Андрей бодров - план побега Страница 13

Просто не сводили друг с друга глаз, а потом закрыли и разошлись в разные стороны. Единственное серьезное препятствие, которое между нами возникло, это то, что ты или я не готовы были к этой встрече, нам внушали, и ты или я как выяснилось, поверили в невозможность существование своей мечты и стали жить как все. Как все у кого не хватает воображения, чтобы любить и страдать. И пока они играют на этой планете в большинстве, выигрывая в тысячи лет.

Плетусь на остановку, думая о 0,457 сантиметрах новой жизни, которая сейчас пульсируют в тебе. Вспоминаю эту крохотную запятую на первом фотоснимке ультразвукового исследования. Но я не чувствую себя будущим отцом и виноватым. Ребенок был мой, но в тебе он мог быть от кого угодно, для тебя это был всего лишь вопросом времени. Я ухожу, все дальше и дальше, пока ты спишь плененная изнутри моим ребенком.

К остановке подруливает автобус, он следует маршрутом, подходящим для возвращения домой, но я не хочу выбрасывать сигарету, жду другого. Толпа спешащих на работу людей, присасывается к раскрытым дверям. Курю. Следующий автобус. Курю. БЕЗ. Следующий автобус. Курю. Следующий автобус. Курю. ТЕБЯ. Следующий автобус. Курю. Следующий автобус. НЕТ. Курю. Следующий автобус. Курю. Следующий автобус. МЕНЯ. Выбрасываю сигарету и бегом возвращаюсь к тебе. Мне повезло, что ты такая соня, ты все еще спишь и не о чем не догадываешься, пока я выкладываю из рюкзака свои вещи обратно. Иду на кухню и вновь зажигаю газ под кастрюлей с водой, что уже успела охладеть, и пока она закипает, я сижу возле тебя, и любуюсь твоей спящей красотой. Нахожу под одеялом твою пятку и осторожно щекочу. Ты быстро поджимаешь ноги и неразборчиво о чем-то тихо просишь. Я целую тебя и ты наконец-то открываешь глаза.

– Выходи за меня замуж, – говорю я.

Ты вскакиваешь с постели и бросаешься мне на шею.

– Мальчик мой, ты самый лучший. Я люблю тебя. Ты уже придумал, как мы назовем нашу девочку? Зачем ты опять обжигаешь свои руки? Тебе плохо со мной?

За завтраком мы решаем, как лучше сказать о нашем решении твоей матери и о том, что ты беременна. Я не знаю, что и предложить, новый год прошел, и возможность спрятать записку под срубленную елку осталась в прошлом рядом с осыпавшимися иголками.

Я предлагаю тебе сигарету, но ты отказываешься.

– Не хочу, чтобы наша козявочка задыхалась из-за курящей мамы.

Я выхожу на лестничную площадку перекурить.

нежный лепесток

В просторной парилке финской сауны стрелка градусника приближается к отметке 120. Я переворачиваю песочные часы, что висят на стенке и подсаживаюсь к напарнику, который, тяжело дыша через рот, растирает толстыми пальцами пот, выступающий из жировых складок на животе.

– Ты чего цепь не снял, или хочешь, чтобы она прожгла твою драгоценную шею? – спрашиваю его.

Он встает с лавочки и выходит из парилки, передо мной его здоровые обвислые ягодицы, под которыми видны болтающиеся яйца. Пока его нет, я созерцаю струйку песка, стекающую по стеклу. Напарник возвращается без золотой цепочки, садится рядом и говорит:

– Что-то «мятная» и «лимончик» опаздывают.

– Не переживай, спешат, что есть силы. Так спешат, что, наверняка, уже мокрые.

– Это хорошо, что мокрые.

– Хорошо, что парит так, что кохуны дымятся.

Молчим. Он:

– Я вот недавно занятную вещь прочитал о тайных обществах с революционным уклоном, живущих в прошлом веке. Очень любопытная книга.

– Что ты там опять вычитал?

– Да вот, собирались они тайно и предавались идейным оргиям – порочному сексу.

– Груповухам что ли?

– Верно. Они самые.

– Не понял, а в чем тайна и революция?

– Они так выражали протест против существующих в обществе табу и запретов. Освобождали желание от оков. Демонстрировали свое пренебрежение. Вроде если все будут трахаться, когда захотят, то мир изменится в сторону всеобщего счастья и избавиться от собственнического отношения к плоти, а с ним и ко всему остальному.

– В смысле? Если у нас зачесалась шняги, и мы имеем, возможность потереться ими об кого-нибудь, то мы разрываем цепи рабства?

– Точно.

– Тогда за дело революции мой кухонный прибор готов стоять на смерть.

