Анастасия Соболевская - Грета за стеной Страница 11

Начались каникулы. Дома на Ринге заниматься, по сути, было нечем. Все вечера Грета проводила в своей комнате на широком подоконнике, пока мать и отчим смотрели телевизор в гостиной, и наблюдала за засыпающим внизу городом, заливом и огнями Вантового моста, перекинутого, через пролив между большой землей и островом. Городские магистрали, подсвеченные фонарями, змеились желтыми полосками в черно-синей темноте. Грета делала какие-то зарисовки в блокноте, мыслями будучи где-то совсем далеко, когда в спальне тихо защебетали лесные птицы. Так тихо, что Грета не сразу поняла, что звук доносится не с наружи. И вдруг подскочила, опрометью метнулась к сумке и вытряхнула оттуда все содержимое.

— Да?

Голос Мартина ощущался ею, как глоток чистого воздуха.

Из трубки доносился шум дороги. Мартин звонил с улицы. Спрашивал, как она.

Теперь хорошо.

— Нормально, а ты?

У него тоже было все в порядке.

— Я тебя не разбудил?

— Конечно, нет.

Часы показывали половину одиннадцатого.

— Ты на работе?

— Нет. Уже нет. Твой отец только что нас всех отпустил.

— Трудный был день, да?

— Немного.

— Я соскучилась, — неожиданно призналась Грета.

Мартин улыбнулся. Как же слышно, когда человек на другом конце провода улыбается.

— Я тоже.

— Правда?

Грета во все глаза глядела в окно, в ночной город, по улице которого сейчас идет Мартин и говорит с ней. Ей в голову закралась идея.

— Знаешь, у Суннивы в августе день рождения, — сказала она. — Мы решили поехать в Каменную бухту — хотим устроить пикник, поплавать. Это на выходных. Поедешь с нами? — она запнулась, — Со мной? Я не скажу отцу. Зачем ему знать? Поедешь?

Грета молила всех богов, чтобы он ответил — да.

Он вздохнул и, наверняка, провел рукой по волосам.

— Не думаю, что это удобно. Они твои друзья.

— Нет-нет! — кинулась разубеждать его Грета. — Они будут рады. То есть… Суннива сама предлагала позвать кого-нибудь еще. Мы же едем на пляж. Хотели поиграть в мяч… Будет веселее, если нас будет четверо. И ты с ней познакомишься. Суннива замечательная.

— Не знаю, получится ли у меня.

Грета прикусила губу.

— Я хотел бы поехать с тобой. Я постараюсь.

Девичье сердце вспыхнуло надеждой.

— Я буду рада. Ты мне еще позвонишь? — робко спросила она.

— Позвонить?

— Если несложно. Как только узнаешь, получится у тебя поехать или нет. Хорошо?

— Хорошо.

Она едва не добавила: «Я люблю тебя», но и прикусила язык. Такая же длинная пауза повисла и на том конце провода.

— Спокойной ночи, Мартин.

— Спокойной ночи, Грета.

Гудки.

Как же ей нравилось, когда он произносит ее имя. Будто снова на ушко шептал. Будто это имя переполнило его и вылилось наружу. Никогда еще Грета не чувствовала себя такой полной, полной до краев всем лучшим, что в ней могло было быть и о чем она никогда раньше не догадывалась. И еще было что-то, чем она дорожила даже больше. Кажется, она больше не нуждалась в стене.

Следующим утром на Ринге проснулась совсем другая Грета. Новая, свежая, полная сил. Она лежала под одеялом, глядела в потолок и улыбалась солнечным зайчикам. Как же хорошо! Запищал телефон — ее Мартин прислал сообщение «С добрым утром!» и этого было достаточно, чтобы ощутить новый прилив нежности и тепла. Света в ней было так много, что Грета впервые за долгое время с удовольствием посмотрела на себя в зеркало. Она пришла к выводу, что веснушки ее вовсе не портят, и впервые нашла себя красивой, ничуть не хуже Суннивы, чьей внешности всегда завидовала. Она придирчиво разглядывала себя, стоя в одном нижнем белье, и одно только ее не устраивало — легкий животик. Если Мартин согласится поехать с ней в бухту, то увидит ее в купальнике. Нужно было срочно заняться прессом. А заодно посетить салон красоты — ей вдруг захотелось преобразиться. Отделаться от опостылевшей прически, измениться, стать ярче, сделаться такой, какой она чувствовала себя, поделиться своим светом с окружающими.

