Анна Гавальда - Ян Страница 12

Он бы добавил, что я был настолько пьян, что в конце концов прижался к стене и практически сполз до самой своей двери.

Чертов стукач…

Да, я колебался, потому что и впрямь чувствовал, что оказался в пустоте, но я не прижимался к стене, а сжимал ее в своих руках. Хотел ее согреть, чтобы не возвращаться домой одному. Хотел взять ее с собой в постель. Эта стена, о которую я столько раз стукнулся всего несколько часов тому назад — как будто в прошлой жизни, когда прижимал к груди прелестную маркизу, в обществе баронета и пары принцесс, стена, от которой по всей лестничной клетке разлеталось столько радости и веселья, столько великолепных ругательств, детского смеха и огорчений, эта стена, заупрямившаяся теперь и отказывавшаяся зайти ко мне выпить еще стаканчик, — стала для меня чем-то вроде последнего фонарного столба. Приятелем, таким же потерянным, как я сам, которому я мог положить голову на плечо, прежде чем встретиться со своей настоящей жизнью, с настоящим Яном и с истинным неприятием реальности.

Даже если допустить, госпожа судья, что этот потенциальный свидетель говорит правду, это все равно, знаете ли, продолжалось совсем недолго… Стоило только мне войти к себе домой, то есть не к себе… домой к своей подружке, вернее, к ее двоюродной бабушке, как ее там, так вот… стоило только мне войти в это помещение, как я тут же разом протрезвел.

Я нашел выключатель и зажег отвратительный свет. Повесил пиджак на вешалку и заметил, насколько она отвратительна. Равно как и зеркало. Зеркало тоже выглядело отвратительно. Зеркало, афиша под стеклом, ковер, диван, журнальный столик, все. Все было отвратительным.

Я огляделся, но ничего вокруг себя не узнал. Но кто же может здесь жить? — с удивлением спрашивал я сам себя. Пластмассовые человечки из «Плеймобил»? Коммерческие агенты образцовой квартиры? Никакого беспорядка, никакого бардака, ни фантазии, ни уюта, ничего. Одно сплошное оформление. Хуже того — декорация. Я пошел на кухню, но и там не почувствовал себя лучше. Все это ничего мне не напоминало. За этим не было никакой истории. Я не сдавался.

Присел на корточки, открыл дверцы шкафчиков, выдвинул ящики: решительным образом ничего. Пустота.

Может быть, в спальне? Я поднял одеяло, взял подушку, одну, другую, уткнулся в них носом, исследовал простыню: ничего. Ничто не указывало на то, что здесь когда-либо кто-то лежал. Ни малейшего запаха духов, пота, слюны и уж тем более спермы. Ванная комната? Зубные щетки, рубашка Мелани, наши мочалки: мертвая тишина. Но кто эти зомби, и что ж это с нами, в конце-то концов, происходит?

Я не понимал, куда мне деваться. После всех излишеств там, наверху, благодаря которым мне в той или иной мере удалось сделать свою жизнь более переносимой, я не мог теперь снова махнуть на все рукой, тогда как внутри у меня, в носу, в горле, все отказывало. Я сжал кулаки. Сжал зубы. Сжал ягодицы. Я был смешон. Я вел себя как ребенок. Маленький капризный грязнуля, раздосадованный, но слишком гордый, чтобы это признать.

Ладно, здорово, и что же дальше? Что я такого могу разбить, чтобы меня заметили, а?

Я чувствовал себя вздрюченным, агрессивным и беспомощным, когда раздался звонок в дверь.

Черт побери, но… который сейчас час? Что это еще такое?!

— Все в порядке?

Казалось, Исаак меня не узнает.

— Ян, ты как? С тобой все в порядке?

Не помню, что я ему ответил. Наверное, что я устал.

И это было правдой. Я действительно устал.

Очень устал.

Слишком устал.

Мне себя самого следовало бы разбить. Жаль, что мы жили всего лишь на третьем этаже.

— Слушай, — сказал он, схватив меня за руку, — слушай… Я отодрал этикетку специально для тебя. На память. И потом, если захочешь заказать, пока не… в общем… В общем, это или сейчас или никогда, чего уж там…

Мой Исаак… Мой принц… Я долго на него смотрел, чтобы успокоиться. Он выглядел изнуренным.

Даже крылья его «бабочки» как-то обвисли.

Он и вправду действовал на меня успокаивающе, но с другой стороны, он все-таки тоже был явно не в себе. Вот зачем он мне это сейчас принес, а? Только честно? Как будто бы с этим нельзя было подождать. Разве я собираюсь заказывать вино? У меня нет ни погреба, ни денег, ни Алис, ни миндаля, ни чугунного сотейника, ни маленьких дочек, ни специй, ни скатерти, ни бокалов, у меня ничего нет… Да уж, сомнительный поступок для человека, который якобы все понимает и видит насквозь…

Ладно, мы все-таки выпили с ним две с половиной бутылки. От этого возникают некоторые недостатки.

