Евгений Дубровин - Беседы за чаем в семье Погребенниковых Страница 8

Младший Погребенников сделал вид, что никак не может проглотить бисквитное пирожное.

– Отец, спроси его ты. Он со мной даже не желает разговаривать. – Ира Ивановна поджала румяные, еще не обезображенные помадой губы.

– Ты читал Бальзака? – спросил глава семьи.

– Бальзака? – Славик прожевал наконец пирожное.

– Да, Бальзака.

– Читал.

– Что?

– Это… как его… Ну… такое грузинское… имя… Ага! «Отец Онтарио»!

– Может быть, «Отец Горио»?

– Да! Точно! – Славик поставил чашку на блюдце и стал посматривать в сторону двери. – Ты, как всегда, прав, «Отец Горио».

– Ты спроси его, про что «Отец Горио», – подала голос инспектор Погребенникова.

Сын метнул на мать уничтожающий взгляд.

– Ну и про что этот «Отец Горио»? – спросил энтомолог.

Сын задумался:

– Ага… дай вспомнить… вот… Там про отца. Про отца Горио. Как жил отец Горио и у него были дети.

– Он не читал «Отца Горио», – заключила мама Погребенникова.

– Ты не читал «Отца Горио», – сказал энтомолог.

– Ну, не читал, – нехотя признался Славик. – Что, на «Отце Горио» свет клином сошелся?

– Зачем было врать?

– Нечаянно вырвалось. Ну, я пошел, предки. Чао! Можете сходить на фильм «Ошибка лейтенанта Слэйда». Классный фильм. Трупов навалом. Матери понравится.

– Стой! – папа Погребенников ухватил сына за рукав. – Ты почему игнорируешь Бальзака?

– Это не я его, а он меня игнорирует, – сострил младший Погребенников.

– Повтори!

– Вик, не заводись, – предупредила Ира Ивановна. – Тебе сегодня еще работать, а у тебя давление.

– Каждый честный человек на земле должен прочитать Бальзака, – продолжал Виктор Степанович, не слушая жену.

– Каждый честный человек на земле? – удивился младший Погребенников.

– Да! Каждый честный человек!

– Витя, не впадай в крайности, – опять предупредила Ира Ивановна.

– Значит, я нечестный человек, потому что не читал Бальзака? – сделал вывод Славик.

– Значит, да! – в запальчивости воскликнул ученый.

– Ну ты даешь, батя! – удивился сын.

– Я тебе больше скажу!

– Витя, прошу тебя, не нервничай с утра. Ты же потом не сможешь работать.

– Пусть!

– Но диссертация…

– Черт с ней! Какая тут диссертация, если гибнет человек!

– Это я гибну? – опять удивился младший Погребенников.

– Да! Ты гибнешь!

– Потому что не читал Бальзака?

– И Бальзака в том числе! Ты ничего не читаешь! Ни газет, ни книг, ни журналов. Только музыка…

– Но ведь сказано: пусть всегда будет музыка, – парировал младший Погребенников.

– Только проклятые битлы. Днем и ночью битлы.

– Но битлы – тоже музыка.

– Днем и ночью вопли орангутангов. Днем и ночью первобытные вопли! И больше ничего! Ни одного проблеска! Ни одного луча света в темной башке!

– Витя! Прошу тебя, не преувеличивай, – Ира Ивановна встала и погладила мужа по голове.

– Я смотрю телевизор, – обиделся Славик. – Там все есть. Телевизор – это окно в мир.

– Ага! – обрадовался папа Погребенников. – Телевизор! Правильно! Я давно говорил – во всем виноват этот чертов телевизор! Он смотрит его от корки и до корки!

– Так нельзя сказать о телевизоре, – заметил младший Погребенников.

– Телевизор отнял у нас сына!

– Витя, ты опять преувеличиваешь!

– Из-за телевизора у него нет времени ни на книги, ни на спорт, ни на театры, ни на музеи, ни на выставки.

– Правильно. А зачем? Все есть в телевизоре, – согласился Славик. – Зачем куда-то тащиться, если можно увидеть все по телеку.

– Вот! Ты слышала? – почти с ужасом воскликнул энтомолог.

– Да, – продолжал Славик. – Телек – это будущее человечества.

– Вон из моего дома! – вдруг закричал папа Погребенников.

– Кто? Я? – спросил Славик.

– Виктор Степанович ничего не ответил. Он побежал в комнату, где стоял телевизор, и стал вырывать из розетки штепсель. Стало ясно, что слова «вон из моего дома» относились к телевизору.

– Витя! Опомнись! – закричала Ира Ивановна испуганно. – Что ты собираешься делать?

– На дачу! Пусть стоит на даче! Там он никому не мешает! Может быть, хоть там он отдохнет от вас! Без него, может быть, этот битл возьмется за ум!

– Я не битл.

– Покрутится, покрутится, делать нечего, вот и возьмется за Бальзака!

– Не возьмусь! – горячо воскликнул Славик в надежде, что хоть это остановит отца, но это, конечно, его не остановило.

