Алексей Слаповский - Закодированный Страница 10

– Москва – Нью-Йорк… My… Тут непонятно, английские буквы тоже… Муж-ков. Или Мушков. Нет, Мушков все-таки. Мушков, да? – спросил Харченко у Гоши.

Тот улыбнулся.

– Да не помнит он, – сказала Татьяна, протягивая руку, чтобы забрать талон.

– Я выясню, – заверил Харченко, пряча бумажку в сумку. – А то держишь у себя дома неизвестно кого.

– Я не держу.

– А что же? – поинтересовался Харченко, чувствуя за собой право первенства: он наметил объект, он строил планы – и вдруг непредвиденный конкурент. Это неправильно: или не лезь, или стань в очередь. А то, что ты не знал о моих планах, не оправдывает: незнание не освобождает от ответственности, это даже в Уголовном кодексе записано.

Харченко уехал, а Татьяна и Гоша пошли к дому.

Там их дожидались Одутловатов-дядя и Кумилкин-племянник.

– Дело есть, Татьян! – без предисловий сказал Кумилкин. – Мы тут с дядей задумали дом снести и новый построить. Типа семейной гостиницы. Я что предлагаю. Дядя вот будет по общему хозяйству. Я по питанию. Он – по ремонтной и строительной части, – указал Кумилкин на Гошу. – А ты, если хочешь, будешь вроде администратора. Выгодное дело. Я бизнес-план уже составил. – Кумилкин достал замусоленную ученическую тетрадку.

– Что мне, своих дел мало? Не хочу, – отказалась Татьяна.

– Какие твои дела? Зелень-петрушка! А тут большие деньги в перспективе! Причем учти, мы предоставляем территорию, собственный дом готовы сломать, а от вас вообще ничего, кроме небольших вложений. Первоначальный капитал, сама понимаешь!

– Чего? – протянула Татьяна. – Капитал? Ты откуда слово такое нашел? Капитал! Вон весь мой капитал! – указала она на Толика и Костю, которые как раз в это время подкатывали на велосипедах. И, не считая нужным дальше вести глупый разговор, пошла в дом.

Пошел за нею и Гоша.

Пробежали Толик с Костей, бросив у забора велосипеды.

Кумилкин, сунув тетрадь в карман, сердито спросил дядю:

– А ты чего молчал?

– Ты сам сказал: молчи!

– Я сказал! Я имел в виду – чтоб ты дела не испортил. Ты не видел, что помочь надо?

– Так в другой раз и говори!

– А сам не можешь понять? Приблудился ко мне – никакого толка!

– Это ты приблудился!

И так, ссорясь, они потащились к своей хибаре.

Гоша понемногу вживался.

Начал соображать, как работать в теплице, и даже увлекся; среди книг Татьяны нашлось толстое пособие по домашнему и тепличному цветоводству с картинками, Гоша с любопытством читал его и рассматривал, Татьяна, видя этот интерес, достала из кухонного шкафа несколько пакетиков с семенами цветов, которые купила по случаю, но все недосуг было заняться. Она выделила Гоше несколько ящиков с землей, тот посадил семена, руководствуясь книгой, и кропотливо начал ухаживать за ростками, которые появились очень скоро.

Вечерами же читал другие книги, не про цветы, а про людей. Предпочитал классику. Детективы и книжки про любовь с красавцами и красавицами на обложках дочитывал до третьей страницы и с недоумением откладывал.

Над классикой же подолгу задумывался, поднимая голову и рассеянно шаря глазами по окружающему, как бы желая найти то, что было в книге. Не находил, опять углублялся.

Пролистывал он и газеты, которые Татьяна брала у подруги Тони на почте. Смотрел телевизор. И все больше начинал понимать человеческую взрослую жизнь.

Но с детьми ему было интересней.

Ходил с ними купаться на пруд, где кувыркался с крутого берега лучше всех к восторгу и зависти пацанов и к гордости Толика с Костей.

Умело залезал на деревья за птичьими яйцами, но яиц не брал, только посмотрит, удивляясь, какие они крапчатые или пятнистые, в отличие от куриных, и слезет обратно.

Ловко карабкался по крутым склонам карьера, где мальчишки придумали себе игру в альпинистов: цепляли веревки к деревьям наверху и спускались или поднимались.

Умело играл в войну деревянными ружьями и автоматами, которые научился превосходно выстругивать, и пацаны уже образовали живую очередь: кому следующему дядя Гоша смастерит оружие по заказу и часто по собственноручному заказчика эскизу, намаляканному ручкой на листке бумаги. Заказчик вручал и смотрел, не находя места от нетерпения, с изумлением наблюдая, как на глазах рождается настоящее, хоть и деревянное, оружие.

Войны у детей бывают не только игрушечные, а и настоящие.

Однажды Гоша, работая в теплице, увидел издали, как братья Толик и Костя вдруг начали кидаться камнями в своих приятелей, а потом сели на велосипеды и бросились улепетывать. За ними погнались. У теплицы Костя соскочил, схватил вилы, закричал:

– Убью!

