София Блейк - Шлюха. Любимая Страница 10

— Ты хочешь сказать, я пойду одна?

— Нам необходимо разделиться, — кивнул Саня. — Я оставлю тебе телефон, и ты, как только появится связь, наберешь Чарли. Расскажешь ему все, что тебе известно, и попросишь его от моего имени приехать сюда.

— А что ты сам собираешься делать?

— Подберусь к бедуинской стоянке, — ответил Саня. — Ночью меня не заметят — может, узнаю что–то новое. Или, если Брюхо там, попробую ему помочь. Встретимся у моей машины под утро, я постараюсь вернуться, как можно раньше. Если меня не будет, пусть Чарли поднимает ментов.

— Ох, боюсь я идти в этих босоножках, — пожаловалась я. Идея остаться совсем одной в таком безрадостном месте совершенно не радовала.

— У каждого свои испытания, — сказал Саня, улыбаясь.

Потом он вновь спустился к своему джипу, достал из багажника бутылку воды и сделал несколько больших глотков.

— Это последняя, — сказал он, протягивая мне пластиковую бутылку. — Если не пить, в здешнем климате гарантирован тепловой удар. Неприятная смерть, скажу тебе.

— У тебя телефон–то хоть не на иврите закодирован? — спросила я, орошая сухое горло глотком живительной влаги.

— Нет, все по-английски, ты разберешься. Только уходи с этой дороги, если услышишь мотор! — напомнил мне Саня. — Ну, удачи! Не теряй времени.

— И тебе ни пуха, — кивнула я, делая первый шаг по пути назад, к цивилизации.

Тому, кто передвигается по земле в кондиционированном салоне хорошего автомобиля, в жизни не понять, что означает путь бредущего пешком паломника. Но паломники–то хотя бы носили удобную обувь! Мои ухоженные ножки с аккуратным педикюром сбились в кровь уже на первом километре, а дальше я не понимаю, как брела, кусая губы, сжимая кулаки, чтобы не разреветься. Потом боль стала настолько невыносимой, что я сняла проклятую обувь и пошла босиком по острым горячим камням. Однажды я услышала гул мотора впереди себя, и едва успела упасть в камни обочины, среди которых не оказалось ни одного, достаточно большого, способного укрыть даже такую, как я. Меня пронесло и на этот раз, но идти с каждым шагом становилось все тяжелее, пока не наступил вечер, и я уже не мучалась так сильно от жары, тем более, что дорога пошла под уклон.

— Чарли, это ты? — связь наконец–то восстановилась. — Это говорит Анна из «Рандеву», помнишь меня?

— Где Брюхо? — хрипловатый голос в трубке звучал тревожно. — Что у вас нового? Почему Саня тоже пропал с самого утра?

Я вкратце описала ему ситуацию, не забыв упомянуть странное появление Сели в бирюзовом джипе.

— Всегда знал, что ему не нравятся новые порядки в «Рандеву» и других местах, — прокомментировал Чарли, — но не думал, что Селя станет предателем.

— Подъезжай ко входу в Эйлатский аэропорт, — закончила я. — Звони за полчаса на этот номер. Надеюсь, ты или вы будете на джипе, потому что иначе мы просто не проедем в эти проклятые горы.

— У меня нет джипа, — сказал Чарли, — но я что–нибудь придумаю.

Еще через полчаса я добралась до «БМВ» Максима, рядом с которым теперь осталось всего три других автомобиля. На всякий случай, я занесла их номера в память мобильника. Отсюда до шоссе я прошла, вообще не чувствуя под собой ног. Передо мной чернела асфальтовая лента, по которой за минуту проносились десятки машин, и даже не верилось, что совсем неподалеку пейзаж оставался таким, каким был тысячи лет назад. Я нашла в себе силы снова встать на каблуки и подняла руку. Благо, в темноте нельзя было разглядеть, во что превратился мой педикюр, и какой слой красноватой пыли осел на ногах и одежде. Едва ли минуту я простояла у кромки шоссе — бородатый дядечка впустил меня в пахнущий лавандой салон своей машины, и через полчаса я уже наполнила пенную ванну в номере «Принцессы». Потом сорвала с себя грязные вещи и окунулась в блаженное тепло, почти позабыв о Сане, Брюхе и всех прочих несчастьях на свете.

Меня разбудили настойчивые телефонные трели. Вода успела уже совсем остынуть, и моя мокрая кожа покрылась мурашками, когда я вышла, чтобы ответить на звонок. Это была разгневанная Алена — и тот факт, что ответил ей вовсе не ее муж, придал дополнительное раздражение ее голосу.

