Эдуард Лимонов - Последние дни супермена Страница 14

— Я не хочу быть советским шпионом, — заявила она Генриху. — Ни в коем случае. Делать любовь с тобой я хочу и могу, но, пожалуйста, не вербуй меня в шпионы, — Алис со смехом болтала ногами, лежа на спине… — Нет! Я не хочу фотографировать военные объекты!

Вот тут-то Генрих и подарил Алис бельгийский «браунинг». То есть план вооружить подружку был в голове у Генриха уже некоторое время, но только сейчас он решил, что момент посвящения Алис-панк в Алис вооруженную подошел. Никаких промедлений более. Генрих вышел в большую комнату, открыл окно, кажущееся неоткрываемым, и, сдвинув в сторону деревянную планку, достал из углубления в раме окна бельгийский «браунинг». С «браунингом» в руке он пришел в спальню. Алис укрылась одеялом до самого носа, зеленая сторона ее была обращена к Генриху.

— Эй, зеленая птичка, я хочу посвятить тебя в рыцари разбоя и грабежа, если уж ты так не хочешь быть шпионом, — объявил Генрих. — В знак этого я дарю тебе девятимиллиметровый автоматический «браунинг». Обращайся с ним бережно и применяй только в самых крайних случаях. Этот кусок металла может сделать тебя счастливой, а может искалечить всю твою жизнь…

Алис вскочила с кровати. Зрачки English girl… о, они подались куда-то в сторону, в ужасе восторга закатились на северо-запад, потом вернулись обратно и рванулись к Генриху. Подпрыгивая на всех разбитых пружинах кровати Супермена, Алиска поцеловала Генриха в лоб.

— Что я могу сделать для тебя, дядя Генри?! — заорала она и, оторвавшись от Супермена, стала подпрыгивать на постели, «браунинг» прижат к футболке Общества франко-советской дружбы. — You want me to suck you![84] — заорала хулиганка.

— Эй, эй! — заволновался Генрих, игнорируя неприличное предложение. — Между прочим, он заряжен, полный магазин девятимиллиметровых ядовитых бэби! Осторожнее!

— Буду, буду осторожна, — торопливо пообещала Алис, разглядывая «браунинг». — Какой миленький! — И вдруг чмокнула «браунинг». Полуголая Алиска взглянула на себя в зеркало шифоньера, шифоньер находился в полуметре от кровати, и, направив дуло «браунинга» в зеркало, встала в угрожающую позу гангстера, которую она, очевидно, много тысяч раз за свою жизнь видела в кино и по ТВ. Голые ноги Алиски, широко расставленные, по лодыжки утопали в разъебанных многочисленными жильцами матрасах мадам Боннард. До Генриха у мадам жили канадские девушки, которые, очевидно, употребляли матрасы куда чаще Генриха Супермена.

Генрих обошел девчонку и взглянул на нее сзади. Попка ее частью была закрыта длинной футболкой франко-советского общества, а из-под попки, Генрих невольно наклонился, чтобы лучше увидеть, торчали красные волоски Алискиной письки. Генрих не удержался, протянул руку и схватил девчонку за эти волоски. Рука его обнаружила, что писька у Алиски мокрая…

— Хэй, — сказал Супермен, — ты, оказывается, возбуждаешься от оружия?

— Не прикасайся ко мне, грязный старый мен! — заорала Алиска.

— Ты смотри в зеркало на свой миленький «браунинг», наслаждайся, а я буду тебя мастурбировать, — смущенно предложил Генрих. Палец его проник уже в кисель Алискиной щелки, и Алиска, все еще стоя в позе гангстера, заметно расслабилась, попка помимо Алискиной воли подалась назад, к пальцу, источнику удовольствия…

— Грязный старый тип, — опять пробормотала девчонка, покачнувшись, как видно, с трудом удерживая равновесие на слишком мягком матрасе. — Stop it,[85] — простонала она опять, но не сделала и шага в сторону, ни единого движения, чтобы освободиться от пальца в ее отверстии…

— Если ты хочешь, можешь представить себе, что я твой папа… Что твой папа мастурбирует тебя… — Он быстрее задвигал пальцем в щели девчонки и почувствовал, что предложение его принято, потому что девчонкина писька наполнилась внезапно дополнительным количеством желе, жидкость даже тихо потекла по руке Генриха и, покинув его кисть, постояв на запястье, двинулась вниз несколькими струйками. Руки девчонки, сжимающие «браунинг», опустились, и пистолет теперь свисал только в одной руке, другой девчонка открыла меньшую дверку шифоньера мадам Боннард и ухватилась за нее, чтобы не упасть…

— Это очень грязно, позволять твоему папочке мастурбировать тебя, — шептал сзади Супермен, — позволить ему поместить его толстый палец в твою маленькую письку, бэби. Это очень, очень грязно…

Девчонка дернулась, дернулась еще, всей попкой нанизываясь на теперь уже два пальца Генриха, желая, чтоб эти пальцы проникли как можно глубже, острее в ее раздраженную плоть, она задвигалась мелко-мелко. «В оргазме», — подумал Генрих, и вдруг бухнуло выстрелом в спальне Генриха Супермена, и щепка отлетела от ножки шифоньера мадам Боннард, и пыль, маленькое облачко пыли поднялось от затоптанного ковра…

С блаженной улыбкой лежала, откинув одну ногу на пол, свалившаяся на постель Алис. В руке пистолет. «Как в кино», — зло подумал Генрих.

