Дуглас Кеннеди - Особые отношения Страница 14

Тем более что в Англии дело обстояло еще сложнее. Как не раз с удовольствием отмечал Тони, чтобы без искажений понять любой разговор, любой обмен репликами, здесь еще необходимо учитывать, к какой общественной группе принадлежат говорящие, ведь в разных слоях общества словоупотребление тоже сильно различается.

Я даже написала коротенький, довольно забавный материал для газеты, озаглавленный «Когда салфетка точно не гигиеническая», в которой рассказывала, какими многозначными могут быть слова здесь, на островах. Когда заметку прочел Э. Д. Гамильтон, он устроил дикий скандал, обвиняя меня в захвате его территории.

— За культуру в редакции отвечаю я, — прошипел он.

— Верно, но мой очерк о нюансах классовых отличий, это политическая тематика. А я отвечаю за политику в этой редакции.

— Впредь, прежде чем подавать подобные материалы, показывай их мне.

— С какой стати? Я, между прочим, работаю в этой газете дольше твоего.

— Зато я уже два года работаю в этом отделении, а значит, здесь, в Лондоне, у меня положение выше.

— Извини, но я не спорю с маленькими мальчиками.

После этой перебранки мы с Э. Д. Гамильтоном изо всех сил старались избегать друг друга. Это оказалось не так сложно, как я боялась, потому что мы с Тони освободили наконец служебную квартиру в Уоппинге и перебрались на Сефтон-стрит. Я решила большую часть материалов писать дома, воспользовавшись большим сроком беременности как благовидным предлогом. Не могу сказать, что наш новый дом был идеальным местом для работы: ремонт еще не закончили, продолжалась внутренняя отделка. Напольные покрытия стояли свернутыми в рулоны, полы были отциклеваны, но их еще предстояло лакировать. В гостиной штукатурили стены. На кухне уже установили новые шкафы и бытовую технику, зато вместо пола там был голый бетон. В гостиной был сущий кошмар. Завершение работы в мансарде затягивалось на неопределенный срок, потому что мастер срочно выехал в Белфаст к умирающей матери. Хорошо хоть отделочники восприняли детскую комнату как объект номер один, так что к концу второй недели нашей жизни в Патни уже заканчивали в ней работу. И спасибо Маргарет и Сэнди, которые помогли мне выбрать колыбель и переносную сумку-коляску, не говоря о прочих детских принадлежностях. Так что в комнате уже стояла розовая в полоску колыбель (или «люлька», как ее называли здесь), в тон розовым обоям со звездочками, наготове были и пеленальный столик, и даже манеж. Меньше повезло комнате для гостей, доверху заставленной коробками. В нашей ванной и туалете недоставало сущих мелочей — на стенах не было кафеля, на полу плитки. Малярные работы в спальне закончились, но рабочие тянули с установкой шкафов, следовательно, одежда была развешана по всем стенам.

Одним словом, не дом, а просто иллюстрация нерасторопности рабочих, хаос и неразбериха. Возможно, именно из-за этого я тогда не слишком часто видела Тони. Начать с того, что он был страшно загружен на работе — почти никогда не успевал подписать полосы в печать до восьми вечера. А еще ему приходилось то оставаться на посиделки с новым коллективом ради налаживания отношений, то допоздна сидеть у телефона, дожидаясь звонков от корреспондентов из разных точек земного шара. Я, разумеется, все понимала и сочувствовала ему, и все же мне было немного не по себе от того, что он предоставил мне самой разбираться со строителями и отделочниками.

— Ведь вы, американцы, намного лучше умеете давить и добиваться своего, — говорил он.

Это замечание совсем не показалось мне забавным. Но я решила не обращать внимания, бросила только:

— Надо бы собраться как-нибудь с твоими друзьями.

— Надеюсь, ты не предлагаешь пригласить их сюда? — Тони обвел выразительным взглядом кавардак на неоконченной кухне.

— Знаешь, родной, я, может, и дурочка, но не до такой же степени.

— Я так не думаю, — беспечно ответил он.

— Вот и я не думала звать гостей в эту зону бедствия. Просто было бы неплохо повидать людей, с которыми ты меня тогда знакомил — ну, помнишь, когда мы приезжали из Каира.

Тони пожал плечами:

— Можно, если ты так хочешь.

— Твой энтузиазм впечатляет.

— Ну, послушай, если тебе хочется им позвонить, так позвони, какие могут быть вопросы.

— Но лучше, если приглашение будет исходить от тебя.

— Какое приглашение?

— Куда-нибудь вместе сходить. Я хочу сказать, мы ведь живем в потрясающем городе, культурной столице, так?

