Пауло Коэльо - Алеф Страница 13

Я терпеливо жду, пока Яо выговорится.

– Это нечестно. Нечестно. Возможно, это звучит чудовищно, но я предпочел бы, чтобы мы умерли вместе, вместе перешли в иную жизнь, как царь и его семья.

Я чувствую, что мой переводчик сказал не все, что хотел. Он ждет моего ответа, но я по-прежнему молчу. В этот миг мне кажется, что призраки убитых и в самом деле нас окружают.

– Когда я увидел вас с той девушкой в тамбуре, увидел, как вы смотрите друг на друга, я вспомнил свою жену, вспомнил, как прежде чем нарушить тишину, мы обменивались мгновенным взглядом, словно без слов говоря друг другу: «Мы снова вместе». Поэтому я решил привести вас сюда. Я хотел узнать, способны ли вы видеть мир иной, хотел спросить, где сейчас моя жена.

Значит, Яо и в самом деле видел нас в тот момент, когда нам с Хиляль открылся Алеф.

Я в последний раз оглядываюсь по сторонам, благодарю китайца за то, что он показал мне это место, и предлагаю идти дальше.

– Не заставляйте ее страдать. Всякий раз, когда она на вас смотрит, мне кажется, будто вы очень давно знкомы.

Про себя я точно знаю, что мне незачем даже думать об этом.

– В поезде вы спросили, не хочу ли я провести с вами вечер. Ваше предложение в силе? Мы могли бы поговорить обо всем этом позже. Если бы вы хоть раз видели, как я любуюсь своей женой, пока она спит, вы смогли бы прочесть по моим глазам, почему мы прожили вместе почти тридцать лет.

Пешие прогулки идут на пользу и телу, и душе. Мне наконец удается целиком сосредоточиться на настоящем, где присутствуют все знаки, все параллельные миры и все чудеса, какие только можно встретить. Времени в самом деле не существует. Яо может говорить о расстреле царской семьи, будто это случилось вчера, и демонстрировать свои душевные раны, полученные словно несколько минут назад, зато платформа московского вокзала мне вспоминается так, словно принадлежит далекому прошлому.

Мы сидим на скамейке в парке и смотрим, как мимо нас проходят люди. Женщины с детьми, куда-то спешащие мужчины, стайки молодежи. Мальчишки слушают музыку из включенного на полную мощность радио, а девочки напротив них оживленно болтают какой-то ерунде. Пожилые люди одеты в долгополые зимние пальто, хотя на улице уже весна. Яо покупает два хот-дога и возвращается ко мне.

– Писать книги трудно? – спрашивает он.

– Нет. А изучать иностранные языки?

– Тоже нет. Нужно лишь внимание и усидчивость.

– Не знаю, я всю мою жизнь проявлял эти качества, но ничему не научился помимо того, что усвоил в юности.

– А я никогда даже не пытался писать, поскольку мне еще в детстве внушили, что для этого следует очень много заниматься, читать скучные книжки и общаться с интеллектуалами. Терпеть не могу интеллектуалов.

Не могу понять, стоит ли принимать последние слова на свой счет. К счастью, хот-дог избавляет меня от необходимости отвечать. Мысли мои возвращаются к Хиляль и Алефу. Что если девушку напугал этот опыт, и она решила вернуться домой и не продолжать путешествие? Несколько месяцев назад я был бы доведен до исступления, полагая, что мое ученичество зависит от подобного действа и вдруг обнаружив, что не могу довести его до конца. Но сегодня солнечный день, и если мир пребывает в состоянии покоя, то именно поэтому.

– А что нужно для того, чтобы написать книгу? – спрашивает Яо.

– Любить. Как вы любили свою жену, точнее, как вы ее любите.

– И все?

– Посмотрите на этот парк. Здесь можно найти множество самых разных историй, и хотя большинство из них рассказано уже не раз, они заслуживают того, чтобы их рассказали вновь. Писатель, певец, садовник, переводчик – все мы – зеркало, в котором отражается наша эпоха. Все мы привносим в то, что делаем, нашу любовь. В моем случае, естественно, важно много читать, однако всякий, кто излишне полагается на академические издания и курсы, на которых учат писать, упускает главное: слова – это жизнь, перенесенная на бумагу. Если вам нужны истории, ищите их у других людей.

– Литературные курсы в нашем университете всегда казались мне такими...

– ...искусственными, – договариваю я за него. – Еще никто не научился любить по учебнику и никто не сделался писателем, прослушав такой курс. Учиться надо не у писателей, а у других людей, занятых непохожим на ваш трудом, потому что писательство нисколько не отличается от другого рода деятельности, которой люди предаются с радостью и воодушевлением.

