Алексей Саморядов - Праздник саранчи Страница 10

В городке было людно. Парень и Сергей, оба стояли в кузове, глядели по сторонам. У базара вдоль обочины шли молодые узбечки в ярких платьях и шароварах.

Немец махнул рукой.

Они гортанно закричали, тонко, почти до визга, засмеялись. Одна тоже махнула рукой.

Справа и слева скалистыми голыми склонами поднимались горы, дорога шла вдоль глубокого каньона с отвесными глиняньми скатами. В каньоне гудела камнями и пенилась река кофейно-молочного цвета.

За длинным, висевшим на тросах мостом, КамАЗ свернул в боковое ущелье.

Дорога петляла под скалами и деревьями так, что Сергею и брату Марты приходилось приседать.

Брат Марты смеялся. У него это превратилось в игру: присесть перед суком или камнем в последний момент, за секунду до того, как он должен был бы расшибить себе голову.

Сергей посмотрел на него, веселого, молодого, и тоже стал играть.

Асфальтовая дорога ушла направо, на красивый маленький мост, через голубой каменистый поток. За мостом стоял шлагбаум, какие-то люди.

Один из немцев подошел к ним, спросил что-то.

— Обычно мы мед дальше берем, — сказал брат Марты.

— Мед? — переспросил Сергей.

— Мед. Обычно дальше берем. В этом ущелье тоже посмотрим.

Водитель сел в кабину, сказал что-то. Машина пошла выше по ущелью.

— Не пускают, — обернулся на шлагбаум парень. — Зона.

Дорога стала гораздо хуже.

КамАЗ встал. Вышли размяться. Водитель залез под кабину.

Сергею дали ведро. По крутому склону, ломая сухие стебли, съезжая на осыпях, он осторожно спустился вниз. Вышел на полоску чистейшего золотого песка.

Здесь, в скальном мешке, синяя вода текла спокойно.

Сергей снял рубашку. Умылся по пояс, напрягаясь от холода. Сунул в поток голову.

Когда он с полным ведром поднялся на дорогу, машины не было. Сергей, смахивая воду с волос, огляделся. Немцы исчезли.

Он свистнул. Тишина. Оглядел дорогу. Никаких следов. Он постоял, потом пошел с ведром вверх по дороге. Дорога поднималась на склон.

Он нес некоторое время ведро, затем поставил его на выступе большого красного камня так, чтобы вода не расплескалась.

Пошел дальше.

Наверху, там, где дорога выравнивалась в скалах и вниз уходил двухсотметровый, почти отвесный язык осыпи, навстречу из-за поворота вышли туристы с рюкзаками.

Сергей встал, удивленно оглядывая их.

— Здравствуйте. Здравствуйте… — здоровались все, каждый по очереди.

Сергей кивнул в ответ, разглядывая их изумленно, даже подозрительно.

— Откуда вы?

— Из Москвы, — сказала одна из девушек. — А вы местный?

Сергей неопределенно пожал плечами.

— Вы, наверное, таджик?

— Я?.. — Сергей помялся. — Почти.

— Но вы не чистый таджик?

Сергей покрутил головой, почесал шею. Они все с интересом глядели на него.

— Нет, — сказал он, — не чистый.

— Скажите, в этой реке форель ловится? — спросил парень.

— Форель? — он глянул вниз.

Внизу в пенившейся щели переката торчали какие-то железки. Ниже, среди камней, застряла сплющенная голубая кабина КамАЗа.

— Форель… — он все глядел вниз.

Река шумела внизу.

— По-моему, должна, — сказал парень неуверенно.

— Да, — Сергей вытер рукавом лоб. — Должна.

— Спасибо, до свидания, — попрощались они, каждый по очереди, и пошли гуськом вниз.

Сергей постоял, разглядывая камни внизу, огляделся, ища спуск к реке, пошел за туристами.

Сзади зашумела машина. Он оглянулся.

Его догонял старый грузовичок с сеном.

Он покусал губу, оглянулся на туристов. Они спускались метрах в тридцати от него.

Он поднял руку, голосуя.

Машина остановилась рядом с ним. Из кабины, улыбаясь, вылез бритый наголо узбек. За ним — двое.

Еще двое спрыгнули с кузова за его спиной.

Спины и рюкзаки туристов покачивались впереди.

Его ударили в пах, сразу двое, и тут же сзади по голове.

Он упал на четвереньки. Крепкие руки подхватили его за плечи и за ремень, подняли, качнули, двинули головой о колесо. Он даже не охнул.

Один из мужчин, самый маленький, проворно потащил его дальше, под машину, под заднее колесо.

Ему что-то сказали.

Он с сожалением зацокал языком, за ноги оттащил тело к обочине.

Все влезли в машину, поехали.

Объезжая туристов, грузовичок посигналил.

