Илья Штемлер - Уйти, чтобы остаться Страница 7

Голос принадлежал мужчине с седым ежиком волос и узкими монгольскими глазами. Его темно-синий костюм сливался с цветом стен. «Защитная мимикрия», — вяло подумал Киреев и произнес:

— По этому поводу мне вспоминается любопытный случай…

Ковалевский придвинул календарь и принялся рисовать чертика.

Сколько времени они знают друг друга? Кажется, прошла вечность. Ковалевский в сорок третьем руководил стратегически важной темой, в Казани. Надо было разобраться в некоторых вопросах электромагнитного излучения Солнца, установить причины, мешающие установлению связи. И Киреева прислали к нему в отдел. Когда тему закончили, Киреев добился назначения на фронт. Всеми правдами и неправдами. Почти сбежал. Ковалевский разыскал его лишь в сорок седьмом. С тех пор они не расставались. Киреев и Ковалевский казались очень близкими друг другу людьми. А на самом деле?!

…У чертика получились длинные несуразные рожки. И наивные глазенки. Чертик чем-то напоминал Киреева. Ковалевский поднял глаза, чтобы убедиться. На него смотрели суженные от солнца зрачки Киреева. «А возможно, от неприязни», — мелькнуло у Ковалевского. Он перевел глаза на чертика… Бросил карандаш на стол и поднялся с мягкого красного кресла.

— Мне порядком надоели ваши случаи!

— Ну и что?

Тяжелая дверь приоткрылась, и показалась голова Савицкого. И тут же исчезла, словно Савицкий заглянул случайно, по ошибке.

Ковалевский шагнул к двери, будто обрадовавшись, что может не ответить Кирееву на его вопрос.

— Куда же вы, Валентин Николаевич? — окликнул Ковалевский. — Даже и не поздоровались.

— Я так… Проходил мимо, — улыбнулся Савицкий.

— Как дела? Как девочки?

— Спасибо. Все по-старому, — Савицкий понимал, что все это довольно глупо. Вряд ли можно поверить, что он случайно заглянул в кабинет. Он сделал несколько шагов навстречу Ковалевскому. — Я хочу просить вас… Я не могу завершить работу, необходимы дополнительные наблюдения. Я понимаю, я обращаюсь не по инстанции, но…

Ковалевский взял его под руку и направился в кабинет. Савицкий слабо упирался…

— Петр Александрович, — громко произнес с порога Ковалевский.

— Ну, зачем же? Я ведь обратился к вам, — тихо бормотал Савицкий.

Киреев прикрыл ладонью глаза, разглядывая Савицкого.

— Вот. Валентин Николаевич просит, — проговорил было Ковалевский.

— Я ничего не прошу! Зачем же? — раздраженно выкрикнул Савицкий.

Киреев поднялся с кресла.

— Валентина Николаевича смущает мое присутствие. Как всегда.

— Пожалуйста! — Ковалевский отошел к столу. Было непонятно, к кому он обращается. Переждал. Обернулся к Савицкому: — Ваша просьба целиком в компетенции Киреева. Мне неловко вмешиваться, — Ковалевский взял графин и вышел в соседнюю комнату, где находился водопроводный кран.

Савицкий принялся разглядывать свои ногти, затем резко обернулся и пошел к двери.

— Напрасно вы, — вслед произнес Киреев. — Я готов для вас сделать все, что в моих возможностях.

Савицкий молчал.

— Вы несносный. Подозрительный, несносный человек, — произнес Киреев, глядя в сутулую спину. — Придет время, и вам будет стыдно. Ох, как стыдно. Когда-то мы были друзьями, Валентин…

Савицкий вышел из кабинета.

— Я согласен, черт возьми. Наблюдайте. Сколько необходимо! — крикнул Киреев в дверь и обернулся навстречу Ковалевскому. — Вздорный старикан! Эта улыбочка… — Киреев попытался овладеть собой. — Извините. Сорвался… Нервы.

Ковалевский поставил графин, наблюдая, как успокаивается вода.

— Неужели все эти годы вы не разговариваете? Поразительно. Работаете в одной лаборатории…

— Совсем стал неврастеником. Извините, — Киреев прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

Ковалевский подошел к нему:

— Послушайте, Петя… Может, мне с ней поговорить?

Киреев усмехнулся:

— Надо знать эту женщину. Это давно назревало. Я все видел, но ничего не мог с собой сделать. Да и не знал, что… Сняла комнату, живет одна. Почему? Нелепо.

Ковалевский присел на подлокотник кресла. Что можно сказать в таком случае? Напрасно он заговорил об этой непонятной истории. И успокаивать — глупо.

