медведя плохой заяц вышел — дерется, сволочь. Мне зверя дед подарил, прямо от груди матери. Весу в нем тогда было полтора пуда.

Милиционер отложил перо, толпа затихла.

Пашка пододвинулся к медведю.

— Может, и два было; в нем теперь восемнадцать, без жиру. В Архангельске мне должность выгодную предлагали — отделом заведовать, но жить с таким зверем невозможно: гадит совершенно исторически и на крыши лазает, трубы рушит, а мне самому жрать нечего, а тут за убытки плати.

Толпа захохотала.

— Вот вам смех, а я, родину принужденный покинуть, попал к вам в милицию. Спасибо — вот братишка отрекомендует. Рекомендуй, — обратился он к встретившему его возгласом знакомому.

Знакомый, прижимая портфель к сердцу, подошел к столу и деловито сообщил, что Пашка Словохотов — герой и сражался с армией белых почти на всех фронтах. Имеет много ранений и был принят в академию, но исключен был за легкомысленность и воздушность.

— Какая тут воздушность, — перебил Словохотов, — я медведя воспитывал. Рокамболь, покажи физкультуру.

Медведь рявкнул и встал на задние ноги. Дальше он перевернулся через голову, передразнил, как хозяин его занимается гимнастикой, и показал работу с пулеметом, причем Пашка ленту отбросил предусмотрительно в сторону. Рокамболь показал еще несколько фокусов и наконец чисто подмел комнату и, удовлетворенный, сел, высунув язык и открыв огромную сине-серую пасть.

— Всех животных так дрессировать можно? — полюбопытствовал начальник милиции.

— Нет, у меня Рокамболь медведь замечательный, медведь особого назначения, а ты протокол не составляй. Разве можно на такого зверя протокол?

— Что же ты теперь думаешь делать, — спросил Пашку начальник милиции, — куда ты едешь?

— Мы в Ипатьевск направляемся: я по химии заняться рассчитываю, а Рокамболь пускай в степи живет, там степь широкая.

Прежде чем продолжать слушать разговоры в милиции, разрешите разъяснить вам, читатель, что такое Ипатьевск.

Ипатьевск возник в 1926 году.

Это был один из многих городов, созданных в СССР новой химической промышленностью.

Киргизская степь оказалась чрезвычайно богатой залежами различных минералов.

Различные полезные ископаемые добывались в ней от отрогов Урала до самого Каспийского моря.

Здесь добывался мышьяк, азот из богатых, но не обширных залежей на местах старых стоянок скота, перегонялась угольная смола из вновь найденных копей и изготовлялись взрывчатые вещества и минеральные краски.

Полная недоступность района для иностранного нашествия заставляла именно здесь сосредоточить военную промышленность.

Вместе с тем здесь расцвела школа химиков-практиков.

Первоначально она обслуживала только Союз Среднеазиатских Республик, но теперь лаборатории Ипатьевска собирали в своих стенах людей не только со всего СССР, но и со всего мира.

Общность языка формул, понятного химикам всех стран, делала возможными занятия в такой разноязычной аудитории.

Под Ипатьевском же были величайшие в Союзе солеварни, из рассола которых добывают поваренную соль и хлор. Хлор же послужил… Но благодаря хлору мы описываем и Река, и двоюродного брата его Ганса Кюрре, который пока дожидается своей очереди вступить в роман, и похождения Пашки Словохотова, и профессора Монда, и негра, который не спит.

А поэтому не будем спешить рассказывать, чему служит хлор. Короче говоря, Пашка Словохотов решил ехать в Ипатьевск учиться и работать на химический завод.

— В Ипатьевск? — переспросил начальник милиции, бесцельно сдвигая шапку на ухо. — В Ипатьевск тебе ехать нельзя.

— Как нельзя?..

— Нельзя, я тебе на совесть говорю.

— На какую такую совесть.

— А на матросскую.

— Ну, расскажи.

— Во-первых, в Ипатьевске воздух крыть разными словами запрещено. во-вторых, штаны клеш носить воспрещено, за них человека в машину втащить можно, и вообще, ты человек подходящий для милиции, а ученый из тебя выйдет самый приблизительный.

Начальник подал Пашке карандаш:

— Пиши рапорт о зачислении тебя на службу — и медведя запишем и продовольствие ему отпустим, как ищейке, но по семнадцатому разряду, из уважения к нагрузке собственным весом.

И вот как Пашка попал в отряд по вылавливанию самогонщиков.

Самогонщиков в окрестности было много.

Медведь же сразу сделался любимцем всего участка, — он таскал в тачке уголь, а из архива — огромные тюки с бумагой.