— Какого черта! — мне вовсе не улабалось выслушивать глупые бабские претензии. — Приезжай в «Принцессу», сама увидишь, что его здесь нет. Он остался в пустыне, а телефон со мной, потому что там не работает сотовая связь. Да мне–то какое дело до того, что в Ливане работала? Может, там горы были ниже, или рядом находились армейские объекты, я же не специалист. Не с кем ребенка оставить, так приезжай вместе с ним. Кстати, купи по дороге йод, марлевые повязки и пластыри. Увидишь сама, зачем. Ходить мне больно. Ну, жду, жду.

Фу-ух, как тяжело общение с ревнивыми женщинами! Я перевела взгляд на свои ноги, за которыми всегда тщательно следила — ступни выглядели так, будто бы их пропустили через мясорубку.

— Как по-твоему, я не должна интересоваться, жив или здоров мой муж? — Алена расхаживает взад-вперед по номеру, обутая в нарядные босоножки с тонкими ремешками вокруг щиколоток. Я вздыхаю: когда–то еще я смогу одеть свои.

— Конечно, ты должна интересоваться, — я пропускаю бинт между ободранными пальцами. — И заботиться, наверное, должна. Только я–то тут причем?

— Ты ни при чем, — объясняет Алена, как глупому ребенку. — Я ничего такого еще не сказала, а ты почему–то думаешь, будто я ревную.

— Это читается в твоем голосе.

— Тебе так только кажется, — рука Алены, холеная и мягкая, обхватывает мою кисть. — Не думай об этом.

А ведь я, пожалуй, не права. Алена никак не проявила своих подозрений, если они и были. Что же до ее вопросов, то они вполне безобидны и по делу. Наверное, я сама подсознательно боюсь общения с этой женщиной — ведь зимой прошлого года я была с ее мужем…

Мы еще не знали друг друга по имени, он завел в комнату чужую проститутку, собственность, которую намеревался украсть (что потом и было проделано). Я отработала, как обычно, и мало что из нашего первого общения помнила, когда он явился во второй раз. Но, глядя на ситуацию глазами Алены, это все–таки была измена… Или нет?

Завибрировал мобильник — кто–то звонил Сане.

— Слушаю, — Алена схватила трубку. — Шалом, Чарли!

Я протянула руку и Алена послушно вложила в нее аппарат. Хватит валять дурака — у меня просто мало опыта разговоров с женами переспавших со мной мужчин. Но она ведь мне не подруга, а тогда зимой я вообще не подозревала об ее существовании.

— I can hardly walk, — пожаловалась я толстяку, — my feet are burning. Pick me up near the «Princess» entrance. I'll be there by 15 minutes.

— У меня только четверть часа, — сказала я Алене, отключив связь. — Чарли будет ждать внизу.

— Я еду с вами, — решительно заявила она.

— Езжай, мне–то что, — пожала я плечами. — Даже хорошо — будет, на кого опереться при выходе.

Наверное, в другом месте народ бы оборачивался, глядя, как я в топике и шортах ковыляю рядом с высокой Аленой. На ногах у меня болтались кроссовки, извлеченные из чемодана Брюха. Благо, нога у него была не больше сорокового размера, но все равно я в бинтах и надетых сверху спортивных носках едва не вываливалась из обуви. Лишь безвыходность положения оправдывала мой нелепый вид — на секьюрити в лобби я старалась не смотреть. Но Израиль как раз был подходящим для меня местом в тот момент — едва ли где–то еще на свете люди уделяют меньше внимания своей вечерней одежде (разве что для ужина почему–то делали исключение).

К моему удивлению Чарли сидел за рулем серебристого джипа.

— Я прилетел на самолете, — хриплый голос толстяка был громогласен и напоминал о том, что некогда его обладатель командовал боевым торпедным катером. — Машину арендовал уже в Эйлате — здесь это популярно, называется транспорт для сафари в пустыне.

— И в самую точку! — заметила я с воодушевлением. — Как лучше опишешь то, что нам предстоит?

С Аленой Чарли болтал на иврите, со мной переключался на английский, хоть я уже разбирала многие слова аборигенов, особенно, когда их старались адаптировать при общении с эмигрантами. Интересно, подумала я вдруг, а Вадик уже свободно говорит на иврите?

Я бы соврала, если бы сказала, что именно в тот момент мысль о брянском возлюбленном посетила меня впервые за время пребывания на земле обетованной. Но прежде я старалась отвлечься и не думать, как мне страшно будет заглянуть в оленьи глаза парализованного Вадика. Живое напоминание о скверном поступке, возможно, самом низком из всех, совершенных мною в жизни, прежде я гнала мысль о том, чтобы встретиться с ним. Но отчего–то в тот момент, сидя справа от хриплоголосого толстяка, который, вез нас навстречу неизвестной опасности, я дала себе слово больше не убегать от своей памяти, а увидеться с Вадиком, каковы бы ни были последствия этой встречи.

— Не так быстро, — сказала я Чарли, — проскочим в темноте поворот.

Почему–то принятое в отношении Вадика решение придало мне уверенности в своих силах, хотя ничего героического в нем я не видела — ни тогда, ни сейчас.