Джон Грин - Уилл Грейсон, Уилл Грейсон Страница 10

– Я ведь даже не пью, – говорю я вслух, частично самому себе, частично Джейн.

– Я их только чтобы ходить на концерты использую, – отвечает она.

– А можно посмотреть? – прошу я. Джейн берет рюкзак, исписанный ручкой названиями всяких групп и цитатами, и достает кошелек.

– Я их поглубже прячу, – поясняет она, отщелкивая кнопку, – на случай, если вдруг помру или что еще, не хочу, чтобы из больницы звонили родителям Зоры Терстон Мур. – Разумеется, так она назвалась, удостоверение личности совсем как настоящее. Фото просто отличное: губы вот-вот тронет улыбка, именно так Джейн и выглядела дома у Тайни, не то что на Фейсбуке.

– Фотка классная. Ты именно такая, – говорю я. Честно. Вот в чем проблема: очень много того, что честно. Я честно хочу засыпать Джейн комплиментами и честно хочу держать дистанцию. Честно хочу ей нравиться и честно не хочу. Эта бестолковая бесконечная честность льется из моего бездонного дурацкого рта. И я, как дурак, не смолкаю. – Ты ведь сама не представляешь, как выглядишь, понимаешь? Когда видишь свое отражение в зеркале, ты знаешь, что смотришь, так что, пусть даже неосознанно, немного позируешь. Поэтому на самом деле ты не знаешь. Но ты вот в точности такая.

Джейн прижимает два пальца к лицу на фото, которое лежит у меня на ноге, так что получается, что ее пальцы у меня на ноге, если не считать удостоверения. Секунду я смотрю на них, потом поднимаю глаза на нее, и она говорит:

– Поли хоть и преступник, но довольно хороший фотограф.

И тут он как раз подходит, помахивая кусочком пластика, весьма похожим на права.

– Мистер Байафра, ваш документ, удостоверяющий личность.

Он протягивает его мне. На пальцах его левой руки написано: L-E-S-S[8].

Права идеальные. Все иллинойсовские голограммы на месте, те же цвета, такой же толстый ламинированный пластик, такая же строчка про донорство. Я даже почти ничего на фотке вышел.

– Блин, – восклицаю я, – просто великолепно! Шедевр уровня «Моны Лизы».

– Обращайся, – отвечает Поли. – Ладно, детки, у меня тут дела. – Он с улыбкой показывает косячок. Для меня загадка, как такой заядлый курец мог оказаться таким мастаком в подделывании документов. – Пока, Джейн. Передай Филу, чтобы зашел.

– Слушаюсь, командир, – отвечает она, и мы уходим вниз по лестнице, а я прямо бедром чувствую поддельные права в переднем кармане штанов, и мне кажется, что я приобрел билет, который откроет передо мной все двери этого долбомира.

Мы выходим на улицу. Холод не перестает меня удивлять. Джейн бросается бежать, а я не знаю, догонять мне ее или нет, но тут она поворачивается ко мне и начинает скакать спиной вперед. Ветер дует ей в лицо, и я едва разбираю, что она кричит:

– Уилл, давай! Скачи! Ты же теперь мужик!

И, будь я проклят, я принимаюсь бежать за ней вприпрыжку.

глава четвертая

я выставляю метамуцил в седьмой ряд, и тут заявляется преследующая меня маура. она в курсе, что мой босс, кретин, не любитель, чтобы я стоял и трепался во время работы, так что она делает вид, будто рассматривает витамины, а сама тем временем со мной разговаривает. в частности говорит, что со словом «жевательные» явно что-то не то, но тут вдруг часы бьют 17:12, и маура решает, что пора переходить к личным вопросам.

маура: ты гей?

я: ты че, офигела?

маура: я бы нормально к этому отнеслась.

я: а, ну слава богу, а то я больше всего переживал бы именно из-за того, как ты к этому отнесешься.

маура: да я просто так сказала.

я: я учел. а теперь заткнись, пожалуйста, и дай мне поработать, ага? или мне воспользоваться своей рабочей скидкой и купить тебе чего-нибудь от твоего припадка?

мне кажется, реально надо запретить спрашивать парней об их сексуальной ориентации во время работы. хотя я не хочу эту тему с маурой обсуждать вообще нигде. дело вот в чем – не такие уж мы близкие друзья. мне просто нравится делиться с ней своими фантазиями о том, как пройдет судный день. но она для меня не из тех друзей, чей судный день я пожелал бы предотвратить. и эта проблема у нас с самого начала общения, то есть примерно с год. я понимаю, что, если рассказать мауре, что мне нравятся пацаны, она, возможно, расхочет со мной встречаться, и это было бы большущим плюсом. но я при этом сразу же превращусь в ее голубого любимца, а на таком поводке я ходить не желаю. к тому же я не такой уж гей. гребаную мадонну терпеть не могу.

