Евгения Изюмова - Дорога неровная Страница 80

Для Германии Пакт тоже был выгоден: возникла возможность усилить свои военные, людские и прочие ресурсы путем завоевания и присоединения к себе других самостоятельных стран, совершенно не опасаясь, что Россия, связанная Пактом о ненападении на Германию, вступится за них — русские всегда держат свое слово, в этом Гитлер не сомневался. И потому совершенно безбоязненно 1 сентября Германия легко и просто в течение восемнадцати дней оккупировала Польшу, на всякий случай отгородившись ее территорией от России, если все-таки та нарушит Пакт, и в то же время приобретя прекрасный плацдарм для накопления войск перед вторжением в Россию.

Потом наступила очередь Дании, Норвегии, Голландии и Люксембурга. Франция сопротивлялась месяц, однако и она сдалась на милость победителя. И к июлю 1940 года 148 дивизий, вся военная техника этих стран попала в зависимость к Германии.

Победоносный блиц-криг по странам Европы весьма воодушевил немцев, внушил мысль о непобедимости германской армии, а единственным кумиром был, естественно, Адольф Гитлер, поэтому, когда он возвращался из оккупированной Франции в Берлин, по пути следования его автомобиля сплошной стеной стояли восхищенные немцы, бросавшие под колеса автомобиля охапки цветов.

Путь Гитлера в то время в буквальном смысле был усыпан розами. Но в своем упоении легкими победами, восхищением своих подданных, человек, бывший когда-то Адольфом Шикльгрубером, забыл, что у роз есть и шипы, иначе бы он хорошо подумал, прежде чем подписать в декабре 1940 года план «Барбаросса», направленный на быстрое и не менее блистательное завоевание России, которая, по мнению Гитлера, являлась ничем иным как колоссом на глиняных ногах.

План «Барбаросса» был и так рассчитан на быстротечные военные действия, а чтобы они были еще более эффективными, Гитлер заявил в одной из своих пламенных речей, что освобождает немцев от химеры, которая называется совестью. Все нации, кроме немецкой, провозгласил обожаемый фюрер, не имеют права на жизнь, они, в том числе и славяне, вроде насекомых, которых следует уничтожать, и Россия, эта богатая земля, будет очищена от русских и заселена немцами.

А в стране Советов в это время шли военно-стратегические штабные игры. Одну сторону (синих, предполагалось, что это немецкие войска) возглавлял Г. К. Жуков, другую (красных) — Д. Г. Павлов. Жуков проанализировал оборону «красных» и пришел к выводу, что она весьма слаба — рубежи строятся близко к границе, и если неприятель (Жуков имел в виду немцев) задумает ударить со стороны Бреста, то сможет легко сломить сопротивление. Развивая наступление «синих», он наносил главные удары именно там, где потом то же самое делали немцы. Такой ход действий ему позволил анализ конфигурации наших границ, местности. Руководство играми намеренно замедляло продвижение «синих» вперед, но «синие» на восьмые сутки продвинулись до района Барановичей. Сталин спросил, почему «синие» так оказались сильны, почему у Жукова в исходных данных игры «заложены» крупные силы немцев? Жуков ответил, что это соответствует возможностям немцев и основано на реальном подсчёте всех сил немцев, которые они могут бросить против советских войск на направлении главного удара, чтобы создать преимущество. Выслушав доклад Жукова, Сталин сделал поправку: в случае нападения немцы будут стремиться захватить хлеб Украины и уголь Донбасса, нефть Кавказа, и это необходимо учесть при следующем этапе военных игр. Оба, как показали потом события, оказались правы. Сталин, обдумав результаты игры, решил назначить Жукова начальником генерального штаба вместо Мерецкова. Возражение Жукова, что никогда не служил при штабе, не было принято, и он приступил к новой работе, с первых дней, естественно, начал и подготовку к войне с Германией, которая рано или поздно, как он считал, все равно начнется. И может быть, если бы тогда Жуков не возглавил Генеральный штаб, начальный период войны с Германией был бы еще более болезненным, потери были бы намного больше.