Виктор Степанович схватил в охапку огромный ящик и на полусогнутых ногах поволок его к выходу.

– Ненормальный! Уронишь! Давай уж я тебе помогу! – Ира Ивановна подбежала к мужу.

– Не надо, – прохрипел глава семьи. – Такси! Вызывай такси!

Ира Ивановна бросилась к телефону, а Виктор Степанович повалился с телевизором на диван и тяжело дышал, готовясь к новому броску, не выпуская «окна в мир» из рук, словно телевизор мог убежать. Живот его колыхался вместе с полированным ящиком.

Славик с тревогой наблюдал за этими действиями. Ему постепенно становилось ясно, что намерения у родителей серьезные.

– Я прочту какого-нибудь Бальзака, – попытался он найти почву для примирения, – Сегодня же прочту. «Отца Онтарио» прочту.

Однако этот монолог не возымел действия. Ира Ивановна продолжала названивать по телефону, а глава семьи накапливал силы для решающего броска к двери. Наконец такси было заказано, Виктор Степанович запыхтел и стал отрывать «окно в мир» от живота.

– Я и спортом займусь, – продолжал унижаться младший Погребенников, не спуская тоскливых глаз с полированного ящика.

– Да! – сказал глава семьи злорадно. – Теперь ты и… спортом займешься… и учиться лучше начнешь. От скуки станешь… самоусовершенствоваться. Так-то… Делать-то будет нечего… А не станешь – так я и любезных твоему сердцу битлов выброшу на помойку.

– А я твою диссертацию сожгу, – буркнул Славик, но так тихо, что отец не расслышал.

Между тем телевизор был взгроможден в лифт, кнопка нажата, дверь захлопнулась, и папа Погребенников покатил вместе с «окном в мир», освобождая своему сыну путь к новой жизни.

Из глаз Славика выкатилась горючая слеза.

– Ах я, идиот, – прошептал младший Погребенников с искренним раскаянием. – Ну почему я не прочитал этого дурацкого «Отца Базилио»!

– Ничего, – сказала мама Погребенникова мстительно. – Теперь будешь знать, как не слушаться родителей.

– Я умру с тоски без телевизора! – Славик готов был разрыдаться. – Что мне делать без телека? А? Скажи?

– Выживешь как-нибудь, – сказала Ира Ивановна.

– Лучше палец отрубить!

– Что?!

– Отрубить палец – вот что! Только не троньте телек!

– Ах, вон оно до чего дело дошло! Взаимная страсть!

– Да, страсть! Останови этого психа!

– Не смей так про отца!

– Разве это отец? Отцы не бывают такими жестокими!

– Прекрати истерику!

Вдруг Ира Ивановна задумалась.

– Постой… Постой… Да сегодня же фигурное катание! Как же это мы забыли!

У Славика сразу же высохли слезы.

– Танцы на льду! Танцы на льду! Мы спасены!

– Быстрее!

Мать и сын выбежали из квартиры. Глава семьи еще не уехал. Он мрачно стоял у крыльца, к его ногам покорно льнул опальный телевизор.

– Танцы на льду! – на весь двор завопил Славик. – Сегодня танцы на льду!

Старший Погребенников вздрогнул. Трансляцию соревнований по фигурному катанию он никогда, ни при каких обстоятельствах не пропускал.

– Разве? – пробормотал энтомолог растерянно. – Разве сегодня танцы на льду?

– Танцы на льду! Да! Сегодня танцы на льду! – сын радостно кричал и плясал вокруг телека.

– Понесли назад, – сказала Ира Ивановна.

Виктор Степанович колебался.

– Сходим к соседям, посмотрим, – пробормотал он неуверенно.

– Отец, – сказал младший Погребенников торжественно, – клянусь тебе всеми битлами на свете – за месяц я прочту полное собрание Бальзака! Только не уноси телек.

– Ладно, посмотрим, как ты держишь слово, – согласился глава семьи после некоторого раздумья.

Вся семья Погребенниковых потащила телевизор назад, но оказалось, что за это время лифт успел сломаться, и пришлось волочить «окно в мир» на пятый этаж.

Ночью Виктору Степановичу стало плохо с сердцем. Ира Ивановна возилась до утра с горчичниками, а Славик из солидарности тоже не спал и мучился над Бальзаком, чтобы отцу было легче перенести сердечный приступ.

БЕСЕДА ПЯТАЯ

«Можно ли смотреть на звезды заплаканными глазами?»

С Эльбруса тянуло замороженными фиалками; вокруг грязелечебницы имени Семашко цвели каштаны; целительные «Ессентуки № 4» надежно заполняли желудок, не оставляя там места для губительного «Портвейна-72»; шедшие навстречу женщины, освобожденные от домашних забот, несли в руках вместо авосек цветы, как это и положено женщинам.

В общем, жизнь была прекрасна. До полного счастья не хватало услышать голоса родных. Но двадцатый век предоставил человеку и эту возможность. На углу стоял телефон-автомат, который мог всего за пятнадцать копеек перенести за тысячу километров, домой.