Туристы весело помахали руками. Им помахали в ответ. Машина осторожно обогнала туристов и скрылась за поворотом.

Туристы шли, размахивая в такт руками. Кто-то засвистел мелодию.

Сергей едва выполз на дорогу, привстал на локтях, помотал головой.

Темнело. Сергей попробовал сесть, застонал, снова упал.

Снизу зашумела машина.

Фары ее высветили Сергея. Он снова попытался сесть, но не смог.

Это был милицейский «уазик». Он встал рядом с Сергеем. К нему шли два милиционера.

Один из них, с пистолетом, наклонился над Сергеем, спросил:

— Ну как? Живой?

— Живой, — Сергей с трудом качнул головой.

Милиционер ударил его пистолетом по голове.

Они надели на него наручники, подняли бесчувственное тело за шею и за ноги. Бросили в уазик.

Машина дала задом, развернулась, поехала вниз.

Так же, за шею и за ноги, как мешок, его пронесли тускло освещенными коридорами. Лязгнул замок. Стуча сапогами, занесли в темную камеру, швырнули на цементный пол.

В темноте зашевелились люди. Кто-то встал с нар, чиркнул спичкой, осветил.

— Живой? — спросил тонкий смешливый голос.

— Нет, — сквозь зубы прошептал Сергей.

Его подхватили чьи-то руки, протащили по полу, втянули на нары. Кто-то вставил ему в рот сигарету, прикурил.

— Ну как, брат, на воле хорошо, наверное, — сказал тот же голос.

— Неплохо, — выдохнул Сергей.

— Я тоже думаю, что неплохо. Меня Давран зовут, — он вздохнул и замолчал, засопев у Сергея за спиной.

Утро. В камере шершавые бетонные стены, нары. На нарах спало человек шесть.

Сергей потрогал лицо, приподнялся, сморщился от боли, но сел. Все лицо его было разбито. На ушах запеклась кровь, с левой стороны лиловый синяк закрывал щеку.

От движения человек, лежавший спиной к Сергею, проснулся, тоже сел. Это был узбек лет сорока с бойким хитрым взглядом.

Несколько секунд они разглядывали друг друга.

Потом оба затряслись от смеха.

У Закира лицо было отделано точно так же, с левой стороны у него был такой же лиловый синяк во всю щеку.

В углу камеры, поджав ноги, на полу сидел парень-узбек лет двадцати пяти, он улыбался, наблюдая за ними чуть склонив голову.

— Не смеши, — Давран держался за живот. — Больно…

Они закурили. Остальные еще спали, ворочались.

— Баранов с киргизами воровал? — спросил Давран.

— Вроде этого, — Сергей закашлялся, потрогал ребра.

— В карты? — Давран достал колоду. — В сику. Деньги есть?

— Не умею.

Давран уже раздавал…

Люди просыпались. Два таджика о чем-то шептались на нарах. Толстая шлюха неизвестной национальности с хрустом расчесывала волосы. Русский, с совершенно разбитым носом, сел, харкнул на пол, оглядел всех, сказал тихо:

— Сволочи. — И снова лег.

У зарешеченного окна сидел маленький кудрявый азербайджанец. Он придерживал книгу на коленях и косил влажными глазами на игравших Сергея и Даврана.

— Моя, — говорил Сергей, посмеиваясь. — Снова моя.

— В сику не интересно, — Давран собрал карты. — Давай в железку.

— Я не умею.

Давран уже сдавал…

— Покажи, покажи, — Давран сидел по-турецки, перегнувшись глядел в карты.

— Моя, — смеялся Сергей.

— Шулер? — спросил Давран с уважением.

— Нет.

— А я шулер! — Он гордо хлопнул ладонью в грудь. — Где-то мы с тобой уже играли. В Чарджоу, да?

— Где это, Чиржоу?

— А-а… — Давран засмеялся. — Водки хочешь?

Сергей пожал плечами.

Давран встал, подошел к окну, свистнул. Переговорил с кем-то, сунул деньги, обернулся к Сергею.

— Что хочешь? Манты? Шашлык?

— Шашлык, — Сергей с иронией покачал головой. — Две порции.

…Они снова играли на нарах. Перед каждым кучами лежали деньги. Сидевший в углу парень-узбек, положив перед собой тюбетейку, играл сам с собой, бросая в нее камешки, приговаривал:

— Келин, келин…

Иногда он смотрел на играющих, чуть улыбаясь, и повторял их движения незаметно.

— Давран, — позвали из окна.

Он встал, подошел, вернулся с бутылкой водки, со свертками и стаканами. Разложил помидоры, горку шашлыка, пересыпанного луком, на колени, разлил в стаканы водку.

Азербайджанец даже привстал со своего места, вытянул шею, глядел на их стол.

Сергей с удивлением разглядывал еду.

Давран взял свой стакан, выпил, откусил помидор.

— Давай в «очко», — захлебывался он мясом.