Мы стояли на лестничной площадке, потому что я не мог достойно его принять, и именно в этот момент, когда я подумал об Исааке Моизе, который стал моим другом, моим драгоценным другом, и о том, что я не могу достойно его принять, я наконец повзрослел:

— Позвольте подняться к вам и позаимствовать у вас маленький магнитофон Мизии «Фишер-прайс», который валяется в ее комнате среди кукол Барби, пожалуйста!

У меня было орудие преступления, но мне не хватало патрона. В данном случае — кассеты. Этой реликвии прошлого века. Маленькой коробочки из черного или прозрачного пластика с магнитной лентой, на которую можно записывать звуки. Этой мелочи из другого мира.

Не мог же я испортить считалочки Мизии…

Одна-две кассеты у меня точно должны были остаться, но где?

Отступление:

Когда я познакомился с Мелани, вместе с парой приятелей мы снимали квартиру на троих недалеко от Барбес. И если в общих комнатах у нас частенько царил невообразимый бардак, то себе я, помнится, обустроил очень даже уютную спальню.

Там было множество книг, музыки, пепельниц, распотрошенных коробок, которые моя матушка присылала мне еженедельно (с колбасой, кунь-аманом[59], масляными лепешками, да-да, клянусь вам, это немыслимо, но это моя мама, и она такая, она бретонка), дебильных маек, грязных трусов, непарных носков, которые прекрасно сочетались с рыганием, пуканьем, дрочкой и всякими скользкими шуточками, так вот туда, о чудо, не часто, но все же время от времени захаживали девушки, и там на стенах крепилось все, что поддерживало меня на плаву: записки, картинки, портреты, лица людей, казавшихся мне прекрасными или же восхищавших меня, архитектурные проекты, прототипы, макеты, идеи, учебные темы, отчеты, билеты в кино и на концерты, какие-то штуки, скопированные из книг, фразы, заставлявшие меня жить с высоко поднятой головой, репродукции рисунков Леонардо да Винчи, Арне Якобсена[60], Ле Корбюзье или Фрэнка Ллойда Райта[61] — всех этих кумиров — от которых я и сейчас не отказываюсь да и никогда не отрекусь, — обычных для того, кто явился в столицу доказывать свой талант, хотя у самого еще молоко на губах не обсохло, там также висели семейные фото, фотографии кораблей, друзей, моих собак (живых и мертвых), афиши фильмов, выставок, иллюстраторов, музыкантов, харизматичных лидеров, в общем, полный набор, чего уж там…

Ну так вот, когда мы с Мелани решили жить вместе, чтобы экономить на квартплате (боже, как запросто я это произнес, какая гадость, скажем лучше, чтоб быть счастливыми вместе), мы переехали в крохотную двушку у Восточного вокзала, и там мне, само собою, пришлось подсократить свое барахло.

Большую часть вещей я отвез к родителям, оставив себе только то, что было мне жизненно необходимо, чтобы закончить учебу и как-то одеваться. Все пошло путем, мы работали, часто куда-то ходили, мы любили друг друга, а интернет тем временем предоставил мне ту самую безграничную стену, на которой я мог вывешивать и вволю любоваться всем, что меня вдохновляло.

Потом, когда появилась возможность переехать сюда, чтобы еще больше сэкономить на квартплате (здесь мы платим только коммунальные платежи, но все ж и об этом не стоит забывать, ага?!) (о, господи, в кого я превратился?), Мелани заново перетряхнула мое барахло. Да-да, поскольку я уже большой и буду теперь работать по-настоящему, то мои бесформенные майки, старая куртка, свитера из комиссионки, ботинки «Кларкс», труба, бумажки для самокруток, вязаные шапки и книжки Толкиена мне уже больше не понадобятся. Ведь так, милый?

Ладно. О’кей. Она права. Мы отныне живем в приличном районе, и, право слово, как же приятно, когда ты больше не слышишь по ночам шум поездов и у тебя не стреляют каждые две минуты сигарету, так что… за все надо платить, это справедливо. К тому же, если я сам себя не способен убедить в том, что стал взрослым, кто мне поверит? Значит, алле-оп — и еще на пять коробок меньше. Честно говоря, меня это никогда особо не смущало, я всегда любил путешествовать налегке, но дело в том, что теперь, уф, как бы это сказать… у меня ничего больше нет. Даже аудио-кассету найти проблема.

Что ж… тем хуже для Мизии, я ей потом возмещу.