Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2 Страница 80

Входят актеры — женщины и мужчины. Молодые и старые, пестро одетые, немного помятые, разнохарактерные. Среди них — артист в зеленом шарфе, бас, колоратурное сопрано.

(С каждым здоровается за руку.) Я рад приветствовать актеров на войне. Вы запаслись костюмами? Имеете грим?

Актеры. О да… О да…

Фрунзе (артисту в зеленом шарфе). Вы что играете?

Артист в зеленом шарфе. Трагические роли. Могу показать с партнерами некоторые сцены принца Гамлета.

Фрунзе. Прекрасно, превосходно. Я люблю образ этого принца, но Гамлет слишком уж пессимистичен. Вы не находите? Скажите, например, Чапаеву: «Быть или не быть?» Он вас, пожалуй, арестует. Вы нам нужны как снаряды… поверьте мне… снаряды оптимизма. Смелость, говорят, города берет, а смелость — это оптимизм, а оптимизм — победа. Не надо Гамлета, уж я прошу вас.

Артист в зеленом шарфе. Так что ж, «Ваньку-ключника»[123] читать?

Фрунзе. А что? Превосходный малый был этот Ванька-ключник. Ведь князю-то он все же нос утер, рога наставил. Народ не увядает на войне. Вас будут на руках носить за час открытого свободного веселья. В трагические времена трагедии не потрясают, а раздражают. Здесь ужасов достаточно жизненных, реальных. Я за комедию!

Актеры переглянулись.

Бас. Как сами можете судить по моим данным, я бас, а не комический актер. Но я могу выступать и с общедоступными вещами, подобными «Блохе»[124].

Фрунзе. Вот видите — «Блоха». Это же чудесно.

Бас. А нас напутствовали по-другому… нам предлагали репертуар серьезный, значительный и, между нами говоря, довольно скучный.

Фрунзе. Вы будете в полках, увидите людей, которые бывали сорок раз в аду, вы там поймете, как восхитителен наш русский человек в его языческой способности жить… В ужасных положениях, в кошмарных положениях, честное слово, он вам отмочит такую штуку, что диву дашься. Нет, вы, пожалуйста, поверьте мне, что темы постные и трогательные там никак не пойдут. Мы жизнерадостные люди.

Колоратурное сопрано. А что же делать колоратурному сопрано?

Фрунзе. Петь, конечно. Любовь — пожалуйста. И лирика, и птички, и луна. Все это касается переживаний каждого бойца. Простите, что я так утилитарен, деловит, — идет война, кровавая, грозная, и оттого я так настойчив.

Бас. О да… мы хорошо поняли. Мы переделаем весь наш репертуар.

Фрунзе. Но неужели все же нет среди вас, друзья, ни одного комика? Комического таланта, я повторяю, нет? Комика…

Комик (выходя вперед). Я — комик.

Фрунзе. О… какая радость.

Комик. Чаркин-Рамодановский.

Фрунзе. Как?

Комик. Чаркин-Рамодановский.

Фрунзе. Чаркин?

Комик. Уловили.

Фрунзе. Гришка?

Комик. Уловили?

Фрунзе. Технолог?

Комик. Уловили?

Фрунзе. Неужели ты меня не узнаешь?

Комик. Миша!.. Господа, не смейтесь! Это — он. (Слезы.) Какой восторг… конечно, он. Господа, смотрите, он… Михаил гений… Мы же вместе делили кусок фронзоли с колбасой. Мы — старые технологи… Вы слышите? Тех-но-ло-ги… А почему он гений? Он, бывало, сдает все предметы на высший балл и едет делать революцию… За ним гоняются сыщики, его хотят повесить… а он опять сдает на высший балл все дисциплины и едет делать революцию. А меня выгнали… За что? Не помню. Кажется, за алкоголизм. Но я не пал, Михаил. Ты в меня верил и не ошибся. Чаркин-Рамодановский все-таки большой комический талант. Служу у Корша[125].

Фрунзе. Вот с чем поздравляю, Гриша Чаркин. Корш — это дело. Там надо работать.

Колоратурное сопрано. Чаркин, пойдем, довольно плакать.

Комик. Разве я плачу? Нет. Передо мной дивная молодость. Мы делим булку… Мой Михаил сдает все дисциплины и уезжает делать революцию. А меня выгнали…

Актеры, раскланиваясь, уходят.

