Пантелеймон Романов - Русь. Том II Страница 96

В 12 часов около ворот завода остановился автомобиль, и вышли несколько человек в пальто и шляпах.

Это были члены Думы, приехавшие убеждать рабочих продолжать работу.

— Кадеты приехали! — послышался чей-то торопливый и в то же время весёлый голос.

— В начале войны тоже ездили, всё на автомобилях.

— А потом автомобили надоели — на нашей шее поехали.

— Вот, вот, — говорили рабочие.

Когда рабочих стали собирать для беседы, все нехотя поднимались, сходились в инструментальный цех, где было чище и свободнее.

Своим равнодушным видом рабочие как бы показывали, что они идут только потому, что это члены Думы, и хотя они г о с п о д а, в шляпах, всё-таки они попробуют их послушать.

В цеху среди синеватой дымки под стеклянной полукруглой крышей из мелких стёкол, с железными ажурными стропилами и скрепами, уже гудели голоса, и входили всё новые и новые группы.

Члены Думы, стоя тесной кучкой, ждали, когда соберутся рабочие, изредка переговариваясь между собой. Рабочие, пришедшие первыми, стояли близко от членов Думы и разглядывали их.

— Товарищи! — сказал один из депутатов, полный человек, с румяным лицом и в очках. Он снял шляпу и, глянув себе под ноги, встал на сломанное чугунное колесо, чтобы быть выше. — Товарищи! То, что вы сейчас делаете, — это преступление перед страной и союзниками. Вы отдаёте врагам свою родину, вы предаёте своих братьев, сидящих в окопах! — выкрикнул он, взмахнув шляпой. — Вы хотите, чтобы немцы у нас стали хозяевами?…

— Один чёрт!.. — послышалось из середины толпы, которая стояла перед приехавшими тесным полукругом.

Оратор сделал вид, что не слышал этой фразы.

— Мы сейчас победили власть, она пошла на уступки. Теперь под контролем общественности мы будем работать…

— Кто это мы? На чьих спинах работать? — послышалось сразу два голоса.

Оратор смутился, потерял нить мысли, но сейчас же оправился.

Рабочие, стоявшие в синих фартуках, с чёрными от работы руками, перестав слушать, приподнимались на цыпочки и искали, кто это сказал.

— Нам нужно проявить гражданскую выдержку и терпение! — продолжал оратор, повышая голос и стараясь этим привлечь к себе внимание.

— Вам хорошо терпеть, когда вы на машинах раскатываете…

— И чем они больше терпят, тем им больше в карман попадает. — опять раздались голоса.

Стоявшие рядом с оратором депутаты пожимали плечами.

Угрюмо-молчаливое и враждебное настроение рабочих начало сменяться весёлым. Они не столько слушали оратора, сколько весело переговаривались.

Оратор, заметив это невнимание, повысил голос:

— Эти реплики не по адресу. Мы приехали к вам узнать нарушителей ваших интересов. Народные представители не могут знать сами всего, что творится в стране, и вы должны поставить нас в известность о вашем положении. Мы приехали с тем, чтобы узнать от вас… правду.

В цех неожиданно вошёл пристав в белых перчатках и с шашкой на боку и озадаченно остановился в стороне при виде членов Думы.

— Опоздал… наскочила коса на камень, — послышались иронические голоса.

Пристав стоял, по-военному вытянувшись. Рабочие, разглядывавшие пристава, снова повернулись к оратору, продолжавшему речь.

— Вам есть кому заявить о своих требованиях — вашим представителям, членам Думы, и вы, не оставляя работы, можете получить удовлетворение.

— Чего там заявлять, и так известно, — заговорили сразу несколько голосов.

— Говорите кто-нибудь один, а то ничего не слышно.

— Терехов, иди, выходи. — требовали рабочие и стали подталкивать товарища.

Терехов, пожилой человек с жёсткими волосами и небритым седым подбородком, нехотя вышел, как-то замялся, но сейчас же решительно взглянул на ожидавших его выступления членов Думы.

— Наше заявление простое: машина без угля не работает, а рабочий без хлеба. Купчишки на мясо накинули? — Он быстро взял подмышку картуз и загнул один палец. — На яйца накинули? — Он загнул другой палец. — И на хлеб насущный накинули…

— Загинай сразу все пальцы, не ошибёшься, — сказал кто-то сзади.

Пристав высматривал в толпе кричавших.

— …А заработки наши всё те же, какие были.

— Так что у вас только экономические требования? — спросил член Думы в золотых очках.

