Борис Бурлак - Смена караулов Страница 6

Все поле вокруг хутора было загромождено мертвой техникой. Платон обошел старые позиции артиллеристов и насчитал вокруг одиннадцать сгоревших немецких танков. Но «виллиса» на дороге не было — наверное, уже убрали вместе с разбитыми трехдюймовками. На северных подступах к Веребу чернело настоящее танковое кладбище. Тут были машины всевозможных типов, немецкие и наши; одни из них вздыблены в атаке, точно кони; другие, уткнувшись длинными стволами пушек в весенние ручьи, будто жадно пили снеговую воду; третьи были напрочь обезглавлены, сорванные башни валялись рядом с ними; и всюду гусеницы, гусеницы, как штурмовые лестницы, брошенные на склонах глубокой балки… Платон понял, что именно здесь и встретились лоб в лоб танковые корпуса противоборствующих сторон.

Напасть на след батальона ему тогда, в феврале сорок пятого, не удалось. Только в самом конце войны, когда он принял другую часть в разгар наступления на Вену, Платон встретил на братиславской переправе через Дунай бывшего командира первой роты капитана Соколова, который сначала даже не поверил, что Горский жив. Соколов-то и рассказал кое-что комбату. Всего он сам не знал, потому что тоже был ранен в ту роковую ночь. По его словам, большинство саперов погибли вместе с артиллеристами, несколько бойцов угодили к немцам в плен и были замучены эсэсовцами в мадьярской кузнице, а Ульяна и шофер Вася, наверное, убиты прямым попаданием снаряда. Во всяком случае, он, Соколов, видел на дороге исковерканный «виллис». Но, может, Ульяну и Василия, раненных, вытащили с поля боя санитары из стрелкового полка, что спасали всех, кого можно было еще спасти. Кто знает?..

После войны Платон долго искал Ульяну. Он терпеливо, годами писал во все концы — и в Министерство обороны, и на Кубань, и тем немногим однополчанам, которые вышли живыми из балатонского танкового ада. Ему, как мог, охотно помогал и Соколов, служивший в то время в Венгрии. Но поиски ни к чему не привели. Был случай, когда Соколову, кажется, удалось приблизиться к цели: ходили слухи, что какой-то бесстрашный старик из Вереба укрывал у себя в те дни русских. Подполковник Соколов ухватился было за эту ниточку. Однако вскоре выяснилось, что старика того уже нет на свете… Так постепенно и смирился Платон с мыслью, что Ульяна его, конечно, погибла.

В пятьдесят пятом году случилась беда с самим Федором Соколовым. Он обезвреживал немецкую мину, которая с войны пролежала в днестровской пойме, затянутая илом, и, как видно, допустил трагическую ошибку… Платон помог вдове фронтового товарища — Ксении Андреевне с ее маленьким сынишкой перебраться на родной Урал, выхлопотал ей квартиру. А еще года через два, столько всего хлебнув, они поженились. То была раздумчивая, с добавкой нерастворимой горечи, тихая свадьба…

И вот теперь, когда прошла такая уйма лет, вдруг оказывается, что Ульяна жива! До Платона и раньше не раз долетало какое-нибудь позднее  э х о  войны, но это, последнее, так оглушило его сегодня, что Платон будто снова очутился там — на далекой, в черных проталинах, нашпигованной осколками венгерской земле, по которой полз он наперехват «пантере»…

ГЛАВА 3

Древние это занятия, очень древние — земледелие и строительство. И первооснова бытия людского. Не потому ли о делах сеятелей и каменщиков берется судить кто угодно, человек любой профессии, и никого не обвиняют в невежестве, хотя знание того же крестьянского труда часто сводится к готовому, печеному хлебу на столе, а знание кирпичной кладки замыкается в четырех стенах новенькой квартиры. Но всех этих «знатоков-любителей» можно простить; хуже, когда несведущие люди выступают в роли руководителей, которым положено принимать ответственные решения.

За свою жизнь Платон Горский накопил большую  к о л л е к ц и ю  разных выговоров — от самых простейших, что объявляются вроде бы с улыбкой, и до самых строгих. Его любимый институтский профессор, возводивший в свое время Магнитку, бывало, говорил, посмеиваясь: «Какой же это прораб без единого выговора? Они, выговора, заменяют лучший портландцемент!»

Шутка шуткой, но есть в этом что-то исторически оправданное, идущее от первых пятилеток, когда люди штурмовали время, когда и малые ошибки строителя, даже нехватка материалов не по твоей вине, расценивались как твой собственный просчет в ходе боя.