А то, что война вот-вот начнется, несмотря на Пакт о ненападении, у большинства советских военачальников не вызывало сомнения. Разведка постоянно доносила о том, называя даже даты вторжения. Рихард Зорге, например, сообщил, что война начнется в конце мая 1941 года. 27 мая на военный аэродром в Минске был принудительно посажен военный самолет «Люфтваффе», и у летчика нашли секретную инструкцию о войсках Западного особого округа, которым командовал Павлов. Однако коды взаимодействия были такими, как если бы это происходило в Англии, и Павлов счел захваченные документы дезинформацией: «Как ударим танковыми дивизиями, — сказал Павлов, — так все тотчас до Берлина отлетят». А между тем подчиненные ему танковые дивизии в тот момент проходили переформировку и не имели полной боевой готовности. Посчитали дезинформацией и сообщение о нападении Германии на СССР 15 июня. Жуков требовал привести войска в боевую готовность, тем более что знал из агентурных сведений — немецкие войска укомплектованы по военным законам. Однако Сталин возразил, что не всегда можно верить разведке. Он даже сообщил в личном письме Гитлеру, что ему известно о сосредоточении войск вблизи границ советской страны, и это у него, Сталина, создает впечатление, что Гитлер собирается воевать с СССР. В ответ Гитлер в доверительном (он особо это подчеркнул) письме написал, что Сталин прав: в Польше действительно сосредоточены крупные войсковые соединения, но объяснил, что это сделано для того, чтобы они не подверглись сильным бомбардировкам английской авиации. И как потом написал в своих воспоминаниях Жуков: «Насколько я понимаю, Сталин поверил этому письму». Поэтому он удовлетворил лишь на половину просьбы Жукова: разрешил провести частичную мобилизацию около полумиллиона запасников и перебросить четыре армии в западные округа. Но не разрешил привести в боевую готовность войска приграничных округов, что практически сводило на нет первую часть плана. Ворошилов (в то время — председатель Государственного Комитета Обороны) тоже внес свою лепту в будущие неудачи в начале войны: в течение месяца не рассматривал мобилизационные планы развертывания промышленности в военное время. Дело сдвинулось с места лишь после прямого обращения Жукова к Сталину, но, хотя и создали специальную комиссию по рассмотрению этих планов, план полностью по всем пунктам так и не был утвержден. Правда, Генштабу удалось утвердить отдельные решения по обеспечению боеприпасами, но заявки было предложено удовлетворить лишь на 15–20 процентов.

И всё-таки не только в одних ошибках Сталина, в проволочках различных ведомств кроется причина неудач в первые месяцы войны: немцы имели сильную, подготовленную армию, которая не знала поражений, в ней была идеально налаженная штабная работа и полное взаимодействие всех родов войск. Кроме того, немцы имели преимущество в военно-промышленном потенциале, а Гитлер, активно готовясь к войне, всё и вся нацеливал только на победу, что и произошло в Европе. Германия, опьяненная победами в Европе, вместе с Гитлером готова была завоевать весь мир.

А время бежало, и оно неумолимо приближало начало самой кровавой войны двадцатого века…

21 июня к пограничникам Киевского округа явился перебежчик, немецкий фельдфебель, который сообщил, что война начнется 22 июня. Получив сообщение из штаба округа, Жуков вместе с маршалом Тимошенко и генерал-лейтенантом Ватутиным немедленно поехали к Сталину с целью убедить его в необходимости привести войска в боевую готовность. Он долго колебался, но все же в ночь на 22 июня приказ был отдан. Работники Генштаба с тревогой ожидали новых вестей. В 12 часов ночи из Киевского округа сообщили о новом перебежчике, который переплыл Буг и сообщил точное время нападения: «В четыре часа немецкие войска перейдут в наступление». В 3 часа 17 минут позвонил командующий Черноморским флотом: «Со стороны моря подходит большое количество неизвестных самолетов…» Сомнений больше не оставалось: страна на пороге войны.

И она грянула, война!

Немцы, как и предполагал Георгий Константинович Жуков, форсировали Буг. Пехота — на резиновых лодках, танкисты — на специальной технике, которая готовилась к форсированию Ламанша для нападения на Англию. Каждый солдат был вооружен автоматическим оружием. На границе уже час шли бои, когда немецкий посол фон Шуленбург, он, кстати, был противником войны с Россией, вручил Вячеславу Михайловичу Молотову, министру иностранных дел СССР, официальное заявление о том, что Германия считает себя в состоянии войны с СССР. Шуленбург остался верен своему мнению, участвовал позднее в заговоре против Гитлера и был казнен вместе с другими генералами-заговорщиками. О чем думал в момент объявления войны Молотов, чья подпись стояла под Пактом о ненападении, знает только он.

Впрочем, к заключению Пакта косвенное отношение имел и Лаврентий Павлович Берия — самая зловещая фигура в предвоенное время, который возглавлял наркомат внутренних дел. После войны стало известно, что одним из резидентов нашей разведки в Германии был некто Амаяк Кабулов, его брат работал в ведомстве Берии и был близок к нему. Донесения Кабулова напрямую поступали на стол Сталина, часто минуя Центр контразведки — Кабулов считал, что в Центре к нему относятся как к мальчишке (ему было 32 года, он имел звание майора ГПУ), нередко игнорировал указания Центра. А между тем, немецкая контразведка быстро «расшифровала» амбициозного карьериста Кабулова и «подсунула» ему своего агента, бывшего латвийского журналиста Петерса, настроенного профашистски, но Кабулову он представился убежденным антифашистом.