Милиционеры любили его и брали с собою на все свои богатые приключениями поездки.

Так пришлось Рокамболю быть свидетелем уничтожения саранчи.

Дело было в верстах 40 от города, куда милиция была вызвана на поимку большой шайки спиртогонов.

Но одновременно было получено известие, что из степи, где еще лежала целина и солоноватая земля не была орошена, где бродили еще стада, охраняемые пастухами-киргизами, из этих еще нетронутых культурой мест подвигается на поля саранча. По радио был вызван отряд Добролета.

Высоко в небе появились аэропланы.

Сперва они сами были похожи на редкую, занесенную ветром ввысь стайку саранчи.

Потом снизу показалось, что аэропланы помутнели — это они выпускали тончайшим облаком порошок мышьяковых препаратов.

Облако начало садиться, и через несколько минут все окрестные поля с саранчой были покрыты непрерывной и тончайшей пленкой отравы.

Через четверть часа мертвая саранча лежала на земле — густо, как хвоя в сосновом лесу.

Начальник милиции подошел к своему радиоаппарату и известил летчиков о полном успехе операции.

— Рокамболь, — позвал он.

Медведя не было. Милиционер оглянулся.

Неподалеку на холмике каталась какая-то огромная масса — это был Рокамболь.

Он ревел, царапал когтями землю и кашлял кровью.

Несчастный медведь наелся отравленной саранчи.

Начальник подбежал к радио и, вытирая холодный пот, стал стучать:

— Настраивайтесь, слушайте семь, семь, семь… Пашка… Рокамболь отравился саранчой… Всем… ветеринара… в общегородском масштабе… четвертому участку милиции… организованно.

ГЛАВА 5

В которой рассказывается о бегстве наших друзей и о МЕХАНИКЕ БАРЖИ «Бунтующий Нил»

Несколько мгновений спустя село в другом конце уезда, в котором Пашка производил опись имущества неисправных плательщиков налога, увидало с изумлением: сборщик налогов бросился к мотоциклету и, забыв портфель, умчался.

Саранча трещала под шинами.

Сёла и столбы телеграфа мелькали, как волосы под гребнем. Густая толпа окружила подыхающего медведя.

— Отойдите, — прокричал матрос, подбегая к своему волосатому другу.

Голова медведя болталась в руках Пашки, словно плохо пришитая пуговица.

Искусственное дыхание не помогало, и только принесенная кем-то бутылка реквизированного коньяка несколько привела в себя медведя.

Он выпил и потянулся, нюхая воздух, к Пашке.

— Еще парочку, — обрадованно закричал матрос.

Медведь пил и сопел. Хмель медленно овладевал его косматой головой.

Толпа обступила его, с трудом отгоняя яростно лающих деревенских собак.

Вдруг одна из них, прорвавшись сквозь строй милиционеров, укусила медведя за ляжку.

Рокамболь взвыл и бросился в драку. Через несколько секунд все кругом опустело, и только несколько измятых милиционеров лежало на земле.

— Эх, Рокамболь, — произнес Пашка, — жизнь у меня с тобой хуже, чем у шарманщика. Придется нам опять рвать когти. — И, впихнув медведя в прицепную коляску, Словохотов с места дал мотоциклу самый быстрый ход.

Мотоцикл мчался по шоссе в три раза быстрее ласточки, но треск милицейского аэроплана свидетельствовал о том, что погоня приближается. Между тем уже виднелась река.

— Налево, за угол, — сказал Пашка, спуская в камыши мотоцикл.

Раздался треск ломающегося камыша, и утки поднялись со своих мест. Затем послышалось сопение и легкий гогот, с которым любят плавать матросы. это Пашка и Рокамболь плыли поперек течения к каравану, плывущему по средине реки.

Передняя баржа была снабжена небольшим двигателем и играла роль буксира. Вода бурлила за обрубленной кормой баржи, и, может быть, поэтому товарищ Евгений Сарнов, матрос-водолив и механик каравана, звал переднюю баржу «Бунтующий Нил». Он же с рулевым на задней барже составлял всю команду каравана.

Теперь разрешите сказать несколько слов о товарище Сарнове.

Этот товарищ был молод и самоуверен, и единственная неудача его жизни — был роман с одной ученицей Химической школы. Имя этой женщины было Наташа. Сейчас она уехала на Новую Землю. Сарнов каждое утро посылал ей по радио горячие признания в любви, а она ему отвечала рассуждениями о добыче слюды, значении теплых течений и горячими похвалами своему инженеру — англичанину. От этих похвал Сарнову становилось холодно.