Александр Аборский - Год веселых речек Страница 6

— И водхоз слабо шевелится, — вставил Таган «на всякий случай».

— Не согласен. Корни следует искать в другом, — живо, словно он давно готов был к этому, возразил Назаров. — С некоторых пор водхоз стал ветхой конторой. А как же иначе, когда рядом выросли могучие тресты с бюджетом в миллиард рублей, с парком новейших механизмов.

— Точно, миллиарды вкладываем и — отдаем все на откуп Каратаеву, Иванюте, — опять не без умысла закинул словечко Таган. — В докладах на все лады мотивируем, а проще говоря, оправдываемся, когда объясняем, почему такой-то совхоз на канале убыточен, почему урожайность не повышается.

— О, да вы, оказывается, не прочь грудь в грудь… — почти шепотом и не очень внятно сказал Назаров. — Мне нравится. Потолкуем с вами! Всерьез, по душам, инженер! — отрывисто бросил он. — Вам домой?

— Мне надо осмотреть берег, — ответил Таган. — Сооружение ставим вот в этом створе, документация готова, но выше него не исключены размывы, съемку-то вели полтора года назад. А мы подкрепим где ненадежно, досыплем сразу же, чтоб не возвращаться к прорехам. А заодно все лишнее отсечем недорогой перемычкой. Это при составлении проекта уже имелось в виду — отсечь лишнее… — повторил он, нажимая на последнее слово.

— Так садитесь, едемте берегом, — живо и с ноткой нетерпения в голосе предложил тот.

Таган поблагодарил, велел не спеша двигаться на машине, а сам шел сбоку, часто замедляя шаг, перебирался на ту сторону оврага, возвращался и все окидывал изучающим взглядом местность. Назарову нравилась дотошность инженера, однако смущало как бы подчеркнутое невнимание к Мертвой пади. Проходя мимо нее, Таган почти не глядел, лишь в старом проране между падью и оврагом задержался на минуту.

Своими впечатлениями секретарь райкома делился с Чарыяром. Стало беспокоить и другое: затевая исследования, инженер оттягивает работы на джаре. Патентованный столичный специалист, а все-таки молод…

— Итак, обстановка совершенно ясна, — с азартом, прямо относясь к Назарову, заговорил Таган, когда кончил осмотр.

— Получается образцовый тип подпора. И, не скрою от вас, проект — вот он, у меня в кармане. — Таган хлопнул себя ладонью по груди. — Утвержден без существенных оговорок, ну… вот с этими уточнениями, какие внесем после съемок выше створа. Перед моим отъездом проект переслали в здешнее СМУ, на том берегу канала. Так что гони технику и копай котлован. Начинать — так уж действительно без задержки. Если сроки упустим, еще год пропал. И мы, как видите, мешкали, отчасти из-за этих самых уточнений… Да попетляли и вокруг Мертвой пади. У нее такие горячие сторонники. Каратаев докладными завалил Ашхабад; Чарыяр-ага меня за горло берет. И вы, Мухаммед Назарович, сторонник?.. В общем, от заполнения ее мы решительно отказываемся.

— Спасибо за откровенность. Вы и меня пристегнули. Ловко, ловко! Проект у вас готов, но уточнениям нет конца, а месяцы идут, — глядя вниз, проворчал Назаров. — Не знаю, кто кого за горло берет, только вижу, опять задержка…

— Не задержим, ручаюсь! — дерзко остановил его Мурадов.

— Сейчас колхозы, как никогда, зависят от джара, а вы — снова-здорово. — Назаров не менял недовольного тона и, похоже, был в некотором замешательстве.

— Можете мне поверить, — убеждал Таган, — не хватает сущей малости, второстепенных данных.

— Ну сейчас-то хоть домой? Садитесь. Садитесь, пожалуйста! — И Назаров подтолкнул собеседника к машине.

В пути секретарь откинулся на спинку сиденья, полузакрыл глаза, задумался. Он знал о каратаевских докладных, и заключение инженера, высказанное в столь категорической форме, его окончательность — ошеломляли. А Чарыяр, опустив голову, похлопывал ладонью по голенищу сапога, из которого торчала рукоять камчи, и бранился про себя. Только легкомысленный человек может взять и выбросить в окно птицу счастья. Они так рассчитывали на земляка! Добро еще райком не поддерживает безумцев. Чарыяр с благодарностью взглянул на Назарова. Тот повернулся к инженеру, наверное сейчас поставит его на место. Назаров умеет осадить когда нужно. Вот он качнул плечами, уселся удобней, сдвинул папаху на затылок.