– Именем желания, освобожденного от многовековых оков, расстреляем всех телок из наших не знающих пощады к врагу спермометов.

– Именем революции скидывай штаны и задирай юбки!

Смеемся, поглядывая друг на друга. Напарник:

– Только нашим женам лучше об этом не догадываться!

– Само собой, а то моя точно не обрадуется тому, что ее муж революционер. Обзовет «похотливым козлом» в лучшем случае и потребует материальной компенсации душевному ущербу, в худшем – развод и раздел заработанного мною имущества, и прощай загородный дом и бассейн.

– Надо пользоваться наследием наших товарищей. Готовиться к бунту тайно.

– И нельзя подпускать к женам соратников, а то пока мы тут будем париться, какие-нибудь шустрые малые будут, забавляется с нашими окольцованными дырочками, продавливая матрасы на наших супружеских ложах.

– Да. А вообще наши предшественники хорошо постарались, так и хочется пожать их крепкие товарищеские руки. Раньше, я так понимаю, телки плохо велись на такое революционное дело. А теперь все как одна стали такими раскрепощенными и озабоченными, еще писька не обволосатилась, а уже вычитывают в журналах как бы удивить наши члены. А раньше пришлось бы с товарищами по оружию только в борделе прятаться на сходке.

– Согласен. И ведь, по сути, все люди участвуют в групповом сексе, даже если у тебя было за жизнь два партнера, тогда это просто растянутый во времени групповой половой акт. А так одно и тоже, потрахались поменялись местами во времени, потрахались. Только я вот чего не понимаю. Хорошо, победили плотскую собственность, но родит мать дитя революционного акта – отец неизвестный герой, трахающий оковы запретов хрен знает, где и с кем, а она все равно скажет «мой» ребенок. Что дальше? Опять собственность. И что будет делать пацан, когда вырастет, слово «мама» знает на кого говорить, а «папа»? Или счастливый мир будет без слова «папа» и «любовь»?

– Я еще не до конца прочитал книгу и сейчас про «папа» не скажу. А «любовь» в лучшем смысле этого слова – опять тоже собственничество, в худшем – мифологическое чувство, которое никто не испытывал. Употребляется в разговорной речи, как пароль, перед совокуплением, своеобразное слово-цена.

– Ты сейчас из всех проституток сделаешь.

– А что? Не купил за деньги, так купи за слова. Причем замечу, одна из самых приятных женских достопримечательностей – девственность, продается с охотой именно за слова.

– Акт купли-продажи за слова – это слишком условно.

– Хочешь сказать, что если я скажу девушке, что люблю ее, потом хорошенько трахну, лишу девственности, а затем проверну то же самое с другой – это все условно?

– Да, будем считать их условно девственницами. А любовь я бы на твоем месте так не опошлял – просто взаимовыгодное сожительство и все. Ладно, как прочтешь, расскажешь про «папа».

– Чтобы ты и не сомневался, мне самому интересно. А то трахаемся с тобой как звери без идейной подготовки, основываясь на инстинктах нашей рево…

Стук в стеклянную дверь парилки.

– О! А вот и мы, – говорим мы хором и выбегаем из парилки на встречу девушке и по очереди целуемся с ней в засос, пожимая сиськи, лобок и задницу.

– Здравствуйте, мои любимые, папа соскучился по вас, – бурчит напарник, зарываясь в ее груди и стягивая одежду.

– Вы такие горячие, – говорит она, помогая себя раздеть.

– А где соратник по борьбе, «мятная», которая всему рада? – спрашиваю я.

– К ней парень приехал сегодня, она с ним.

– Пришла бы с парнем тут люди взрослые, чего стеснятся? Всем бы место нашлось. Очень безответственный поступок. Вы как считает товарищ? – обращаюсь я к напарнику.

Он молча смеется, стягивая с девушки трусы.

– У нее сегодня в программе «любовь», – отвечает она.

– А у нас в программе «революция», – смеется напарник, вставляя в нее. Подмигивает мне. – Товарищ, вы оказались правы, мокрее не бывает.

Я сплевываю на член, растираю слюну и медленно вставляю ей в зад. Обычно эта девушка, перед тем как мы займемся групповым сексом, ставит клизму с цитрусовым раствором, но сегодня не успела и мне в нос бьет запах ректальной слизи, отчего я еще больше возбуждаюсь, совершая глубокие движения. Сквозь тонкую пленку плоти, чувствую плавник товарища по оружию, который наслаждается вагинальным сексом. Вроде и не педики, но тремся через девушку членами и словно челюстями пережевываем мясной бутерброд. Она просит:

– Назовите меня грязной женщиной.

– Ты грязная женщина, – хором.

– Дешевая шлюха.

– Ты дешевая шлюха, – хором.

– Назовите меня ебучкой.