— Fucking idiot! — разозлился Генрих. — На хуя ты это сделала? Сейчас сбежится весь дом. Выстрел из девятимиллиметрового «браунинга» — это выстрел из девятимиллиметрового, это тебе не 22-й калибр. Fucking young cunt![86] — ругался Генрих. Он был по-настоящему зол и напуган.

— Я не хотела, Генри, я случайно нажала, — промямлила Алис.

— Врешь, — сказал Супермен, уже начиная отходить. Девчонке хочется сильных ощущений. Еще пару лет назад сестра, наверное, заставляла ее уходить в постель в девять часов вечера. Ну не в девять, так в десять… А тут old man, «браунинг», оргазм… Нигде не записанная, но каждый день преподносимая этим обществом саморазрушительная эстетика декадентства действует на детей, оргазм, выстрел… Источник девчонкиного хулиганства интеллектуальный, как ни странно. Знает, маленькая пизда, что это шикарно — кончить, нажимая курок «браунинга». Блядь!

— Не смей никогда больше этого делать! — зло крикнул Генрих девчонке. — Никогда! — Нужно было припугнуть девчонку, не то она сядет ему на голову. Тем более что такие штучки вовсе не шуточные в квартале, где еще недавно, в августе, за углом от Генриха было совершено террористическое нападение, и шесть человек были убиты. — Пизда! — еще раз бросил он насупившейся девчонке.

В этот момент раздался звонок в дверь. Генрих выхватил «браунинг» из рук девчонки и, сунув его под шифоньер, надел свои хаки штаны, пригладил еж, пошел открывать дверь.

— Кто там? — спросил он.

— Ваша консьержка, мсье Генрих, — раздался испуганный голос из-за двери. — Что случилось?

— О, ничего, мадам Сафарьян, — сказал Генрих, открыв дверь. — Маленькая хозяйственная неприятность. — В дверях появилось озабоченное лицо мадам Сафарьян. — Я неплотно закрыл крышку скороварки, и ее сорвало паром. Готовил щи.

Мадам Сафарьян улыбнулась. Она была хорошей консьержкой, по мнению Генриха, никогда не совалась в его личную жизнь, и сейчас — Супермен знал — она пришла не по собственному желанию, а наверняка старая пизда мадам Готье, живущая с дочкой-пианисткой над Генрихом, позвонила ей по телефону. «Старая блядь!» — подумал Генрих о мадам Готье. Когда ее пизда дочь играет среди ночи, пусть и тихо, на пианино, Генрих не жалуется консьержке, он просто накрывает голову подушкой. А тут, большое дело — выстрелили в доме. Что, ребенку нельзя и пострелять, оправдывал он Алиску. Отчаявшись выговорить его фамилию, консьержка звала Генриха мсье Анри.

— Я только проверить, не случилось ли чего с вами, мсье Анри, — оправдалась мадам Сафарьян. Действительно, и без Генриха у мадам хватало забот. Четверо детей и никакого мужа…

— Спасибо большое, — сказал Генрих и тихо добавил, вопросительно: — Мадам Готье?

— Угу, — улыбаясь, протянула сквозь сжатые губы мадам Сафарьян.

Генрих покачал головой.

— Не дает покоя?

— Пять звонков в день, — пожав плечами, констатировала мадам Сафарьян. — Делать нечего, весь день дома. Восемьдесят пять лет, ум за разум стал заходить. Доброй ночи, мсье Анри.

— Доброй ночи, мадам Сафарьян.

— Отберу «браунинг» и выгоню, — пригрозил он девчонке, вернувшись в комнату. — Ты хочешь, чтоб мы оба оказались в тюрьме?

— Я больше не буду, uncle[87] Генри, — сказала девчонка и подползла к Генриху, севшему на край кровати. — Прости меня, а, Супермен? У меня никогда в жизни не было пистолета. Я возбудилась… Ложись, uncle Генрих, ложись и обними меня, скажи, что ты на меня уже не сердишься, что ты прощаешь Алис…

— Прекрати называть меня uncle Генрих, — в последний раз рассердился Генрих и, раздевшись, улегся рядом с девчонкой, которая заискивающе спустилась к его паху, нашла в темноте член Супермена и старательно стала его сосать…

«Дура маленькая, — думал Генрих, — старается, чувствует свою вину… Однако не очень умеет это делать…»