Анатолий Черноусов - Экипажи готовить надо Страница 8

«Все теперь полетело к чертям! — досадовал он, сидя на кровати. — Вот зачем сунулся? Что смыслю в этой педагогике? С Анной Петровной испортил отношения. В ораторы полез! Критиковать принялся, поручательства брать! Права Ирина — дерево я, дубина и больше никто. Над такими смеются: в каждой бочке затычка…»

А в это самое время на своей кровати ворочалась и не могла заснуть Ирина.

«Как же ничего не произошло? Как же не было? — спорила она с собой. — Нет, это не просто столкновение. Вначале — да. Но потом… его руки… Да было же, было! Что я, не почувствовала, что ли? Не поняла? Дерево… Сморозила сама не знаю что!»

А через минуту:

«Надо было пощечину ему влепить. Как он посмел!.. И вообще, что в нем может быть интересного? »

«Но ты же совсем его не знаешь! А вдруг он в тысячу раз интереснее этого кривляки Вадима? Вон он как на педсовете выступил! Смогла бы ты, будущий педагог, так выступить?»

«Но надо спать, спать, спать. Мама как наказывала? Минимум восемь часов… Я буду умницей, мама, я сейчас засну. Я смертельно хочу спать».

И вдруг всем телом вспомнила прикосновение. «Какое горячее дерево!» — и беззвучно рассмеялась. Сон не приходил, сна не было ни в одном глазочке…

«Завтра же объясниться с Анной Петровной! Сделать так, чтобы все было по-старому. Накрутил! И ведь за один день! Поразительные способности, черт побери!.. Нет, это, наверное, лес виноват, обалдел я в лесу, утратил контроль и… Лес виноват… Лес… А Ирина-то?.. Ирина… не сердись… я не хотел тебя… обидеть…» — Иван засыпал.

Глава 7

Когда шла утренняя уборка палат и территории, а весь отряд, вооруженный вениками из сырых ивовых веток, усиленно пылил, Анна Петровна подошла к Ивану и сказала, что ей нужно кое-что постирать и себе, и ребятишкам. Сын и дочь у нее тут же, в лагере, только в другом отряде.

— Побудьте-ка сегодня с пионерами… — лицо холодное, непроницаемое.

— Хорошо, хорошо, Анна Петровна! — а что ему оставалось?

— Да! Чуть не забыла. Вечером конкурс инсценированных песен. Надо готовиться. Вы уж тут без меня… Вам, как говорится, и карты в руки…

— Хорошо, хорошо, Анна Петровна.

И Анна Петровна неторопливо пошла прочь — белая, идеально отглаженная кофта, строгая черная юбка, в руке узелочек.

«Хорошо, хорошо, Анна Петровна! — передразнил себя Иван. — Получил? Погоди, то ли еще будет! Попробуй верни теперь доброе старое время. Тихие часочки в беседке. На надувном венгерском матрасе…»

Ребята, покончив с уборкой, слонялись вокруг палаты, поглядывали на вожатого. Время шло. А Иван колебался, может, найти, догнать, выложить все начистоту, извиниться за вчерашнее, мол, не хотел я, пусть будет все как было? Ведь опять же год пропадет, сколько можно откладывать?

И чем больше колебался, тем сильнее злила мысль, что его наказали, как мальчишку.

«Поставила в угол, лишила мороженого… и ушла! Многозначительно ушла. Уверена, что без нее будет крах, бедлам, хаос, развалится дисциплина и падет нравственность!..»

Надо было что-то делать.

«Ладно! — решил он наконец. — Первую смену отбарабаню, так и быть. Чтоб хоть не выглядеть трепачом, чтоб — на совесть. А потом удирать. Наотрез откажусь. В этом году кровь из носу, а вступительные сдать!»

Приказав Юрке Ширяеву построить отряд, Иван побежал к физруку, забрал у того все компасы, какие нашлись, зашел в пионерскую комнату за ватманом и, велев отряду шагать за собой, вывел его через северные лесные ворота.

Усадив всех на поляну, спросил:

— Кто умеет плавать стилем баттерфляй? Поднять руки.

Сорок пар глаз: серые, карие, черные, маленькие, большие — уставились на него.

— Никто? А кто согласится на такой опыт: завязываю глаза, завожу в чащобу, развязываю, даю компас — выйди к заливу! Ну, кто выйдет? Кто знает компас Андрианова?

И обводил взглядом табор, и головы опускались, кое-кто смущенно улыбался.

— А что я нарисовал тут? — Иван вывел на ватмане топографический знак, обозначающий колодец с журавлем, и, поворачивая его, чтобы видели все, ждал. И ничего не дождался.

— Да-а-а, — протянул он нарочито оскорбительным тоном. И помолчал с минуту, чтобы тишина стала неловкой, чтобы каждый из мальчишек испытал бы стыд за свою темноту, за свое невежество. Выждал и спросил: — Ну, а научиться плавать стилем баттерфляй или любым другим стилем хотите?