я: надо сделать хлопья от запора и назвать их метамюсликс.

маура: я серьезно.

я: а я серьезно прошу тебя отвалить. если я тебя не хочу, это не значит, что я гей. тебя и многие другие нормальные парни не хотят.

маура: как ты меня уже задолбал.

я: нет, тебя я не долбал.

маура подходит и валит все бутылочки, которые я так старательно выставлял рядами. я принимаюсь подбирать их, и когда она уже в дверях, едва не швыряю в нее слабительным, но, блин, если я прямо тут вышибу ей мозги, то менеджер заставит меня убирать, а это было бы хреново. и меньше всего мне хочется свои новые туфли ее серым веществом запачкать. вы хоть представляете, с каким трудом это дерьмо отмывается? к тому же мне работа в аптеке очень нужна, а это означает, что мне нельзя тут орать, цеплять свой дебильный бейдж вверх ногами, надевать драные джинсы или приносить в жертву щенков в отделе игрушек. я в целом не против, только не люблю, когда менеджер рядом, или когда заходят знакомые, и им делается неловко потому, что я работаю, а им этого делать не приходится.

я жду, что маура развернется и прибежит обратно, но этого не происходит, и я понимаю, что ближайшие три дня придется быть с ней повежливее (или по крайней мере больше не козлиться). я делаю заметку в уме купить ей кофе или типа того, но моя ментальная доска для записи – одно название, все мои заметки на ней тут же пропадают. и, по правде говоря, я знаю, что при следующей встрече маура, как всегда, начнет изображать из себя обиженную, а меня это только больше выбесит. ну, она же сама начала. я не виноват, что она ответ не готова услышать.

по субботам аптека закрывается в восемь, а я, соответственно, ухожу в девять. эрик, мэри и грета вовсю обсуждают вечеринки, на которые собираются пойти, и даже роджер, наш квадратноголовый менеджер, рассказывает о том, что они с женой сегодня «посидят дома» – кхм-кхм, кхм-кхм, е-е, буэ. я с большей охотой представлю себе гнойную рану с копошащимися червями. роджер жирный и лысый, и жена, наверное, такая же, и я совершенно не хочу ничего знать об их жирнолысом сексе. особенно потому, что рассказывает он об этом типа с намеками на что-то интересное, когда на самом деле наверняка он просто припрется домой, они посмотрят кинцо с томом хэнксом, потом один из них уже ляжет в кровать и будет слушать, как другой пошел ссать, а потом они поменяются местами, а когда второй закончит в туалете, они выключат свет и уснут.

грета зовет меня с собой, но ей уже года двадцать три или в этом районе, к тому же ее парень винс производит такое впечатление, что он выпустит из меня кишки, если я в его присутствии буду умными словами выражаться. поэтому я попросту возвращаюсь домой, там мама, а айзека в сети нет, меня просто бесит, что у мамы по субботам всегда вечера свободны, а у айзека – наоборот, всегда заняты. то есть, я, конечно, не хочу, чтобы он сидел дома и ждал, когда я вернусь, и мы сможем пообщаться, нет, как раз классно, что у него есть жизнь. меня ждет письмо от него, он идет в кино, праздновать день рождения кары, я пишу, чтобы он ее и от меня поздравил, хотя, само собой, к тому моменту, как он это сообщение получит, день рождения уже закончится, к тому же я не в курсе, рассказывал ли он ей обо мне.

мама сидит на нашем лаймового цвета диване и смотрит на ди-ви-ди мини-сериал «гордость и предубеждение» уже в седьмой триллиард раз, а я понимаю, что сесть сейчас с ней рядом было бы по-бабски. что странно, ей еще и «убить билла» нравится, а я все никак не могу уловить разницу в ее настроении, когда она смотрит «гордость и предубеждение» и когда смотрит «убить билла». мама как будто остается одним и тем же человеком независимо от того, что творится на экране. а это наверняка неправильно.

в итоге я все же сажусь смотреть «гордость и предубеждение», потому что они на пятнадцать часов, так что когда все закончится, айзек, наверное, уже вернется. мой телефон постоянно звонит, а я постоянно не отвечаю. есть плюс в том, что айзек не может мне позвонить – не приходится волноваться, вдруг это он.

когда чувак собирается сказать телке все, что он ей должен сказать, звонят в дверь. поначалу я игнорирую это так же, как и телефон. проблема только в том, что дверной звонок на автоответчик не переключается, и когда раздается очередной звонок и мама собирается встать, я говорю, что открою, решив, что кто-то ошибся дверью, как ошибаются номером. и лишь подойдя к двери, я вижу, что за ней маура, и она слышала шаги, так что знает, что я тут.