Анатолий Черноусов - Экипажи готовить надо Страница 7

— Надо разломать забор, вот что! — сказал тогда Иван. И повторил, повысив голос: — Да, разломать! Ведь за ним, за этим забором, такие леса, такие луга, реки, холмы! Надо повести туда ребят! Чтобы в лагере только есть и спать. Ребята же, поди, не знают, как кричит коростель… А как же можно жить, если не знать, как кричит коростель?

— За забор нас судить будут, Иван Ильич, — усмехнулся физрук Филимонов-Кудазакупалку.

— Товарищи, товарищи, — энергично вступил в разговор начальник лагеря, — педсовет же не о том, мы отвлеклись, честное слово!

— Конечно, ближе к делу! — охрипшим голосом поддержала Вера Фетисова, она же баба-яга, на редкость красивая молодая женщина.

— Возражая против исключения хулиганов, товарищ Кувшинников, — все так же внушительно и энергично продолжал начальник лагеря, — причем, категорически возражая, вы, тем самым, берете на себя ответственность, ручаетесь, что больше в отряде подобных случаев не будет, — Василий Васильевич благодушно улыбнулся.

«Тоже ловко!» — подумал Иван.

И снова весь педсовет, все без малого тридцать человек уставились на Ивана.

И ждали.

— Ну и что! — сердито ответил Иван. — И ручаюсь.

— Что ж, товарищи, — еще более благодушно и удовлетворенно подытожил Василий Васильевич, — тогда я считаю повестку сегодняшнего совета исчерпанной… У кого будут какие-то другие к нам вопросы, подходите, решим в рабочем порядке.

— Так чё, собираться, что ли? — остановил задумавшегося Ивана голос Юрки Ширяева.

Кроме него тут были конопатый Гена Муханов и враль Боря Анохин. Они, оказывается, и не думали спать, ждали на затемненной террасе.

— А где Пинигина? — вместо ответа спросил Иван.

— А она… голова, что ли, у нее болит. В палате она.

— Ладно… Отстояли мы вас с Анной Петровной. Поручились за вас.

Юрка поднял голову, не разыгрывает ли его вожатый?

— Но теперь, ребята, держись! — предупредил Иван. — И особенно ты, Ширяев.

Юрка только хмыкнул. К чему, мол, слова.

— Спасибо, Иванлич! — голосом как на уроке у доски сказал Боря Анохин. — Спасибо, Анна Петровна, если бы не вы, нас бы из лагеря…

В полумраке террасы Иван, обернувшись, увидел, как Анна Петровна, неслышно проходя на свою половину, остановилась при этих словах и повернула голову в его, Ивана, сторону.

— Вы должны нам теперь помогать… — неуверенно продолжал Иван свои наставления.

— Вы почему до сих пор не в кроватях? — спросила Анна Петровна и подождала, пока мальчишки исчезнут за дверью.

Иван решил, что сейчас будет разговор по душам, но Анна Петровна повернулась и пошла к себе в палату.

— Спокойной ночи, — только и успел он сказать.

— Спокойной, — холодно ответила Анна Петровна, и дверь за ней закрылась.

«Ну вот, надулась», — подумал Иван и внезапно почувствовал, что устал. Опустился на скамейку, посидел с минуту, припоминая, что еще осталось сделать на сегодня, потом зашел в палату, прихватил полотенце и зашагал в сторону купалки.

Глава 6

Заплыл далеко. Вокруг таинственно и жутковато шевелились блики лунной дороги. Отдохнул, как всегда, на спине и вспомнил, что в детстве его пугала мысль — внизу под тобой нет дна, там только мрак, который цепко схватит, лишь перестань загребать руками. Смешные детские страхи!.. Он заставил себя нырнуть и долго шел вниз головой ко дну, в черную глубину, однако дна не достал, не хватило воздуха. Всплыл, отдуваясь и фыркая, и торпедой понесся к берегу, так что вода журчала, обтекая тело.

Берег надвигался. Стали различимы «грибки», раздевалка, полоска песка, на которой маячили две фигурки.

«Ирина с Зоей», — сразу же подумалось.

Поплыл тише, всматриваясь и гадая, с чем это они там возятся? Ближе… ближе… точно, они! Испугались вроде… бегом в купалку, странно…

«Оботрусь, чтобы не дрожать, и подойду», — решил Иван, направляясь к скамейке, где оставил одежду и полотенце.

— А-а, это вон кто! — будто бы только что узнав его, воскликнула Зоенька.

Ирина что-то зашептала ей, обе прыснули.

Потянул за полотенце — так и есть! Рубашка, штаны и полотенце мокрые и завязаны в узел. Ухватил зубами — не поддается! В купалке хохот.

— Ну, погодите! — и, угрожающе подняв над головой мокрый узел, бросился к девушкам.

