Франсуаза Саган - В туманном зеркале Страница 10

Сибилла, по своему обыкновению, сомневалась, стоит ли ей выведывать у Франсуа его секреты и причины дурного настроения. Но она нисколько не сомневалась в том, что настроение у него дурное и что-то происходит, а если бы и попыталась убедить себя в обратном, то вопросительный знак, поставленный Ненси, поглядевшей на неуверенно сгорбленную спину Франсуа, когда они возвращались, помешал бы ей. Больше всего огорчало Сибиллу – и не без оснований, – что ее уверенность в неблагополучии превратит что-то пока еще смутное и необязательное в неизбежность. Будучи по натуре человеком цельным, Сибилла безотчетно во всем стремилась к некоему максимуму, но не понимала этого и перед другими не гордилась. Будучи во всем максималисткой, она стремилась и к максимальной терпимости и в самом деле была очень терпимой, хотя кое-какие уязвимые точки ставили ее терпению предел, но пока она еще не знала ни о своей уязвимости, ни о пределах, потому что жизнь ее с ними не сталкивала.

В общем, Сибилла спросила только и даже не слишком вслушивалась в ответ, с чего он так развеселился, увидев Бертомьё. Франсуа сослался на фасон его пиджака, манеру говорить и прочее, Сибилла согласилась с ним. И сама, спустя несколько минут, сказала, что Муна Фогель совсем не похожа на допотопную мумию, Поль и Ненси, пожалуй, тут сильно преувеличили. Она даже прибавила, что Муна, на ее взгляд, вполне «приемлема». На что Франсуа, после вполне нелицеприятного размышления, сказал, что на этот раз, пожалуй, преувеличивает она. И тут же добавил, что очень скоро скажет Сибилле что-то куда более определенное насчет Муны, так как действительно звонил ей и договорился о встрече по поводу их пьесы, что надеется повидать ее без Бертомьё, так как ему кажется, что противится постановке старый разнаряженный франт-ретроград. «Может, и так, – согласилась Сибилла. – Посмотрим, там будет видно». А пока они отпраздновали новую рубрику в журнале Сибиллы. «И прекрасно отпраздновали, и день, что ни говори, был отличный», – признал Франсуа.

Глава 8

К сожалению, Франсуа понял, что сумма в десять тысяч франков, получаемая в две недели раз за шесть страничек машинописного текста для журнала «Французская женщина», кажется грандиозной не только Сибилле, но и главному редактору. Эти десять тысяч франков Сибилла должна была заслужить: для обездоленных читательниц, которые не имели счастья обитать в городе Светоче, она должна была воссоздавать обаяние театральных пьес, очарование балетов, напряжение модных фильмов, с ее помощью они должны были побывать на самых престижных празднествах. («Престижный» – а что, собственно, имеется в виду под этим определением?) И если Сибилла не кривя душой восхищалась изысканным и оживленным праздником, устроенным фирмой «Герлен», то усаживать своих доверчивых читательниц в кресло за двести франков, с тем чтобы они познакомились с претенциозной мурой или, хуже того, с мурой без всяких претензий, она не могла. Сибилла и сама не хотела пичкать своих читательниц всякой ерундой, она искала чего-то всерьез стоящего, в общем, упорствовала в профессиональной добросовестности, которая разлучала их по вечерам, несмотря на то, что запасы терпения у Франсуа были еще меньше запасов снисходительности у Сибиллы. Вообще-то Франсуа охотнее посмеивался, чем злился, но, честно говоря, даже на свои критические статьи он тратил раза в три меньше времени, чем Сибилла на свою хронику, и так оно и бывало, чем, смотря по обстоятельствам, либо он сам, либо Сибилла втайне гордились. Короче говоря, получилось так, что между Франсуа и Сибиллой возник подспудный спор, и при том, что на личности они не переходили, одна личность копила раздражение против другой – подобных противостояний они всегда старались избежать, и вот теперь каждый считал, что именно он сглаживает острые углы, и только пуще раздражался, виня в неуступчивости другого.