Преследователи остановились.

– Завели себя придурка вместо отца! – закричали они.

– Сами придурки! – ответил Толик, замахиваясь лопатой.

Гоша вышел.

– Придурок, придурок! – закричал, обрадовавшись, Диман, большой уже мальчик, лет четырнадцати.

Гоша, улыбаясь, направился к нему.

– Только подойди! – предупредил Диман, соскакивая с велосипеда и хватая камень.

– Да не бойся, – сказал Гоша.

– А кто боится?

– Я просто хочу спросить: что такое придурок?

Вопрос был для Димана неожиданным. Мальчик из его команды по кличке Пося (от фамилии Поськин), желая подольститься к старшему, подсказал:

– Придурок – это который дурак!

– Тогда это не я, – сказал ему Гоша. – Дурак – кто глупый и ничего не понимает А я не глупый. И понимаю.

– Ага, понимаешь! Умные мужики с детьми не играют и в теплице не ковыряются! – рассудил Диман.

– А что же они делают?

– Они… – Диман опять запнулся, а Пося опять помог:

– Они на работу ходят и деньги получают! На больших машинах ездиют! Водку пьют и курят! И с женщинами это самое! Понял?

– И поэтому умные?

– Да! – подтвердил Диман, хотя и не вполне уверенно.

– Не знал, – сказал Гоша так, словно извинялся за незнание. – А ваши отцы, наверно, все умные? – спросил он без подвоха, с подлинным интересом.

Тут не только Диман, но и все прочие, включая всезнающего Посю, пришли в замешательство. Во-первых, отцов не было в наличии у каждого второго. А те отцы, что имелись, не вполне соответствовали параметрам, довольно точно, надо признать, обрисованным Посей. Далеко не все ходили на работу и получали деньги. Очень немногие ездили на больших машинах. Зато уж водку пили и курили – большинство. Один пункт оставался и вовсе сомнительным – насчет с женщинами это самое. Теоретически пацаны понимали, что имеется в виду, но толком, как и с кем это происходит у отцов, они не знали, да и не задумывались (или стеснялись задумываться).

Так что – путаница какая-то.

Выручил опять же Пося, крикнул:

– А тебя не касается!

– Вот именно. А вам мы еще бошки поотрываем! – пригрозил Диман братьям.

И команда уехала.

Гоша взял у Толика и Кости лопату и вилы.

– Этим не надо, – сказал он. – Опасно.

– А как? Голыми руками? – спросил Костя.

– Конечно.

– Ага! А если на тебя с палкой? – усомнился Толик.

– Попробуй, – Гоша дал Толику палку.

Толик махнул, но не подходя.

– Ты по мне. Не стесняйся.

– Сам просил! – предупредил Толик. Размахнулся, ударил. То есть хотел ударить, но Гоша перехватил палку и тут же сломал ее – даже не об колено, а в воздухе. Переломил, как тростинку.

Костя наскочил на него сбоку – и тут же оказался лежащим на траве, куда его мягко опустил Гоша.

– Здорово, – признал Костя. – Откуда приемы знаешь?

– Откуда-то знаю.

Вечером Таня увидела, войдя во двор, ужасную картину: сыновья дрались, ударяясь друг о друга, падая, катаясь по земле.

– Вы что? – бросилась она к ним, растаскивая. – Очумели?

– Да мы тренируемся! Нам Гоша приемы показал!

Татьяна посмотрела на Гошу, сидевшего на крыльце. Тот кивнул.

– Зачем? – спросила она.

– Это не вредно.

– Ага, не вредно. Последнюю одежду истреплют.

– Древние греки боролись голыми. Я по телевизору видел.

– Еще голышом они будут бегать! Не дикие, слава богу…

А Муслим каждый день сбавлял цену.

– Ты что-то уж совсем грабишь, – обиженно сказала Татьяна в очередной раз, рассматривая деньги, полученные за зелень, овощи и цветы. – В Москве, я видела, в три раза дороже.

– Сезон. Конъюнктура. Спрос, – ласково объяснял Муслим. – Езжай в Москву, если хочешь.

– На палочке верхом? В маршрутке все кишки вытрясет, на электричке давка с утра, а днем смысла нет. И на себе тащить – ты соображай тоже!

– Тогда что я могу поделать? – развел руками Муслим.

И Татьяна решила рискнуть.

Она достала из тайника доллары, взяла одну бумажку и сказала Гоше:

– В долг у тебя беру. Не против?

– У меня?

– Да. Твои деньги, не вспомнил?

– Нет.

– Все равно. Сто долларов беру, ясно? В тетрадь запишу, не думай!

И Татьяна сделала запись в хозяйственной тетради; такого-то числа, дескать, взяла у Гоши сто долларов. И заставила его расписаться. Гоша долго вертел ручку, не понимая. Потом вывел какую-то закорючку и рассмеялся.