Андрей Марченко - Наследство одной ведьмы Страница 12

— Ну как? — Спросил он. — Помог я тебе?

Я кивнул — утверждать обратное было бы по крайней мере неумно. Но немного я засомневался:

— А все же, с какой радости ты мне советы даешь? Твой-то интерес какой? Что тебе надо? Ну кроме призрака сыворотки Пастера, конечно?… Лосьон от облысения? Средство от потливости ног?

— Злой ты, Франц… Тебя так послушать — ты, когда бежал, на пулеметную пургу напоролся. И не скажешь ведь, что сам себя замуровал. Я, может, от души тебе помочь хочу. Потому что мы, призраки, должны помогать друг другу. Если мы друг дружке не поможем, хто ж тогда поможет? Сейчас я тебе посоветовал, ну а потом ты мне что-то сделаешь? Ведь так?

Я смятенно кивнул в знак согласия. Мол, помогу, а как же. Не знал я в тот момент, что уже начал помогать оборотню.

Самым непосредственным образом.

— А где это?… — было первым вопросом Василисы.

Я, собственно говоря, тоже представлял эту местность с трудом. Сперва Василиса сходила в книжный магазин и купила обыкновенную туристическую. На ней деревни, указанной оборотнем не было. Тогда я предложил съездить на книжную толкучку. Там мы нашли старые туристические карты, к тому же потертую копию послевоенных времен.

— Кстати, — заметил я, как ты думаешь, а в тех местах люди знают что это такое — деньги? Ты веришь, что там есть клад?

Поскольку Василиса молчала, я продолжил:

— Верую, потому что абсурдно!

Хотел сказать еще что-то но замолчал — Василиса была не в том настроении, чтоб испытывать ее надежду.

— Ну что, поедем?

— А у нас есть выбор?

Она была права — особого выбора не было.

— Рассиживаться нечего, завтра едем.

— Завтра? — Удивился я.

— А чего нам ждать?

Логично — ждать было нечего.

Сборы были недолгими. Я, как всегда, путешествовал налегке. Василиса еще с вечера собрала рюкзак, и легла спать одетой. Возможно, она стеснялась при мне переодеваться, но, скорей, потому что для сна времени было мало. А после сна следовало просыпаться, облачаться в холодную одежду, идти на еще более холодную улицу. Я бы сам сделал так, будь я живым — всю ночь бы грел свои одежды, чтоб унести с собой в дорогу немного домашнего тепла.

Спала она плохо — ворочалась и то и дело смотрела на будильник.

— Да спи ты, — просил я ее. — Еще долго. Я тебя разбужу.

— А ты не проспишь?

— Я не хочу спать…

Она поворачивалась, но через полчаса все повторялось снова.

За час до подъема она все же заснула крепко, и я действительно стал опасаться, что она проспит, не услышит мой зов и писк будильника.

Но она проснулась за пять минут до срока.

Поднялась, выключила так и не зазвеневший будильник. Закипятила чайник, набрала горячую воду в термос и…

— Ну что пора ехать?…

— Пора… — ответил я, — Давно пора…

Автобус был совершенно пустой и я сел рядом с ней.

Закрылись двери, остановка поплыла назад.

— Отлично… — заметил я, — Дорога началась.

Улицы города были пусты, иногда попадались одинокие пешеходы, кто-то выгуливал собак, кто-то спешил на работу, кто-то возвращался домой, к теплу, к чашке чая и теплой постели.

Эх, чашка кофе — когда теперь свидимся?

На востоке только рождался рассвет. Он был молодым, выглядел еще слабым и бессильным над ночью, что продолжала висеть над городом. Но по приметам известным мне я знал — рассвет и день будет сильным и злым, солнечным, хотя и холодным.

Электричка уже ждала нас в своем тупике. Она была, вероятно, из парка, или простояла тут всю ночь, поэтому вымерзла до основания. Все ее двери были открыты. Свободных мест здесь тоже имелось в избытке — желающих ехать в том направлении было немного.

Электричка отправилась в указанное время. Впрочем, вероятно, это было единственное, что она сделала вовремя. Дальше она останавливалась на каждом полустанке и стояла там до непонятного долго. Однажды, заинтересовавшись очередной остановкой, я прошел в голову состава и обнаружил, что наш электропоезд едет несамостоятельно, а его тянет тепловоз, к которому нас прицепили на какой-то узловой станции.

И тогда я заметил, что вдоль полотна нет столбов, а над нами — контактного провода. В краях, в которые мы отправлялись до сих пор не добрались поезда на электрической тяге — туда ходили тепловозы, а может быть, в ином месте до сих пор горел уголь в топках паровозов.