– Вы могли бы написать о последних днях Николая Второго?

– Сказать по правде, это не та тема, которая может меня увлечь. История волнующая, не спорю, но для меня писать – значит прежде всего открывать нечто новое в себе самом. Если вы позволите дать вам совет, я скажу: не робейте перед чужими мнениями. Только посредственность всегда в себе уверена, так что рискните и делайте то, чего вам на самом деле хочется. Ищите людей, которые не боятся ошибаться и которые, конечно, ошибаются. Из-за этого их деятельность часто не находит признания, но именно такие люди, совершив немало ошибок, в конце концов создают что-то такое, что совершенно меняет жизнь их современников – а следовательно, меняет мир.

– Как Хиляль.

– Да, как Хиляль. Но я должен сказать вам одну вещь: моя жена значит для меня не меньше, чем для вас ваша. Я не святой, и передо мной не стоит такой цели – обрести святость, однако, пользуясь вашей метафорой, мы с ней – два облака на небе, и сейчас эти облака слились в одно. Мы были двумя глыбами льда, но солнце растопило лед, и обе глыбы превратились в один живой ручей.

– И все же, когда в тамбуре я увидел, как вы с Хиляль смотрите друг на друга...

Я не отвечаю, и он наконец умолкает.

Парни и девушки все еще сохраняют дистанцию и упорно не смотрят друг на друга, хотя по всему видно, что и те и другие питают друг к другу неподдельный интерес. Старики, глядя на них, предаются воспоминаниям о собственной юности. Матери улыбаются своим детям, своим будущим художникам, миллионерам и президентам. Наглядная картинка живой жизни.

– Я жил в разных странах, – говорит Яо. – Я знавал тяжелые времена, видел немало несправедливости, мне приходилось ударять в грязь лицом и разочаровывать тех, кто в меня верил. Но теперь все это представляется мне несущественным. Зато в памяти остаются песни, истории, всевозможные радости жизни. Моя жена умерла двадцать лет назад, а мне все кажется, что это было вчера. Она и сейчас здесь, сидит на скамейке рядом с нами и вспоминает о счастливых днях, что мы прожили вместе.

Да, она здесь, я и сам готов был убеждать в этом Яо, если бы сумел найти слова.

Мои чувства обострены до предела, почти так же, как когда я узрел Алеф и понял, о чем говорил Ж. Я пока не знаю, что с этим делать, но, по крайней мере, отдаю себе в этом отчет.

– Если у вас есть история, ее непременно стоит рассказать. Хотя бы своим близким. Сколько у вас детей?

– Двое сыновей и две дочери. Только детей мои истории не интересуют, да они уже не раз их слышали. Вы напишете книгу о путешествии по Транссибирской магистрали?

– Нет.

Даже если бы я хотел, где мне найти слова, чтобы описать Алеф?

АЛЕФ

Вездесущая Хиляль так и не объявилась. Во время ужина я не выказал своих чувств, только заметил, что автограф-сессия прошла прекрасно, и поблагодарил устроителей поездки за русскую музыку и танцы на вечеринке после встречи с читателями (ведь джаз-банды, как в Москве, так и в других городах и странах, предпочитают проверенный интернациональный репертуар), и только в конце поинтересовался, сообщил ли кто-нибудь Хиляль адрес ресторана.

Все с недоумением уставились на меня. Ну разумеется, нет! Они-то думали, что я мечтаю поскорее избавиться от нее как от чумной. И всем нам очень повезло, что она не явилась на автограф-сессию.

– С нее станется снова устроить скрипичный концерт, чтобы напроситься на ужин, – едко замечает редакторша.

Яо сидит на другом конце стола. Он-то знает, что я думаю на самом деле. Вот бы она была здесь. Только зачем? Чтобы снова видеть Алеф и пройти в двери, за которыми нет ничего, кроме тягостных воспоминаний? Я имею представление, куда ведут эти двери, я четырежды переступал этот порог, но так и не нашел ответа, который был мне необходим. И не за этим я отправился в столь долгий путь.

Ужин подходит к концу. Двое выбранных наугад читателей фотографируются со мной и спрашивают, не хочу ли я, чтобы они показали мне город. Конечно хочу.

– Только на сегодня у нас свои планы, – говорит Яо.

Раздражение издателей, адресованное прежде Хиляль, которая так настойчиво претендовала на то, чтобы быть все время рядом со мной, мгновенно обращается на переводчика: они его наняли, а у него, видите ли, на меня какие-то планы.

– Пауло устал, – говорит мой издатель. – У него был очень длинный день.