Теперь, конечно, другая эпоха, другая техника, другой стиль. Однако и сейчас нет-нет да потребуют от начальника строительства невозможного, ссылаясь на тридцатые штурмовые годы. Это уж Платон знал по личному опыту и пришел сегодня на бюро горкома, что называется, во всеоружии.

Было странно видеть на месте Воеводина, грузного и, казалось, медлительного человека, его молодого преемника — очень подвижного, порывистого Нечаева, который еще не привык самостоятельно вести бюро и чувствовал себя неловко за массивным воеводинским столом. «Одно дело — быть просто секретарем, другое — быть первым», — глядя на него, думал Платон. Но ему понравилось, как начал новый секретарь, объявив жесткий регламент: докладчику пятнадцать минут, в прениях — пять.

Горский лаконично доложил о ходе жилищного строительства в городе, не вдаваясь в общеизвестную предысторию. Назвал, что его трест способен сделать до конца года, а чего сделать не может, и в заключение добавил, что вынужден снять бригады с недавно начатых объектов, ради пусковых, — до той поры, когда вступят в строй заводы железобетонных конструкций.

В небольшом светлом зальце сразу же возник шумок: недовольных оказалось много, особенно среди заказчиков. Нечаев терпеливо переждал разноголосицу и дал слово председателю горисполкома.

То был недавний выдвиженец из «вечных замов», вальяжный товарищ лет сорока пяти, долгое время тянувший свой нелегкий воз — коммунальное хозяйство. Он было замахнулся на строителей издалека. Но потом неловко спохватился, начал бегло перечислять, каких абсолютно необходимых сооружений до сих пор не имеет город.

— Регламент, — напомнил Нечаев. — Так мы просидим до вечера, — и назвал фамилию городского архитектора.

Этот говорил строго по существу. И другие последовали его примеру, втайне решив для себя, что новая метла всегда метет по-новому, пока она новая. Дальше Нечаев никого уже не перебивал своими репликами, однако оставался пунктуальным и в начале третьего часа заседания подвел итог деловому разговору. Он согласился с тем, что наличные силы строителей по-прежнему разбросаны по многим объектам, и поддержал Горского. В зале опять возник шумок. Тогда Нечаев повысил голос:

— Нельзя, товарищи, топтаться на одном месте. Нужно в конце концов, пусть с некоторым опозданием, бросить все на пусковые объекты, иначе мы не выберемся из котлованов… Надеюсь, школы вы сдадите к сентябрю? — помягче спросил он управляющего трестом.

— Две школы, детскую поликлинику.

— Ну-ну, спасибо, Платон Ефремович.

Председатель исполкома недовольно поморщился: есть чему радоваться, когда столько всего надо сдать в текущем году. Нечаев глянул на него, сказал:

— Мне бы самому хотелось однажды проснуться в новом городе, да всему свой срок. Строительное дело имеет свои внутренние законы: необходимо создать производственную базу, обеспечить крепкий тыл, а потом разворачиваться на полную катушку. Между прочим, все мы тут, за исключением Горского, Дворикова и главного архитектора, знаем жилстроительство весьма туманно. Мэр — железнодорожник, его первый зам — техник-металлист. А мы ведь почти заново начинаем город возводить. Вы, Платон Ефремович, побаловали бы нас лекциями, что ли.

— С удовольствием, Ярослав Николаевич, — сказал Горский. — Кстати, нужно обсудить в печати генеральный план города. Кто, кроме коренных жителей, лучше знает город? Кто больше их заинтересован в его будущем? У нас же недавно созданный институт бойко проектирует в одиночку, на собственный страх и риск намечает снос старых кварталов, а некая иногородняя дама — ученый шеф института — самолично, можно сказать, утверждает все проекты. Не пришлось бы нам восстанавливать ценные памятники старины по музейным картинкам.

— Вполне согласен с вами, Платон Ефремович, — оживился Нечаев. — Надо привлечь историков, краеведов, художников, всех заинтересованных.

— И молодежь, — заметил секретарь горкома комсомола.

— Ну и молодежь — для равновесия! — пошутил Нечаев. — Старики будут отстаивать любой заслуженный домик, а молодые подскажут, какими бы они хотели видеть новые жилые массивы…

На том и закрылось первое заседание бюро, которое вел Нечаев. В решении не было ни длинного перечня объектов, ни списка виновных лиц. Решение было кратким: в ноябре сдать все жилые дома, подведенные под крышу и обеспеченные сантехникой.

Кое-кому не понравилось такое куцее решение. Кое-кто ушел вовсе недовольным, обвиняя про себя Нечаева в незрелости и либерализме, но самые опытные лишний раз убедились в том, что Воеводин оставил дельного, энергичного преемника.