Конечно, название станций здесь не объявляли, и нам пришлось перейти в голову состава, чтоб успевать читать название полустанков.

Но помогало это не слишком — на большинстве полустанков не было даже названий… люди узнавали их по своим приметам, сходили, кто-то напротив заходил, занимал места в вагонах.

Не сдержавшись, Василиса спросила, далеко ли до нашей станции.

— Да где ж вы раньше были? Чего раньше не спросили — Водяную мы давно проехали.

— Как проехали?

— Ну так и проехали, она была через четверть часа как мы из города выехали.

— Да чего ты им голову морочишь, — отозвались с соседней лавки. — Тут на линии три Водяных. Ты сперва спроси, до какой им, а потом пугай. А то ведь, с перепугу выпрыгнут из поезда, разобьются, так на твоей душе грех будет.

Наконец, разобрались — Василиса вытащила карту, разложила ее на лавках. Вокруг ее тут же собралась чуть не половина вагона. Советов давали мало, впрочем мешали тоже немного. Скоро выяснилось, что мы не проехали и половины пути.

— Да вы эта… — Сказал наш собеседник, — Кладите-то рюкзак под голову да спите. Я вас разбужу… Если не забуду, конечно…

— Простите, — робко спросила Василиса, — а отчего здесь так много Водяных. Здесь что?… Нечисти много?…

Ответом ей был смех — не слишком громкий, не такой, который можно было бы принять за оскорбление.

— Да не, барышня не потому. Нечисть-то у нас тихая. Конечно и домовые шалят, кикиморы, и водяные опять же… Да не настолько они мешают, чтоб в их честь села называть. Тут когда паровозы ходили, им нужны были остановки для того, чтоб в котлы воду набирать. Вот и построили станций… Ну а как их называть, если все что есть на них — колодец и помпа? Ась?…

Опоздав на два часа поезд, заскрипел тормозными колодками и остановился. Народ неспешно поднимался со своих мест и сходил на платформу. Сошли и мы.

Напротив здания станции была небольшая площадь. Да что там площадь — просто, приближаясь к вокзалу, дорога чуть утолщалась. Народ, сошедший с поезда рассаживался прямо на траве — можно было сделать вывод, что если здесь и есть автобусное сообщение, то остановка где-то здесь.

Рядышком расположились и мы. Василиса снова вытащила карту.

Деревня, указанная вовкулаком, на карте имелась, но к ней не вела ни одна дорога. Это при том, что за неимением иных на карту старательно наносились даже грунтовые шляхи, непроходимые и после средненького дождя. Даже ленточка реки, которая вроде бы должна была протекать через деревушку, километрах в семи вдруг резко сворачивала в сторону, кралась вдоль опушки леса и терялась в болотах и озерах.

Да и деревни здесь были как на подбор с названиями странными — Грязево, Выдрино, Дураково…

Посовещавшись немного, мы решили ехать в Хмырово. От искомого места деревенька эта была далече, но с иных сторон к месту подобраться было и вовсе невозможно.

Постояв с четверть часа, поезд на котором мы стояли, тронулся. Автобуса все не было.

Наконец, еще через полчаса появился какой-то шарабан, видимо украденный из музея техники.

К тому времени мы уже знали, что прямиком в те края не доехать, и придется ехать с пересадкой.

Проехав с полчаса, мы сошли в какой-то деревушке названия которой я не помню.

Места здесь были дикими. Городские жители в ста километрах отсюда именовали себя европейцами. Но стоило проехать все те же сто километров, причем на запад, начинались места, которые назвать Азией, значило обидеть Азию.

Нет, безусловно, здесь было много хорошего — природа, люди неплохие, добрые и даже красивые. Но цивилизация здесь была вещью недосягаемой.

Скажем вот, в одной деревеньке я даже видел светофор. Движение здесь было не таким уж и большим, и зачем его поставили — я так и не смог понять. Вероятно, он был вроде местной достопримечательности, сюда, возможно, приводили детей и показывали им диковинку. Мол, в больших городах есть вот такие вещи и пользуются ими так-то. Учитесь, детки, а то вдруг когда в город попадете.

Причем светофор был здесь авторитетом и почти культом поклонения. Бывало, машина или телега останавливалась на красном свете, и, хотя, до ближайшего человека было метров сто, ждали разрешающего сигнала светофора.

Здесь время было неторопливо, будто патока и его мерили часами. Здесь до сих пор пикетные столбы вдоль дороги отмечали не метры и километры, а сажени и версты.