Самсон Агаджанян - Опаленные крылья любви Страница 13

— Я за него не переживаю. Он не из трусливых.

— Среди наших мужей трусливых нет, дело не в этом. У них совсем другая обстановка. Ты когда-нибудь сходи и посмотри, какие опасные трюки они выделывают на занятиях. Я однажды смотрела, как мой с парашютом прыгал. Почти над самой землей раскрылся парашют. Я от страха чуть не умерла, а спустя несколько дней случайно зашла к нему в подразделение и увидела, как он стоял перед комбатом. Тот орет на него, материт, а он вытянулся в струнку и молчит. Солдат в самоволку ушел, а виноватым оказался он. Младший не имеет здесь права голоса. Ладно, я и так заболталась. Пройдет время, и ты все это испытаешь на себе. Мой служит всего четыре года, а уже дважды переезжали.

Поздно вечером вернулся Володя. Она стала накрывать на стол, но он от еды отказался.

— Ты где-нибудь ел?

— Нет, просто аппетита нет, — устало ответил он.

— Неприятности на работе?

— Со взводом у меня контакта не получается. Что-то не выходит…

Сын проснулся и стал плакать. Наташа взяла его на руки и, качая, запела колыбельную. Сын заснул, она положила его в кроватку. Володя тоже заснул. Она, сидя рядом, смотрела на него. «Ну почему, почему я тебя не люблю? Почему?», — грустно в мыслях произнесла она, и перед ней возник образ Николая. Снова ощутила вкус его поцелуя. Она легла рядом с мужем и предалась воспоминаниям. Среди ночи проснулась и увидела, что Володя не спит. Заложив руки за голову, он лежал и о чем-то думал.

— Ты о чем думаешь? — спросила она.

— О взводе, — поворачиваясь к ней, ответил он. — У меня с ребятами что-то не получается. Они…

— О Господи! — Она повернулась на другой бок, к нему спиной. — Да пропади пропадом твой взвод! Я спать хочу, и, пожалуйста, больше о своих ребятах мне по ночам не напоминай. Мне и без них тошно. Ты помешался на своей работе. Ты забыл, что у тебя есть сын, о себе я вообще молчу. Ты опять рано утром побежишь на работу и вернешься часов в десять — одиннадцать. А я одна. Тебя это не заботит. Ну и жизнь ты мне приготовил!

— Наташа, милая, но это пока, на первое время, а потом…

— Никакого «потом» не будет, — оборвала она. — Я от жен офицеров уже наслышалась про это «потом»… Ладно, давай помолчим, я спать хочу.

Утром он тихо встал, выпил холодный чай, поцеловал жену в щеку, постоял возле сына, глядя на него, улыбнулся и, осторожно ступая, вышел. Еще не было шести, но он быстро зашагал в направлении казармы. Взвод его находился на втором этаже. Он прошел мимо дремавшего дневального, сел в углу помещения. Ему хотелось посмотреть, как его десантники встают на подъеме. Время было без пяти минут шесть, а замкомвзвода, старший сержант Хамаев, который по уставу должен был подняться за десять минут до подъема, мирно спал. Когда дневальный громко крикнул «Подъем!», десантники вскочили и стали одеваться. Хамаев же только приподнял голову со своей койки.

— Кто опоздает в строй, ноги переломаю! — крикнул он. — Горин, веди взвод на зарядку! — а сам укрылся с головой одеялом.

Он не видел, что буквально в нескольких шагах от него сидел взводный. Когда взвод выбежал из казармы, лейтенант Русин подошел к его койке и откинул одеяло. Хамаев зло блеснул глазами, но, увидев взводного, нехотя встал.

— Хамаев, устав касается и тебя. Я надеюсь, что больше этого не повторится.

Лейтенант вышел и не слышал, как вслед ему Хамаев сквозь зубы процедил матерные слова. После завтрака, как обычно, начинались занятия по боевой подготовке. Во время следования на занятия Русин увидел у одного десантника синяк под глазом.

— Кто тебя ударил? — спросил он.

— Товарищ лейтенант, я споткнулся и ударился о лестничный пролет, — пряча взгляд от лейтенанта, объяснил солдат.

— Ты эту сказку прибереги для дурачков. Понял? После занятия скажешь мне, кто тебя ударил.

Взвод он привел к вышке, где предстояло отработать тактику прыжка с вышки-тренажера. Был сильный ветер, и начальник парашютного городка, старшина Суздалев, не разрешил прыгать с вышки. Лейтенант Русин стал настаивать, что взвод обязан прыгать, но старшина не разрешил.

— Товарищ лейтенант, у меня инструкция. Я не имею права при таком ветре разрешать прыжки.

— Старшина, а если завтра война? Опять сорок первый?

— Товарищ лейтенант, у меня инструкция, я не имею права разрешать прыгать. А если кто-нибудь разобьется? Кто будет отвечать? Я в тюрьму не хочу! У меня трое детей.