Человек в черкеске. Век живи, век учись — дураком помрешь. Я думаю, почему товарищ командующий об артистах хлопочет, а оно дело важное. Возьмите Чапаева, всегда поет. К кому прикажете явиться?

Фрунзе. К нему же. И сейчас.

Человек в черкеске уходит.

Адъютант. Товарищ командующий, к вам приехали академики.

Фрунзе. Зачем академики? Но просите академиков.

Адъютант выходит. В палатку входят два академика.

Академик. Мы академики… действительные члены Российской Академии наук, геологи. С одобрения Президиума Академии предпринята экспедиция для поисков нефти в степях Киргизии. России нужна нефть. Апшеронский полуостров и грозненские месторождения сейчас для нас потеряны. Мы едем искать нефть и найдем ее, но мы сидим в Самаре в пустой пассивности, дичаем без привычного труда. В делах войны мы — дилетанты. Однако мы хотим вас попросить разбить этих колчаковцев хоть на одной дороге, чтоб мы могли проехать на работу. Второй месяц, как нам закрывают путь.

Фрунзе (адъютанту). Найдите Никиту Ларионовича. Он, наверно, еще не уехал.

Адъютант выходит.

(Академикам.) Я понимаю вашу просьбу, приветствую, но как же быть — еще не знаю. Вы просите устроить специальный бой — согласен. Для науки это сделать можно, только противник нас раскусит. Попробуем другое средство.

Входят адъютант и человек в черкеске.

Человек в черкеске. Явился по вашему приказанию, товарищ Фрунзе.

Фрунзе. Никита Ларионович, вот какое дело… это ученые из Петрограда, академики. Мы с вами ходим по земле и ничего не видим. А они посмотрят, постучат и скажут нам: тут будет только глина, а тут найдете золото, тут — керосин, понимаете?

Человек в черкеске. Понятно. Подземные ученые.

Фрунзе. Вот именно, подземные, геологи. Не можете ли вы немедленно собрать отряд из местных партизан и провести ученых мимо фронта в Киргизию? Это большое государственное дело.

Человек в черкеске. Почему не можно? Могу немедленно. Позвольте гукнуть одного профессора, только он, между прочим, киргиз. Он тут сейчас баранину ест.

Фрунзе. Гукните.

Человек в черкеске (у дверей.). Эй, Вася Братов, зови сюда Батыйку. На носках.

Фрунзе. Почему же вы профессора Батыйкой зовете?

Человек в черкеске. Он же сам себя так и называет — Батыйка, он на хитрость лучше всякого профессора.

Появляется огромный, толстый, улыбающийся Батый.

Вот он сам. Входи, Батый Иванович, есть дело.

Батый (он в халате и высокой шапке. Поклонился по ритуалу). Здравия желаем.

Фрунзе. Жакшысызбы, холодом Батый. Саламаттыгыныз кандай?[126]

Батый. Кудая шукур[127].

Фрунзе (кивнул в сторону академиков). Буларга кыргыз жерлерин к рг зуп койбойсузбу?[128]

Батый (бросил взгляд на академиков). Бу абаш-каларгобы?[129]

Фрунзе. Ооба[130].

Батый. Жарайт[131].

Фрунзе. Маани иш. Кишилер ти калышныкерек. Аткара аласызбы?[132]

Батый. Киришосем аткарам[133].

Фрунзе. Жакшы[134]. Прекрасно. Он говорит — если берусь, значит, могу.

Батый (все время обращается к Фрунзе). Могу, канешна. Скажи, Китая пади, Китай пойдем. Он мало-мало на лошадь сидеть может?

Фрунзе. Жок, жолдош Батый[135], ехать надо на повозках, в кошевах.

Батый. Жакшы-жакшы, жолдош Фрунзе[136], что скажешь Батыйка — так и будет. Родной отец, скажешь, башка долой — родной отец будет башка долой.

Фрунзе. Нет-нет, товарищ Батый, пусть ваш отец живет сто лет. Эти люди — мои друзья.

Батый молча кланяется, прижав правую руку к сердцу.

Человек в черкеске. Слушай, Батый Иванович, сколько людей возьмем?

Батый (Фрунзе). Много надо. Крепкий человек надо, умный человек надо. Один Никита Ларионович за двадцать человек пойдет.

Человек в черкеске. Понял я тебя. (Фрунзе). Товарищей ученых тоже вооружить не мешает?