Она еще не знала насколько рискнет изменить свою внешность, когда переступала порог парикмахерской, но мастер, невысокий парень с волосами, уложенными с помощью геля, одетый во все черное, с легкой улыбочкой предвкушения заверил ее, что она останется довольна. Когда Грета увидела себя в зеркале, признала себя не сразу Ее волосы стали короче сантиметров на пятнадцать, чуть ниже плеч, лоб закрывала длинная легкая челка, а на затылке сквозь черноту волос проглядывали лазурные и рубиновые пряди.

У Греты не нашлось слов, чтобы выразить свое восхищение.

Как и не нашла слов мама, когда дочь вернулась домой. Только выразить она пыталась вовсе не восторг. Но Грета особенно и не слушала.

Ее комната на несколько недель превратилась в спортзал — Грета тренировалась, как сумасшедшая, даже занялась бегом — каждое утро обегала вокруг дома раз или два — чего вполне хватало, чтобы выдохнуться, и однажды едва не довела себя до потери сознания. Что ни сделаешь ради того, чтобы понравиться Мартину?

Отец также заметил, что Грета изменилась. Она не стала ни более смелой, ни более общительной, но едва уловимое нечто будто преобразило ее — Грета словно засветилась изнутри. Он не стал допрашивать ее. Если она захочет рассказать ему — расскажет. Грета благодарила отца за то, что ей не приходилось врать. Она просто наслаждалась предвкушением будущей встречи, и кто знает, чем она закончится, когда они с Мартином проведут время подальше от места, где столько проблем. Ей нравилось дразнить себя этой мыслью.

А потом ей как будто влепили пощечину — Мартин прислал смс, что не сможет поехать — задание от шефа полиции.

Они встретились на следующий день в участке, но это послужило ей слабым утешением — она только сильнее расстроилась.

Они одновременно подошли к кофемашине, когда Мартин неожиданно ласково поцеловал Грету в затылок.

— Мне нравятся твои волосы, — прошептал он. Ей очень нужно было это услышать.

Тогда же Грета узнала, что в день, когда она собиралась уезжать в Каменную бухту, шеф полиции направлял всех офицеров на переаттестацию — поэтому Мартин не мог поехать с ней. У Греты будто камень с души свалился — она думала, что он ее обманывал.

Август выдался жарким. Не таким жарким, как прошлый, когда ртуть в термометрах зашкаливала за тридцать в тени, а в магазинах бытовой техники люди в считанные часы сметали кондиционеры и вентиляторы, но весьма душным. По выходным в городе оставалось мало людей — в основном все уезжали за город, ближе к свежему воздуху и воде. Сонни была от этого не в восторге — она не хотела, чтобы тихую Каменную бухту заполонили разморенные зноем горожане. В последний момент она подумала перенести День рождения на озеро Траунмер, но Ларс, старший брат Пауля, ее отговорил. Он сказал, что именно там сейчас и отдыхают люди — соваться туда не имеет смысла. Грета поинтересовалась, почему Суннива настаивает на пляже, она же не плавает, и подруга заявила, что собирается победить страх воды. Поэтому она хочет туда, где мало свидетелей, а день рождения — дата весьма символичная для такого события.

Грета приехала к подруге рано утром, когда вахтер только открыл общежитие. Она взяла с собой не так много вещей, как собиралась: открытый купальник, такой же голубой, как перья в ее волосах, полотенце, подстилку, стащила у матери бутылку вина, которая уже около года пылилась на кухне, набор одноразовых тарелок, вилок и ножей, средство от насекомых и прочую мелочь. Она хотела взять мамину пляжную шляпку, но не нашла ее и очень переживала, что обгорит на солнце и покраснеет.

Мартин стоял на другой стороне дороги чуть в стороне — Грета его не видела. Он наблюдал, как она и еще двое — парень и девушка, — суетились вокруг старенького автомобиля, укладывая в него вещи. Мартин нервничал, но старался сохранять спокойствие, не давая внутреннему импульсу толкнуть его на поступок, о котором потом придется жалеть, будто давая кому-то невидимому себя отговорить.

Грета почувствовала на себе его взгляд и обернулась.

Какая же она хорошенькая.

Мартин вышел из тени.

Сердце Греты так и ухнуло о ребра, как лопнувший сосуд с горячим маслом. Она замешкала, прикусила губу.

— Я на минутку, — сказала она Сунниве, ставя свою сумку на землю. — Я сейчас.

Она направилась через дорогу. Волосы Мартина за то время, что они не виделись, выгорели на солнце и стали на несколько тонов светлее, почти пшеничными, а кожа наоборот приобрела карамельный цвет, придавая его глазам более яркий оттенок. Взволнованная девушка с трудом поборола в себе желание броситься любимому на шею, но вместо этого она скрестила руки на груди. Ей становилось все жарче и жарче, но едва ли от знойного воздуха.

— Привет, — заговорил он первым.