— Хотим.

— Конечно!

— Да хоть сейчас!

— В купалке не научишься…

— А вы умеете?

И опять Иван спросил:

— А по компасу ходить? По карте? Как разведчики, как геологи?

Начался шум.

— …А в поход, в настоящий поход, далеко, чтобы переправляться через реки, сплавляться на плотах, питаться рыбой и грибами?

— Ого!

— Вот это да!

— Иванлич, Иванлич! — кричал конопатый Муханов. — В поход туда, за овраги!

И Пинигина кричала что-то, а Боря Анохин крутил своим яйцевидным затылком, собирался, видимо, присочинить что-нибудь соседу; Юрка Ширяев слегка улыбался; кто-то уже вскочил на ноги. Тут Иван решил, что настало время произнести речь, которую он приготовил по дороге сюда и складности которой сам бы подивился, слушай себя со стороны…

— Пионеры третьего отряда, — требуя поднятой рукой внимания, сказал он, — я научу вас компасу и карте, научу вас мастерить плоты и рыболовные снасти, научу определять время по длине тени; погоду — по цвету зари. Вы должны уметь плавать, как рыбы, лазить по деревьям, как обезьяны, преодолевать ручьи, болота и кручи. Вы должны метко стрелять, знать каждую травинку в поле и в лесу, читать приметы, читать звездное небо и уметь ориентироваться хмурым днем и облачной ночью. Вы научитесь управлять лодкой и парусом, разжигать костер под проливным дождем. Я научу вас всему этому, а потом мы пойдем в настоящий поход далеко, за Китимские овраги. Там построим флот и сплавимся на нем к заливу. Согласны ли вы учиться, согласны ли преодолевать трудности?

— Согласны!

— Иванлич, Иванлич!

— Ура, ура!

— Эй, пацаны, пацаны, тихо!

«Вот так-то, уважаемая Анна Петровна!» — подумал Иван, довольный впечатлением, которое произвела его речь.

А пионеры окружили его, поднялся галдеж, голоса возбужденные, лица взбудораженные; снова пришлось призывать к порядку. Потом раздал компасы и прокричал первое задание:

— Определить азимут вон той сосны, что на пригорке!

На обед опоздали, за что Иван получил замечание от начальника лагеря.

Глава 8

Впервые за всю неделю не надо было надзирателем ходить у открытых дверей во время мертвого часа. Набегавшись по лесу, вволю накупавшись и налазившись по береговым кручам, пионеры дружно уплели обед и теперь дремали или спали. В обеих палатах стояла тишина.

Не захотела отдыхать только Пинигина. Она выпросила у вожатого разрешение почитать и теперь сидела в беседке, уставившись в книгу. Но, как заметил Иван, не читала, а задумчиво глядела поверх страниц. «Неужели все-таки собирается удрать?» — подумал Иван. Он прохаживался в тени террасы и соображал, как бы выкрутиться с проклятой инсценировкой.

— Люда! — позвал он Пинигину.

Она вздрогнула и повернула голову.

— Давай с тобой в четвертый отряд сходим?

Девочка молча закрыла книгу, пошла рядом, грустная, серьезная.

— Ну, понравилось тебе сегодня?

— Ага… — вздохнула Мария Стюарт. — Это было интересно.

И опять Иван вспомнил вчерашний педсовет, ее слова и то, как побагровел начальник лагеря после этих слов. «Если то, что говорят о ее матери и о Князеве, — правда, не жизнь у девчонки, а…»

Они подходили уже к террасе четвертого отряда, и по всему было видно, что приготовление к конкурсу у Тани Рублевой идет полным ходом. На столе лежали склеенные из бумаги и покрашенные в черный цвет каски, в углу террасы — деревянные автоматы. Пионеры мастерили что-то из марли и алюминиевой проволоки, взятой, видно, все из той же катушки, которая шла на обручи хула-хуп.

— Это голуби у нас будут, — улыбнулась Таня на вопрос Ивана. — Мы решили «Витю Черевичкина» инсценировать. Чудесная, знаешь, песня, а почти забытая.

— Все новое — это хорошо забытое старое? — рассмеялся Иван.

— Вот именно, — согласилась Таня. — А вы что?

Иван пожаловался, что инсценировка у него горит, и Таня задумалась.

— А ты тоже военную возьми, песню-то, — предложила она. — Им ведь только подавай военные… — Выглядела Таня этаким подростком: в синей курточке с погончиками, в узких техасах, волосы короткие, жесткие, выгоревшие на солнце. Небольшие глаза за толстенными стеклами очков светились умом и приветливостью. Иван почувствовал, что ему очень просто и хорошо с Таней, он уже верил, что инсценировка обязательно получится.

Остановились на песне «Дан приказ ему на запад…»