Алексей Федотов - Свет во тьме Страница 11

Архиереи были под пристальным наблюдением спецслужб. Петров уже получил подробную информацию об архиепископе Феодоре. «Нужно будет с ним встретиться», – подумал он.

Архиепископ Феодор взял трубку телефона, стоявшего на столе в его кабинете.

– Вас беспокоят из Комитета Государственной Безопасности, – раздалось в трубке. – Нам необходимо встретиться с вами.

– Где и когда? – спокойно спросил Владыка, который за годы жизни в одной квартире с сыном уже привык к подобному общению и иногда даже жалел, что его сын стал не офицером КГБ, а простым «стукачом».

– Я подойду к вам в епархиальное управление через полчаса, меня зовут подполковник Петров.

– А по имени-отчеству?

– Можете называть меня «товарищ подполковник».

– Хорошо, – сказал Владыка и невольно улыбнулся.

Через полчаса в его кабинете уже сидел суховатый, начинающий седеть человек, с ничем не примечательной внешностью, в неброском костюме, очках, в котором ничто не выдавало его принадлежности к грозному ведомству.

– Товарищ подполковник, как я понимаю? – спросил Владыка.

– Я пошутил, - ответил тот. – Зовите меня Николай Ильич.

– Чем я обязан вашему визиту, Николай Ильич?

– А вы сами не понимаете? Служебная рутина. Я, как и уполномоченный, обязан встретиться с новым православным архиереем. Хотите вы этого или нет, но мы все трое тесно связаны нашей работой. Уполномоченный может вас вызвать, а у меня работа связана с конспирацией. Было бы нонсенсом, если бы вы, даже без рясы пришли к нам в управление. На улице или конспиративной квартире вы привлекли бы слишком много ненужного внимания. Поэтому вполне естественно, что для ознакомительной встречи я пришел к вам.

– Понимаю.

– Насколько мне известно, все попытки заставить вас дать подписку о сотрудничестве были безрезультатны, чего нельзя сказать о вашем сыне и его жене?

– Да, мне неприятно об этом думать. Лучше бы мой сын честно служил в органах, если он считает это полезным, а не доносил о каждом шаге отца.

– Об этих ваших мыслях нам тоже известно, признаюсь, что я их разделяю. Но, насколько я понимаю, вы не принципиальный противник любого сотрудничества?

– Я готов давать официально требуемую информацию в рамках действующего законодательства.

– Ее вы будете давать уполномоченному, а не мне. Ну, а как вы смотрите, чтобы просто, по-приятельски рассказывать мне время от времени что-нибудь об интересующих меня священнослужителях и членах исполнительных органов?

– У нас не может быть приятельских отношений, Николай Ильич.

– А как вы отнеслись бы к тому, чтобы следовать моим ненавязчивым, для вас же полезным советам при осуществлении своей деятельности?

– Смотря что это будут за советы.

– Ну, например, связанные с вашей позицией в отношениях между духовенством и исполнительными органами. О сокращении вашими руками, на основании ваших церковных законов, духовенства за счет числа тех, на кого я представлю вам реальный компромат, не ложный, а полностью соответствующий действительности.

– Мне нужно будет каждый раз отдельно разбираться в ситуации. Ведь вы, Николай Ильич, насколько я понимаю, не ревнитель чистоты рядов православного духовенства.

– Вы неглупый человек, Владыка.

– Вы назвали меня «Владыкой»? – удивился архиепископ.

– Ну, вы же назвали меня «товарищем подполковником». Как я уже говорил, мы с вами должны работать, что называется, «в одной упряжке». Почему бы мне неофициально, в личной беседе, не признавать ваши специальные звания, хотя официально я их, конечно, не признаю. Но мы отклонились от темы нашей беседы. Какой же, на ваш взгляд, интерес советскому офицеру бороться за чистоту рядов православного духовенства?

– Интерес может быть прямым. Я уволю каких-то священников за поведение, несовместимое с саном, а уполномоченный не разрешит мне назначить на их место новых. Отсутствие богослужения в храме в течение продолжительного времени станет причиной его закрытия. А аморальный священнослужитель, как «бывший служитель культа», то есть практически светский человек, будет утвержден на должность председателя исполнительного органа и столь же успешно будет вредить Церкви, а может, и успешнее, потому что до этого он делал это неосознанно, а теперь будет делать из чувства мести и обиды.

– А вы еще и смелый человек, прямо говорите такие вещи официальному представителю советского государства.

– Я скорее старый, чем смелый. Но ведь это же правда?

– Возможно.

