Ирина Лукьянова - Конь в пальто Страница 13

Я купила проводку газовую цельнометаллическую гибкую сильфонного типа, по концам соединение типа «папа — мама». И две прокладки. Как мне и было велено Мосгазом.

Я обнаружила, сколько времени и денег мой сын просидел в Интернете, а самое главное — где. И знание это меня шокировало. И если бы не Машкин грипп и необходимость посылать материалы, сидя дома, Интернет был бы немедленно отключен. Ограничилась отлучением барбоса от компьютера на два месяца. Установила пароль. Барбос обнаружил, что если пароль не вводить, а нажать кнопку «отмена», в компьютер можно превосходнейшим образом заходить и всем пользоваться.

Я сходила на родительское собрание, едва не поседела по его результатам и последние недели посвятила изучению программы за седьмой класс средней школы. Теперь я довольно прилично решаю уравнения с иксами и игреками, разбираюсь в политике Ивана Грозного, знаю все, что положено приличному человеку, об однодомных и двудомных растениях, и с возрастающей тоской думаю о том, что в следующем году начнутся химия и тригонометрия.

Я сдала в ремонт промокающие ботинки и теперь бегаю в других. Они, во-первых, на каблуках, а во-вторых, на них молния разъехалась. Если есть в мире люди, созданные для хождения на каблуках, то это не я. Так что я все равно бегаю, но сильно хромаю.

Я посетила одну корпоративную вечеринку (звали на три, но сидеть с детьми должна была моя мама, а она живет в Медведкове и работает, как мать коня). Больше всех веселился отдел распространения, который быстрее всех накачался и с восторгом перекрикивал отдел рекламы в конкурсе «Кто назовет больше женских имен на букву А».

Я получила четыре подарка от коллег и партнеров: три кружки с их логотипами и визитницу. Одну кружку Машка немедленно расхлопала, потому что попыталась сесть на кухонный стол, а он перевернулся вместе с Машкой, чайником, сахарницей, хлебницей и кружкой с логотипом. Кружку не жалко, логотип тем более, а сахар был на этот день последний.

Я расплакалась на редколлегии в «Трубе», когда меня спросили, почему мои полосы были сданы с нарушением графика. Такого со мной не было никогда.

Затопила нижнюю соседку безо всякого злого умысла. Купила силиконовый герметик и пистолет к нему и тщательно промазала все щели, чтобы к ним больше не лило.

Сшила Машке на утренник костюм радуги. Семь платков нужных цветов, нитки бисера и нитки блесток, типа струйки дождя. Машка была самая красивая.

Папа Сережа в ноябре был в Турции, где теракты, потом в Грузии, где революция, в декабре собирался в Ирак арестовывать Саддама, но поехал в Иран, где землетрясение.

Я уволилась из газеты «Знак», потому что они не отпускали меня на утренник в детский сад к ребенку. Потому что всему на свете есть свои пределы. Главный назначил третье совещание на неделе на десять утра, когда ни одна редакция, кроме самых странных и ежедневных, еще не начинает работу. Но мы еженедельник.

— Можно, мы вечером мои вопросы в частном порядке обсудим? — спросила я. — Я бы хотела к ребенку на утренник попасть.

— Я полагаю, у каждого сотрудника должны быть свои приоритеты, — с железной мягкостью заметил главный.

— Безусловно, — согласилась я. Вот тут уж у меня с приоритетами проблем не возникало.

Когда через пять минут главный зашел напомнить, что от присутствия на редколлегии освобождает только безвременная смерть, я пришивала пуговицу к дубленке. При выходе из дома я заметила, что она отрывается. Я прихватила иголку и нитку и занялась рукоделием на рабочем месте.

— У вас что, все полосы подписаны?

— Все, — кивнула я и откусила нитку. — У меня и на первый номер все сдано. И на второй половина уже в номере стоит. Скажите, кому передать дела.

Я вышла из редакции, дождалась лифта, проехала четыре этажа. Прошла через турникет. Сказала охраннику «до свидания». Вышла за дверь. Спустилась по скользким ступенькам. И не удержалась, взмыла в воздух, сделала два круга вокруг здания (ух ты, сколько снега на крыше!) — присмотрелась: не заметили? — не заметили… Приземлилась и пошла себе спокойненько к троллейбусной остановке.

Сладкая жизнь

На следующий день выяснилось, что я все сделала правильно, потому что все нормальные газеты и журналы уже ушли в неофициальный загул, который неофициально же мог тянуться до восьмого января. Следующий день был пятница, в «Трубе» и еще двух местах уже нерабочий, а в «Знаке» еще рабочий. Но в «Знаке» я еще вчера сказала, что увольняюсь, безо всяких широких жестов, я там трудовую книжку не держу, зарплату получаю в конверте и никаких договоров не подписывала. Отдадут зарплату за декабрь — большое им человеческое спасибо, не отдадут — значит, умоюсь лапкой и сделаю вид, что так и надо.