У Франсуа не было никаких новостей ни от Бертомьё, ни от Муны Фогель, которые тем временем поставили в своем театре пьесу английского драматурга, обеспечив успех своей постановке в основном подбором актеров. Пользовалась успехом и хроника Сибиллы, благодаря ее добросовестности и таланту. Она недаром тратила на нее столько времени; успех, которого она добилась, можно было считать серьезным. Что касается Франсуа, то его серия «Поэты XX века» продвигалась в издательстве с грехом пополам. Писал он статьи и для газеты, но из-за своей политической позиции она была на грани краха, и ее ничто уже не могло спасти. Статьи Франсуа по-прежнему выделялись обширностью его культурного багажа и незаурядной остротой, за что кое-кто называл их саркастическими до претенциозности, и Франсуа соглашался. «Если бы не Сибилла, мы бы и концов с концами не сводили», – повторял он друзьям на каждом шагу и довел кроткую Сибиллу до белого каления. За прожитые с Франсуа десять лет она привыкла к его сдержанности и тактичности, но теперь!.. Наконец, не выдержав его очередной жалобы, она позволила и себе сказать тем же самым друзьям: «Франсуа болтает невесть что! Только и знает что жаловаться…» Ответом ей было потрясенное молчание. Она так редко сердилась, что ее вспышка произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Домой из гостей они возвращались по бульвару Пор-Руаяль, рядом, но не вместе, в не свойственном им молчании, за которое Сибилла винила себя лишь наполовину.

– Объясни наконец, что происходит? – попросил Франсуа, беря ее под руку.

Сибилла попыталась вырвать руку, но он только крепче сжал ее, и больше она не сопротивлялась.

– Распсиховалась, – ответила она и ускорила шаг.

Ему пришлось довольно грубо дернуть ее за руку, чтобы остановить, иначе одна за другой две машины могли подтолкнуть ее, и на совершенно законном основании.

– Осторожнее! Шоферы не в курсе, что ты психуешь. А позволь узнать, из-за чего?

– Из-за того, что всех достали твои разговоры о деньгах и мужчинах-содержанцах! – сердито ответила Сибилла. – Куда важнее, что вот уже десять лет мы все делаем вместе, как любая другая пара.

– Конечно, – не менее сердито отозвался Франсуа, – но разве я не должен был отметить и поздравить себя с тем, что ты меня кормишь?

– А я у тебя живу!

– Может, не будем считаться? Не опускайся до мелочного убожества! Понять не могу, почему нельзя затронуть проблему денег и не впасть в постыдную мелочность. В цифрах ведь нет ничего дурного, они отчетливые, очевидные, разве что скучные. Постыдного в них нет ни капли, если только не считать их постыдными.

– Совершенно с тобой согласна, – подхватила Сибилла, – ты совершенно прав, говоря, что и счеты, и цифры скучны до ужаса…

Они улеглись спиной друг к другу, но Франсуа тут же вновь поднялся, собираясь дочитать книгу. Сибилла очень вежливо осведомилась, что именно он читает. Он так же вежливо сообщил ей название. Чуть позже он собрался даже поделиться с ней забавным резюме прочитанного, но Сибилла уже спала или делала вид, что спит. Не в правилах Франсуа было нарушать чужой сон или хотя бы его подобие. В общем, он признавал, что Сибилла вела себя безупречно, а он так себе. На этот раз она не кричала, что он возводит на себя напраслину, что хватит ему выдумывать, потому что благосостояние их держится на нем, и только на нем – на его силе, уме, основательности. А он как раз это и хотел бы от нее услышать, хотел, чтобы именно так она и думала. Впервые в жизни для Франсуа было важно, чтобы Сибилла верила в его практическую сметку, в его умение приспособиться к новым требованиям времени, в наличие в нем тех самых качеств, над которыми они всегда посмеивались, но которые, – он и сам хотел в это верить, – при необходимости всегда сможет проявить, хотя пока еще его серия «Великие поэты XX века» не самая прибыльная для издательства «Мессидор», а его слишком вольные статьи могли появляться только в таких же слишком уж вольных, а значит, и малоимущих газетах. И вот теперь выходило так, что когда он захотел изменить свою денежную ситуацию, то не понимал как. И ему особенно была нужна поддержка. Потому что если он и зарабатывал в своей жизни какие-то приличные деньги, то зарабатывал их только театром: инсценировками, переводами. И сейчас поклялся себе, что в следующий раз не будет швырять на ветер свои авторские, а отложит их для Сибиллы на старость. Обеспечит ее. «Если возможно – во времена Чернобыля – хоть что-нибудь обеспечить», – подумал он с нежностью к Сибилле, уменьшив свою вину, а значит, и раздражение своей будущей щедростью. И, как всегда, несколько утешившись приступом раскаяния, уснул.

– Как у вас дела? Я решила, что вы обо мне совсем позабыли, и мне стало грустно. У вас все в порядке? А как Сибилла Дельрей? Вы продумали наши театральные планы?

Да, ничего не скажешь, Муна Фогель была необыкновенно любезной женщиной и совсем незлопамятной, а может, и вовсе беспамятной. Франсуа по достоинству оценил ее непринужденный светский тон.