Лучшие театры мира. Превосходная классическая музыка. Знаменитые музеи. А мы с тобой повязаны по рукам и ногам работой и чертовым ремонтом и даже ни разу никуда не выбрались…

— Ты что, правда хочешь в театр? — Его вопрос прозвучал так, будто я только что призналась в принадлежности к какой-то одиозной религиозной секте.

— Правда хочу.

— Не мое, признаться, не мое.

— Но, может, Кейт и Роджер думают иначе? — спросила я, имея в виду пару, приглашавшую нас на ужин в первый приезд в Лондон.

— Спроси их сама. — В голосе Тони мне послышался легкий оттенок раздражения. Этот оттенок я уже не раз замечала в случаях, когда я… ну да, наверное, когда я его раздражала.

Все-таки на другой день я позвонила Кейт Медфорд. Услышав автоответчик, я оставила сообщение, рассказав, что мы с Тони обживаемся в Лондоне, что я регулярно слушаю программу Кейт на радио и стала ее горячей поклонницей и что мы оба были бы рады повидаться. Прошло четыре дня, прежде чем она перезвонила. Но говорила она со мной очень приветливо — хотя и чувствовалось, что она не настроена на долгий разговор.

— Очень приятно было получить от тебя сообщение, — сказала Кейт сквозь помехи на линии, позволявшие понять, что она звонит с мобильника. — Я уже знаю, что ты перебралась сюда вместе с Тони.

Так, может, вы слышали и о том, что мы ждем прибавления месяца через три?

— Да, сорока и это на хвосте принесла. Поздравляю, я так рада за вас обоих.

— Спасибо.

— Надеюсь, рано или поздно у Тони и в Уоппинге все утрясется.

Услыхав это, я осеклась:

— Вы разговаривали с Тони?

— Мы вместе обедали на прошлой неделе. Он разве тебе не рассказывал?

— Я что-то стала такая рассеянная, — солгала я. — Работа, беременность, дом, просто голова идет кругом…

— Да-да, дом. В Патни, я слышала.

— Точно.

— Тони Хоббс в Патни. Кто бы мог подумать.

— Как Роджер? — спросила я, чтобы сменить тему.

— Безумно занят, как обычно. А как ты? Привыкаешь?

— Осваиваюсь понемногу. Знаешь… в наш дом пока и собаку страшно привести, не то что пригласить друзей… — Она засмеялась. Я продолжала: — Может, проведем вечер вместе, сходим куда-нибудь, в театр, например?

— Театр? — повторила она, словно это слово было ей незнакомо. — Не помню, когда и была там последний раз.

— Это только вариант, — сказала я, ненавидя себя за собственный смущенный тон.

— Вариант замечательный. Просто мы оба сейчас так замотаны. Но повидаться было бы здорово. Может, выберемся и пообедаем все вместе как-нибудь в воскресенье.

— Я только «за».

— Ну и отлично. Я обсужу все с Роджером, а потом тебе перезвоню. А сейчас я убегаю. Очень рада, что ты обживаешься. Пока.

На этом разговор был окончен.

Когда Тони наконец пришел домой в тот вечер — ближе к одиннадцати часам, — я заметила:

— Не знала, что ты встречался с Кейт Медфорд на прошлой неделе.

Плеснув себе водки, он ответил:

— Да, я обедал с Кейт Медфорд на той неделе.

— Что ж ты мне ничего не сказал?

— Я должен сообщать тебе о подобных вещах? — тихо спросил он.

— Ну просто… ты ведь знал, что я собираюсь ей звонить, предложить встретиться?

— И что?

— Но когда я заговорила об этом несколько дней назад, все выглядело так, будто ты с ней даже не разговаривал за то время, что мы в Лондоне.

— Разве? — Тон по-прежнему был спокойным. После крошечной паузы Тони улыбнулся и спросил: — Так что сказала Кейт по поводу театра?

— Предложила пообедать в воскресенье. — Я говорила ровным голосом, удерживая на лице улыбку.

— Правда? Как мило.

Через несколько дней я попала-таки в театр… с Маргарет. Мы пошли в Национальный театр на «Росмерсхольм» Ибсена. Хорошая режиссура, отличные актеры… жу-утко длинный спектакль. А в тот день ко мне в восемь утра явились маляры, потом я в одиночку сражалась с антресолями, укладывая туда вещи, и вечером еле поспела в театр, когда уже поднимали занавес. Постановка получила немало лестных отзывов, поэтому я ее и выбрала. Но уже минут через двадцать начала понимать, что втравила себя и Маргарет в мрачную трехчасовую скандинавскую тягомотину. В антракте Маргарет сказала мне:

— Да, вещь просто убойная.

А к середине второго действия я благополучно уснула — и очнулась от шквала аплодисментов, когда актеры уже выходили на поклоны.