– Но даже учитывая это ваше признание, в каких-то вопиющих случаях мне придется запрещать в священнослужении и ставить вопрос о лишении сана тех священников, которые недостойны его носить.

– Что же, я уважаю вашу принципиальность, мне нравится ваша откровенность со мной, ваши предшественники обычно просто юлили, старались не говорить ничего конкретного и в итоге лишь отнимали мое время. Возможно, вы будете полезным нашим органам, сами того не понимая. А сейчас я должен идти, благодарю за интересную беседу.

Подполковник Петров встал, пожал Владыке руку и ушел. Архиепископ Феодор после разговора долго сидел, глубоко задумавшись. Что же имел в виду этот офицер, говоря, что православный архиерей, сам того не понимая, может быть полезен органам госбезопасности? Ведь он честно пытается проходить свое служение в соответствии с каноническим строем православной Церкви, старается не нарушать и государственных установлений. А Николай Ильич шел домой, внутренне посмеиваясь. «Архиепископ-то болтун, – думал он. – Такой ради красного словца не пожалеет и отца. Сына, по крайней мере, не жалеет. Нужно просто повнимательнее выяснить его слабые струны, умело играть на них. И он сам станет инициатором борьбы с исполнительными органами, сокращения численности духовенства. А свои ошибки будет просчитать очень просто: ведь он говорит все что думает. Пусть он и не всегда станет так прямо со мной говорить, но найти человека в его окружении, готового к тесному сотрудничеству, будет несложно». Потом подполковник подумал, что необходимо поделиться своими мыслями и с уполномоченным, а обед подождет. Он резко изменил направление своего пути и направился в сторону облисполкома.

Такие события сопровождали приезд архиепископа Феодора в Петровскую епархию, в которой ему пришлось испытать немало бед и треволнений.

Глава 8.

Двор кафедрального собора города Петрово оглашался громкими женскими криками и ругательствами. Две еще достаточно молодые женщины вцепились друг другу в волосы и всячески поносили каждая свою соперницу, к неописуемой радости рассевшейся на лавочках во дворе группы прихожан, которые получали огромное удовольствие от бесплатного представления. Одна из дерущихся была соборная кладовщица Зоя, а другая – жена старосты собора Александра Береникина Светлана.

Причиной такого бурного выяснения отношений послужило то, что две прихожанки, наученные Лукой Ивановичем Кувиным, «из добрых побуждений» рассказали Светлане, что ее муж крутит шашни с Зоей. «Ой, уведет она у тебя мужика – говорили они. – А куда ж ты с детьми-то денешься?». При этом доброжелательницы напоили обманутую жену вином: «Пей, родимая, хоть немного забудешься от горя твоего горького». Непьющая и обычно тихая Светлана, опьянев, вдруг пришла в такую ярость, что немедленно отправилась в собор, чтобы разобраться с разлучницей. Причем она настолько потеряла контроль над собой, что оттащить от Зои ее не мог даже муж, которого она обычно боялась.

«Шлюха позорная, – кричала Светлана, – решила отца у детей отобрать?». «Я не шлюха, я кладовщица», – неумело защищалась ее противница. Лука, направив «на задание» двух наиболее искусных в сплетнях и сталкивании людей лбами соборных прихожанок, надеялся на успех своей акции. Поэтому он под разными предлогами задержал после службы во дворе около тридцати прихожан на целых три часа. И его терпение было вознаграждено. В то время еще не существовало мобильных телефонов с видеокамерой, иначе он обязательно бы еще и снимал происходящее.

Александр Николаевич в бессильной ярости смотрел, как ненавидящие его прихожане со злорадством наблюдают, как он безуспешно пытается разнять жену с любовницей. Применить физическую силу принародно он не мог, поэтому надеялся только на Льва Александровича, который несколько часов назад зачем-то пошел в кабинет старосты.

Еще не доходя до своего кабинета, Береникин почувствовал сильный запах перегара. Он распахнул дверь, и его подозрения подтвердились. Положив голову на стол и тяжело дыша, в комнате сидел ничего не понимающий помощник старосты, а по полу катались пустые бутылки. Однако, несмотря на такое сильное опьянение, Лев Александрович продолжал оставаться единственной надеждой Александра в сложившейся ситуации. Он быстро налил половину граненого стакана водки и поднес к носу своего помощника. Учуяв знакомый запах, тот немедленно пришел в себя. «Чего тебе, Сашка?», – спросил он. Староста в доступной форме обрисовал ситуацию. «Так это же форменное безобразие!»– возмутился Лев Александрович.