— А как же, мы другого не касаемся, — отозвался один голос.

— А как же насчёт восьмичасового и всеобщего?…

Но сейчас же его перебили сконфуженные голоса стоявших ближе к членам Думы:

— Будет нахальничать-то! Люди об деле приехали говорить, нечего зря глотку драть.

— Ему одно дают, а он уже за другое хватается.

И все взглядывали на членов Думы, как бы извиняясь за людей, не понимающих хорошего обращения.

Пристав при первых же раздавшихся голосах торопливо вынул записную книжку. Но член Думы в золотых очках, повернувшись к нему и поморщившись, сказал:

— Не можете ли вы оставить нас? Члены Думы достаточно авторитетные лица, чтобы говорить с рабочими без надзирателей.

По рядам рабочих пробежали улыбки. Глаза всех устремились на пристава.

— Здорово отбрил. — послышался негромкий голос.

Пристав возмущённо отошёл в сторону и боком, недоброжелательно поглядывал на членов Думы.

— Товарищи! — продолжал член Думы в золотых очках. — Ваши экономические требования справедливы. Что же касается политических, о которых заявляли лишь отдельные голоса, то они для вас сейчас… непрактичны. Нажать на правительство и заставить его удовлетворить ваши экономические требования мы можем и добьёмся этого, а если начинать с политических, значит, идти на верный провал и экономических требований.

— Ладно, хоть бы что-нибудь-то…

— За большим погонишься, и малое потеряешь, — послышались дружные голоса.

— А как же с резолюцией?… На похлёбку вас поймали?… — крикнул голос сзади.

— Да ну, резолюция… куда высовываешься…

— У него жены, детей нету, отчего ему и за резолюцию глотки не драть. А вот как дома пять ртов сидят, не захочешь и резолюции, — заговорили несколько голосов.

— Чего там! Не сули журавля в небе, а дай синицу в руке.

Член Думы взмахнул шляпой, как бы прося внимания, и сказал:

— Но напрасно вы, товарищи, думаете, что мы откажемся от наших политических требований. Мы только сейчас, в трудный для власти и родины момент, не хотим поднимать смуты, чтобы не дать врагу козыря в руки, но чем дольше мы терпим сейчас, тем категоричнее мы поступим и посчитаемся с властью, когда кончится война и мы разобьём врага.

Гостей провожали всей толпой до машины и вслед долго махали шапками.

И действительно, на следующий день была получена прибавка. Только Терехов и ещё человек пять, высовывавшихся наперёд, оказались арестованы и куда-то увезены.

— Это вот чёрт-то с ясными пуговицами стоял тут, — говорили, — это его рук дело…

— Терехова жалко, а этих так и надо, задаются уж очень, — говорили некоторые рабочие.

XVI

Наступил решительный день 27 сентября, день выборов в военно-промышленный комитет.

Меньшевики заметили, что на собрание прошёл один из членов Петербургского комитета большевиков, но решили пропустить его.

Когда же стали голосовать, то большевистская резолюция (за отказ от участия в комитете) получила большинство голосов.

Но Гвоздев выступил с разоблачением, в котором заявил, что выборы эти нельзя признать действительными, так как под видом рабочих в голосовании принимали участие лица, ничего общего с рабочими не имеющие и проникшие на завод нелегальным путём.

21 ноября было опубликовано извещение о вторичных выборах, назначаемых на 22 ноября. Это было сделано для того, чтобы большевики не успели сорганизоваться в один день. Кроме того, к этому времени из большевистских выборщиков было арестовано 5 человек.

Но 22-го выборы провести не удалось за недостатком свободных зал. Их назначили на 29 ноября.

Перед открытием на собрание приехал председатель военно-промышленного комитета Гучков. Его круглое лицо в очках и короткая квадратная борода были знакомы по портретам.

Гучков вышел на возвышение президиума, не спеша разделся и, как человек, привыкший вести собрания, спокойно стоял, разговаривая с подошедшим к нему человеком в пиджаке и косоворотке.

— Кто это? — спрашивали некоторые в рядах друг друга.

— Да Гвоздев же!

Гучков, переговорив с Гвоздевым, подошёл к столу и позвонил.

Собрание началось.

Но в это время на левой стороне рядов встали несколько человек и потребовали слова для внеочередного заявления.

Гучков, держа звонок в руке, смотрел сонно на них, ничего не отвечая.

— До тех пор, пока нам не дадут слова, мы открыть собрания не дадим! — крикнул один из них.