Знаете, о чем вас, Мурадов, очень попрошу: напишите статью для местной газеты, выскажитесь полней, смелей. Ну вот и о том, чем вы меня сейчас озадачили и в чем, извините, не убедили. Напишите, я бы очень просил. И не следует ли нам втянуть в эту, простите за выражение, джарскую канитель еще и такого зубра, как Скобелев? А? Говорят, ум хорошо и так далее. — Назаров пытливо взглянул на Тагана: согласится ли и не слишком ли задето его самолюбие?

— Что ж, — не задумываясь отозвался Таган. — Только Скобелева трудненько заполучить сюда.

— Это я беру на себя.

Глава шестая

Он позвонил из кумыш-тепинской бухгалтерии в водхоз, и оттуда обещали послать человека для съемок на джаре. Повесив трубку, Таган направился было домой.

— Эй, инженер-ага, давай к нам сюда! — окликнул его из-за полуоткрытой двери Чарыяр.

Председатель сидел у себя с чабанами. Нынче уже с апреля трава выгорела, и эти хозяева пустыни съехались на совет: куда им перегонять отары. Ожидалось решение районного начальства об отгонных пастбищах и переброске кормов. Завтра до рассвета чабаны собирались седлать верблюдов и возвращаться в пустыню. Сухопарые, черные от загара, они чинно обступили стол; те, кто постарше, громоздились на стульях. Все в косматых папахах и в халатах цвета выжаренного песка.

В этой засушливой стороне чабаны веками составляли некую касту. Немеряные расстояния степи и тяготы кочевого быта отдаляли их от культуры оазисов и способствовали выработке особого кочевничьего характера. Любопытный народ этот в наши дни, благодаря вмешательству автомобиля и радио, сильно меняется. Следопыты, до глубокой старости сохраняющие зоркость глаз и неутомимость в ходьбе, они знают повадки змей и джейранов, предугадывают изменение ветра, умеют слушать воду под землей, помнят расположение барханных гряд, саксауловых зарослей, колодцев и дождевых ям, как помним мы приметы своего городского квартала.

Чабанам хотелось выведать о многом: как-никак человек из Ашхабада, притом коренной кумыш-тепинец. Но Таган незаметно втянул их в беседу, нужную скорей ему самому. Для инженера в его научных изысканиях чабаны, с их опытом и наблюдательностью, были сущей находкой.

По его просьбе они долго рассказывали, а Таган записывал в блокнот: о колодцах, в которых исчезает вода, и новых источниках, найденных в пустыне. Потом он спросил, о чем здесь шумели до него.

— Разве ты не чувствуешь, положение-то наше — хоть караул кричи! — за всех ответил сурового вида старик Ягмур с орденской ленточкой на груди. — Раньше твердили: канал придет, зелеными кормами завалят. Ну и где же они, твои корма? Близ села — канал, а там — последняя трава выгорает. Хлопководам счастье, а у пастуха опять миражи. Где обещанные пастбища? Объясните!

Старый Ягмур приготовился слушать. Председатель кивнул инженеру:

— Объясняй.

Час от часу не легче. Таган медлил, доставая папиросы, а когда заговорил, складно не получилось. Жалобы на бескормицу не в новинку. Если б не такая печальная история, тот же хлопковод мог бы завидовать чабану, пошутил Таган; шутка не до всех дошла, а Ягмур, уловив ее смысл, остался недоволен. С них-то, дескать, спросу пока меньше. И он застучал посохом из корня кандыма, собрался возразить; инженер остановил его, заметив, что о завидной их доле говорит не всерьез. Гибель стада — огромное бедствие, между тем у хлопководов больше потерь. Аму-Дарью сюда привести сумели, строителям за это благодарность народа, вдобавок к орденам. Но водой распоряжаемся худо, где-то гоним ее в песок, где-то избыточными поливами, по недосмотру, губим почвы. И слишком устойчив у нас порою взгляд на непорядки — взгляд сквозь пальцы. И уже поперек горла нам встала эта расхлябанность, с сердцем заключил Таган.

— Да-а, — неопределенно протянул Ягмур, поднявшись со стула. — Все-таки о пастбищах не забывайте, о настоящем обводнении! В степи ягнята пить хотят. Возьмешь в руки ягненочка, вот так… — Чабан бережно взял загорелыми ладонями каменный белый пресс со стола, приложил к щеке и продолжал: — Нежный, а каракуль зеркальным блеском отливает на нем. И глядит он на тебя: дай ему свежей травы, дай свежей воды.

Беседовали, пока Джемал-эдже не прислала за сыном ребятишек.

По пути из конторы думалось о нуждах пастухов и о том, как легко мы втягиваемся в людские повседневные заботы. Душа горела, не терпелось поворошить водхоз. Самое малое — сесть и написать статью, о которой просил Назаров, пропесочить Каратаева. Затем мысль перебрасывалась на изыскания под новые совхозы. И — Ольга, — никак ее не минуешь. По прямой или сложными поворотами движется мысль — все равно возвращаешься к ней; так до самого дома не выходила из головы.