— Почему она ушла, Рома? Столько лет были вместе. И ушла… Ладно, хватит об этом. — Киреев вытащил платок и принялся вытирать ладони. — Вчера получил телеграмму. Меня вызывают в Москву. С чего бы? Не знаете?

— Знаю. Вас рекомендуют на мою должность.

Киреев резко обернулся в сторону Ковалевского:

— Кто рекомендует?

— Я.

— Позвольте, позвольте… Не понимаю. А вы?

— Ухожу. Поручили заняться организацией Института радиоастрономических проблем.

— Да? — Киреев уже овладел собой. — Допустим… Как вы заметили, я забыл свои очки. И мне трудно разглядеть перспективность вашей рекомендации.

— Бросьте шутить. К чертям! — проговорил Ковалевский и подумал, что он не ошибся, что он действительно видел неприязнь в глазах Киреева. Видел явственно, ведь впервые встречался с его глазами не через стекла очков.

Ковалевский раздраженно заходил по кабинету широким шагом. Странной походкой, выворачивая носки внутрь, словно цеплялся за невидимые скобы на паркете пола. От стола к двери и обратно. Остановился. Как раз на рыхлой тени, так напоминающей резиновый коврик. Киреев отодвинулся. Тень, колыхаясь, метнулась из-под ног Ковалевского…

Ковалевский взял Киреева за руку. В больших сильных ладонях спряталась белая пухлая рука. Будто в муфте. Контраст был настолько велик, что казалось странным, как они могут быть ровесниками, докторами наук, работать в одной области, знать друг друга четверть века.

— Знаете, в чем между нами разница, Петр Александрович? — Ковалевский слегка картавил, и от этого его голос звучал искренне и проникновенно. — Я всегда твердо знаю, чего хочу. Вы — наоборот…

— В этом мое счастье, Роман Степанович, — серьезно ответил Киреев и высвободил руку. — Почему вы полагаете, что я хочу заведовать отделом?

— Больше некому. Доктор наук, профессор. Дельный организатор.

Киреев пожал плечами:

— Я прежде всего ученый, Роман Степанович…

— Именно ученый. Ваша последняя статья, где вы признали Вадима Павловича, произвела впечатление. Даже ваши недоброжелатели просили передать вам привет.

Киреев резко закинул ногу на ногу.

— Они поторопились с приветом. Я еще ничего не признал. Я разбираюсь. И неизвестно, чем все кончится. У Вадима Павловича масса неясностей…

Солнечный свет отрезал от темно-синих стен кресло, середину доски с каким-то интегралом и левую половину лица Вавилова. Пора уходить…

Между ними возникла неуловимая дружеская волна. Непонятно, отчего она возникала. И всегда после раздраженного разговора.

— И самое забавное, — произнес вслед Ковалевский, — мы с вами будем частенько встречаться. Институт займется проектированием гигантского радиотелескопа.

Киреев дошел до дверей и обернулся. Он чувствовал спиной тяжелый гипнотический взгляд. Он не мог не обернуться. Правда, сделал вид, что оглядывает кресло — не забыл ли что…

— Не спешите… Я еще не принял этот кабинет. Лично меня устраивает лаборатория. И я еще посопротивляюсь.

Ковалевский усмехнулся, но Киреев этого уже не видел.

У дверей кабинета сидел Эдуард с бумагами в руках.

У него были утомленные, в красных бессонных ободочках веки. Эдуард равнодушно кивнул Кирееву и постучался в кабинет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Чего ты стесняешься? В каком веке ты живешь? — спросил Ипполит.

— Мне не нравятся эти методы, — ответил Вадим. — Авантюра!

— Нет, я его убью. Где мой бумеранг? Я сниму скальп с этой скромной головы, — произнес Ипполит.

Вадим направился к ящику, где лежали ключи от номеров. Он жалел, что рассказал Ипполиту эту историю. Тетя Женя просматривала газету и не обращала внимания на молодых людей, спорящих вот уже четверть часа.

— Ему не нравится метод… В последний раз повторяю — номер! — Ипполит решительно шагнул к телефону и снял трубку.

— Как вы мне надоели, — тетя Женя взглянула из-за газеты. — 5–32–64! — компетентно произнесла она и, прикрываясь газетой, добавила, что только дурак не запомнит номер, если целый день названивают по телефону, униженно переспрашивая, правильно ли он набрал, да-да, униженно, и если стыдно, то нечего совершать поступки, которых приходится стыдиться. Все!

Вадим особенно и не возмущался. Ему не хотелось связываться с тетей Женей, и главное, он сам был не прочь посмотреть, что выйдет из затеи Ипполита. Он даже был благодарен тете Жене, она избавила его от неприятнейшей процедуры — дать Ипполиту номер телефона. А он все равно бы дал. Не выдержал…