Короче, на завтра я решила вызвать газовщика, сантехника и электрика в надежде, что к празднику у меня больше не будет вонять газом, перестанет течь сливной бачок, а в большой комнате появится верхний свет.

Мы проснулись около полудня. Я решила, что дети позавтракают без меня, и села на телефон: звонила в диспетчерскую, Мосгаз и платным специалистам из бесплатной газеты: в диспетчерской было мертво занято, пусть уж, думаю, хоть придут на коммерческой основе мой бачок починять. На коммерческой основе починять никто не стремился: все спрашивали: а у вас сбоку штучка или сверху? А система какая? Ну как это «почем я знаю, какая система?» А я за выезд восемьсот рублей беру, вас устроит? А если у меня таких деталей нет, я вам ничего починить не смогу, вас устроит?

Дети лениво слонялись по квартире неумытые, нечесаные, пытались смотреть MTV, а я их заметала веником на кухню, чтоб сами себе сделали чаю, пока я прячу постиранное белье с глаз долой, убираю постель с дивана и мусор с пола.

— Она хочет бутерброд с вареньицем, — с ненавистью закричал с кухни Сашка.

— А он мне не дает! — завопила Машка.

Я в это время как раз дозвонилась и на деловитое «диспетчерская!» грянула в сторону кухни: «Заткнитесь все!». В трубке и на кухне стало очень-очень тихо.

Я объяснила обалдевшему диспетчеру про свет и бачок. Диспетчер нагло посоветовала лампочку новую вкрутить. Я вкрррутила, зарычала я, но она не горит и гарью пахнет! Электрика мне не обещали, но сантехник, заверили, будет.

На кухне Машка продолжала вой о варенье. В сортире опять натекло из бачка, и я боялась, что нижняя соседка Алиса, только что сделавшая евроремонт, меня съест безо всякого варенья. Сортир я герметиком не обрабатывала.

— Будет тебе варенье, — стонала я, вывозя воду тряпкой из-под унитаза. — Только замолчи на пять минут, а то я за себя не ручаюсь.

— Я не буду больше с ней разговаривать! — хлопнул дверью сын и удалился в комнату.

На кухне рыдала Машка. Судя по колбасным шкуркам, крошкам и грязной чашке, сын уже отзавтракал. Машка чаю не пила, к бутерброду не прикоснулась от обиды, и теперь уже варенье надо было искать всерьез. Где-то стояла мамина клубника, мама мне ее налила в пластиковую бутылку… Смутно помня, что варенье может забродить, я на всякий случай поставила бутылку в раковину: вдруг полезет вон. Повернула присохшую крышку.

Бдыщщщщ! Крышку сорвало с резьбы. В потолок ударила серо-розовая пенистая струя с острым запахом браги. Я смотрела вверх, не понимая еще масштабов катастрофы, пока на лицо мне не стали падать клубничные хлопья. Потолок был уделан забродившей массой. Варенье ползло по занавеске, стекая на цветы на подоконнике. Кухонный шкаф, стиральная машина и плита, и весь хлам на стиральной машине, и ложки-вилки в сушилке, и пылесос, и холодильник, и Машкина нечесаная голова, и плафон кухонной лампочки, и моя голова тоже… — все покрылось пенной мерзостью.

— Саша! — воззвала я.

Машка сидела на табуретке с ногами, стирая с носа варенье, смотрела, как с плафона на пол шмякаются вонючие капли.

— Саша!

На восьмом вопле он явился. Утомленно:

— Ну что еще? — приподняв одно ухо наушника.

— Ведро и тряпку. Быстро. И швабру. И старую простыню. Все, что можно порвать на тряпки. И помогать иди сюда, непонятно, что ли?

Отмытую Машку я закутала в одеяло, сунула сок с бутербродом, вручила пульт и усадила смотреть телевизор — чтоб не лезла под руку. А мы с Сашей начали сверху. Я мыла потолок, потом стены… Саша таскал воду и менял тряпки, проверяя, что смотрит Машка (СТС, конечно) и не полон ли еще сортир воды…

Тут явился сантехник и временно перекрыл воду.

— Мам, — робко заметил Сашка, — у нас сегодня новогодний вечер в пять часов.

Я посмотрела на сына. Тощий, с печальными черными глазами, с вареньем в голове и на футболке, с большими худыми босыми ногами…

— О, закрой свои бледные ноги… — пробормотала я. — В душ иди, потом ищи приличные брюки.

— Воды нет, — безысходно уронил сын.

Из сортира доносилось копошение сантехника. Мы сидели вдвоем на кухне, была пятница, 26 декабря 2003 года, пятнадцать тридцать. Мы устали до смерти и прилипли к табуреткам, у нас еще оставалось неотмытым все, что ниже уровня стола. В комнате у орущего телевизора спала Машка.