Они, панически вскрикивая, метнулись за раздевалку. Иван сделал несколько шагов вслед, потом резко повернул назад, притаился за углом, расставив руки, и в следующее же мгновение Ирина оказалась у него в объятиях. Сила инерции прижала их друг к другу, да еще на миг Иван замешкался разомкнуть руки. И все. Когда через секунду из-за угла раздевалки выкатилась Зоенька и, чуть не наскочив на них, взвизгнула, они уже стояли в метре друг от друга.

— Попались! — торжествовал Иван, а голос у него был не свой, и сердце колотилось, колотилось.

Ирина же сделалась мрачной и на Зоенькин вопрос, что с ней, вдруг заявила:

— Да… ушиблась я. О дерево.

— Ты что! — Зоя даже растираться полотенцем перестала. — Здесь и деревьев-то близко нет. Какое дерево, ха-ха-ха?

— Да, о дерево! — упрямо повторила Ирина.

Возвращались вместе. Зоя всю дорогу тараторила о том, как здорово он, Иван, выступил на педсовете, как вообще хорошо, что наконец заговорили о скуке в лагере, как хитро ушел начальник от этого разговора, как… А пионерка Пинигина… да, знаете, говорят, у начальника с ее матерью, ну, в общем, роман… А еще говорят, что они где-то собираются по ночам…

«Ах, вот как, оказывается…» — рассеянно подумал Иван и опять покосился на Ирину: что же она хотела сказать этим своим «деревом»? Издевка? Насмешка?.. Почему бы ей прямо не ответить Зое: налетела, мол, на него, стукнулись, мол, почти что лбами? Посмеялись бы все вместе, да и делу конец.

Возле центральной линейки распрощались. Зоина рука была теплой и сильной, Иринина — прохладная и не расположенная долго задерживаться в чужой руке…

«Ну и дене-ок!»

Иван растянулся под простыней и попытался было вспомнить, с чего же начался этот длиннющий и переполненный впечатлениями день? Утро казалось неправдоподобно далеким, случившимся, по крайней мере, неделю тому назад. Вспоминал, вспоминал и задремал уже, как вдруг кто-то рядом совершенно отчетливо и строго сказал:

— Ни минуты впустую!

Иван подскочил и сел на кровати. Ему стало стыдно. Стыдно оттого, что опять он забыл этот свой девиз: ни минуты впустую!

Ведь он решил поступать в университет, решил стать ученым. Пока служил в армии, близ города закончилось строительство крупного научного центра. Приехав в отпуск, Иван на следующий же день отправился посмотреть городок науки и сразу влюбился в него. Городок был разумно и осторожно вписан в лесистую местность, белые, желтые, голубые брусья зданий живописно разбросаны на склонах холмов, на полянах, пестрых от цветов; дороги не ломились напрямик, а вежливо огибали лесные массивы.

Иван разглядывал корпуса научных институтов, задирал голову, и каждое окно казалось ему значительным, умным: ведь за этими окнами думали, считали, работали ученые!

Лучи солнца остро дробились в стекле и стали вестибюлей, зайчики играли в замках солидных портфелей, гримасничали в лаке машин. Неторопливо беседуя, шли, сидели и ехали люди, необыкновенно красивые люди, среди которых было много молодых бородачей. Иван глядел, слушал обрывки бесед, старался вникать в них.

«Ни минуты впустую! — такой девиз взял он с того дня на вооружение. — Закончить службу, год на подготовку, и — университет. А потом!..»

Он уже работал на заводе, там же, где и до армии, там же, где и его отец, механик Илья Кувшинников. А каждую свободную минуту использовал, чтобы читать, читать, читать. Книги по физике, химии, математике, биологии были одинаково интересны; Иван не знал еще, на чем остановиться, какой сделать выбор, но знал — туда, в городок, к этим необычным парням, в их среду, в лаборатории, в эксперименты, в научный поиск! «Ни минуты впустую! — подхлестывал он себя. — Ни минуты».

Но свободных минут становилось меньше и меньше. А все потому, что… Ведь кому-то надо и в комитете сектор возглавлять, и подшефных школьников в поход сводить, и спортивную честь завода защищать, и повышенные обязательства не только брать, но и выполнять.

Уж урезал, урезал Иван свой сон, да больше некуда. «Ваня, это что же такое! — стонала мать. — Ты посмотри на себя. Ты же зеленый весь. Демобилизовался — лучше был, справнее. Ну, куда же годится: проснусь, погляжу — сидит. Эдак ведь и до худа недалеко…»

Иван в ответ только посмеивался, однако чувствовал, что мать права, что так и «до худа недалеко».

«Да, это, пожалуй, единственная возможность подготовиться в университет, — думал он, слушая белобрысого Кешу-секретаря, когда тот агитировал его поехать в лагерь. — Свободное время, свежий воздух, режим…»