Лейтенант видел, как взвод молча наблюдал за ними. Он уже почти согласился со старшиной, но увидев ехидную усмешку на лице замкомвзвода, передумал и решил сам совершить первый прыжок. Взвод с напряжением наблюдал за своим командиром. Ветер был порывистый. Но отступать было поздно, и он прыгнул. Приземлился он мастерски.

— Гвардия моя, вперед! — весело крикнул он.

— Товарищ лейтенант! Я запрещаю прыгать, — подбежав к нему, крикнул старшина. — Я командиру доложу!

— Твое дело, — не обращая внимания на него, отозвался Володя.

Каждый солдат благополучно сделал по нескольку прыжков. Русин повел взвод на полосу препятствий. И там он первым показал, как надо преодолевать полосу. Потом на площадке отработали приемы рукопашного боя. Под конец занятия десантники полезли по «крокодилу» — многоярусной лестнице длиной метров двадцать. После занятий Русин подвел их итоги и повел взвод в казарму.

Сидя в канцелярии, он задумался. На душе было тоскливо. По глазам десантников он видел, что они занимаются без особого энтузиазма. Ни разу он не увидел на их лицах улыбки. Было такое ощущение, что их что-то угнетало. Но больше всего ему было обидно, что взвод его встретил безразлично.

В канцелярию заглянул командир взвода старший лейтенант Костин.

— Ты что такой кислый?

— Понимаешь, у меня что-то со взводом не клеится.

— И не будет клеиться! И знаешь почему?

Русин вопросительно смотрел на него.

— Ты обратил внимание на своего замкомвзвода. Он гнилой. Взвод его ненавидит. Дисциплина во взводе держится за счет его кулаков. Видел, какой он бугай?

— Я тоже обратил на это внимание. Тогда его надо снять!

— Ты его не снимешь. Твой предшественник тоже пытался его убрать, но ничего не вышло. Хамаев любимчик комбата.

— Посмотрим.

Минут через пять его вызвали к командиру батальона Жирову. Русин вошел в кабинет, представился и молча вытянулся перед подполковником. Комбат какое-то время, словно изучая молодого лейтенанта, молча смотрел на него. Потом спросил:

— Почему вы, лейтенант, в нарушение инструкции, при таком порывистом ветре совершали прыжки с вышки-тренажера?

— Товарищ подполковник, взвод совершил по нескольку прыжков и без происшествий. Десантник должен быть обучен совершать прыжки при любых погодных условиях.

— Лейтенант, ты что, решил мне лекцию читать? — грубо произнес Жиров.

— Никак нет, товарищ подполковник.

— На первое время за нарушение инструкции объявляю замечание. Иди. В следующий раз «рябчик» получишь.

Вышел от нею Володя в удрученном состоянии. В казарме он столкнулся с десантником, у которого под глазом был синяк. Он завел его в канцелярию.

— Так кто тебя ударил?

— Товарищ лейтенант, — стараясь не смотреть на него, тихо произнес тот, — никто меня не бил. Я сам упал.

— Вот что, солдат. Ты эту сказку кому-нибудь другому расскажешь. Так кто тебя ударил?

— Никто, товарищ лейтенант.

Русин знал, что солдат ни за что не назовет фамилию. Среди солдат это считалось «западло». И он решил применить старую солдатскую хитрость.

— Ладно, фамилию можешь не называть. Только честно, как мужчина мужчине. Сдачи дал?

Солдат молчал. Русин по его глазам понял, что его просто ударили. И что сделал это не рядовой, а сержант. А солдат в редких случаях поднимал руку на сержанта, чтобы дать ему сдачи.

— Хочешь, я скажу, кто тебя ударил?

Солдат вопросительно посмотрел на командира.

— Тебя ударил замкомвзвода Хамаев. И если я не прав, то поклянись именем матери. Только прежде чем ляпнуть языком, представь, что мать рядом, и ты из-за своей трусости готов опорочить самого дорогого человека на земле. А дороже матери ничего нет. Ну, что скажешь?

Солдат, опустив голову, молчал.

— Можешь идти. Но не будь безмозглым рабом, когда тебе в лицо плюют.

После беседы с солдатом Русин пристальнее стал наблюдать за работой своего замкомвзвода. Хамаев природой был наделен огромной физической силой. Про него рассказывали, что солдатское одеяло скручивал и двумя руками рвал пополам. Взвод боялся его. Любая его команда солдатами выполнялась безропотно и быстро. Из бесед с солдатами Русин уже знал, что дисциплина во взводе держалась на его пудовых кулаках. Русин написал рапорт, чтобы Хамаева освободили от занимаемой должности. Командир роты был в отпуске, и рапорт попал к командиру батальона. Комбат вызвал его на беседу. Русин шел к нему, а в душе еще был неприятный осадок от прошлой беседы.