Андрей Бондаренко - Гусарские восьмидесятые Страница 14

Я был на этих островах один раз, но только летом, Гарику же и вовсе не доводилось, он всё больше к Кариджу бегал, или на мелководье рыбачил.

Но с собой имеется подробная карта и надёжный компас. По плану — должны за световой день добраться до островов, разбить там лёгкую палатку и порыбачить в волю.

По слухам, неделю назад под Зеленцами ночью очень хорошо плотва крупная — грамм по пятьсот-шестьсот, клевала.

Как только за окнами начало сереть — выходим. Лёгкий морозец, хрустящий снежок под подошвами валенок, в небе — одинокие редкие звёздочки.

От вокзала до берега ведёт широкая, хорошо натоптанная тропа. У берега тропа раздваивается — правая — к мысу Морье — там корюшка, ерши и прочая мелочь клюёт, левая — к Кариджскому маяку.

В сторону Зеленцов троп нет. Оптимизма этот факт не вызывает, но и для пессимизма повода нет — никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь, — диалектика.

Определяемся по компасу, выбираем направление. Идётся пока легко — под ногами твёрдый наст. Светлеет, прямо по нашему курсу всходит неяркое солнышко — значит, правильным курсом двигаемся, — на восток.

Гарик сперва достаточно бодр и весел, но часа через три начинает отставать, делаем привал. Немного перекусываем, запиваем напитком "на малиновом варенье". Заметно холодает, опускается туманная дымка, солнца не видно совсем.

Идём дальше. Бросаю взгляд на компас — мамочки мои, стрелка пляшет из стороны в сторону, разве что — круги не выписывает. Ну и как понимать это?

— А это значит, что мы уже где-то совсем близко, — объясняет Гарик, — Тут во время войны столько машин под воду ушло, ну и снарядов всяких, бомб — вот компас то это железо и чует. Раньше мы над глубиной были, а сейчас к островам вышли — тут уже мелко, компас и взбесился.

Решаем остановится, порыбачить, дождаться, когда туман исчезнет — а там и определится по месту нахождения. Ставлю крохотную полиэтиленовую палатку, дома с помощью паяльника изготовленную, зажигаю в палатке пару маленьких свечей, в пустые банки из под майонеза предварительно размещённые. Гениальное изобретение — на улице минус пятнадцать, а в палатке, уже через десять минут — плюсовая температура.

Гарик выпивает неслабую порцию лекарства из термоса, влезает в спальный мешок и преспокойно засыпает. Спит он до самого вечера, только храп по озеру разносится.

Я потихонечку рыбачу, сверля лунки в значительном отдалении от палатки — я Гарику шумом от лунок буримых спать не мешаю, он мне, храпом — рыбу ловить. Рыбка ловится потихоньку — плотвичка, окуньки, даже щурок один попался.

В природе начинает что-то странное происходить. Уходит туман, резко теплеет — даже дождик мелкий начинает моросить. А вот и Зеленцы — с километр всего не дошли, даже бараки старые видны отчётливо.

Откуда-то издали прилетает странный шум — будто поезд скорый где-то по ладожскому льду следует. Звук становится всё громче, уже видна приближающаяся со стороны островов тёмная фигура неясных очертаний. Через пять минут становится ясно — это здоровенный лось. Голову рогатую к небу задрал и чешет — прямо ко мне.

Громко кричу, зверь останавливается и смотрит на меня совершенно ошалевшими дикими глазами. Кричу ещё раз — лось испуганно приседает, делает кучу, разворачивается на девяносто градусов, и гордо, закинув массивные рога на спину, с закрытыми глазами — удаляется в ледяные просторы, в направлении, противоположном берегу. Тут же вытаскиваю крупного хариуса — рыбу в этих местах редкую.

Не иначе, Весна по-настоящему пришла, вот природа и опьянела немного.

К вечеру просыпается Гарик, на удивление здоровый, без каких-либо признаков температуры повышенной. Теперь настала моя очередь подремать пару часиков перед ночной рыбалкой. Просыпаюсь, перекусываем. Поднимается ветер — плотно зашнуриваем палатку, прикармливаем лунки, внутри палатки заранее просверленные.

В палатке хорошо, тепло, негромко трещат свечи, с наружи дует ветер нешуточный, по крыше стучит крупный дождь. Плохо это: ветер — потому что лёд весенний оторвать от берега может; дождь — потому что мы в валенках. Валенки, конечно, на "резиновом ходу", но, когда на льду будет сантиметра три воды — утешение слабое.

К утру налавливаем килограмм пятнадцать разной рыбы, даже пару сигов попадается.

Пора к дому. Дождь стих, сквозь редкие сиреневые облака проглядывает весёлое солнышко, дует тёплый ветерок. На льду, правда, за ночь скопилось немало воды — ноги тут же становятся мокрыми — противное ощущение.

Трогаемся в обратный путь. Гарик идёт первым. Вдруг он резко останавливается и удивлённо произносит:

— Смотри, Андрюха, берег то — бежит!

Ну, думаю, опять у Гарика температура поднялась, бредит — не иначе.

Присмотрелся — и правда, береговая линия, еле видимая вдали, начинает плавно стираться зигзагами, как будто и впрямь — бежит. Вот и мыс Марье растворился, и маяк береговой пропал куда-то.

Впереди — до самой линии горизонта — только снежные торосы.

Оборачиваюсь — и линия береговая, и маяк — находятся позади нас, где быть им совсем не полагается. И сиреневое всё какое-то, ненатуральное.

Останавливаемся, перекуриваем, обсуждаем.

А безобразия продолжаются — был один маяк, потом стало — два, три, десять — надоело считать — плюнули. Потом глядь, слева, вдалеке, параллельным с нами курсом судно океанское движется — большое, только сиреневое, сиреневые блики от иллюминаторов во все стороны веером рассыпаются. Красиво — до жути.

Но, красота красотой — а к дому двигаться то надо. Решаем — миражам не верить, а курс держать согласно здравому смыслу, то есть — по компасу, ведущему себя нынче благоразумно и прилично.

Через час, из-за очередного тороса, показываются трое мужиков. Обычные мужики, только сиреневые, опять же. До них метров двести, идут впереди нас в том же направлении. Вдруг у мужиков пропадают головы, через минуту — одни только ноги бредут куда-то, потом — никого нет уже впереди, пропали совсем.

В небе, прямо над нашими головами, медленно и совершенно бесшумно, проплывает сиреневый самолёт — гигантский кукурузник. За штурвалом — сиреневый лётчик, улыбается, машет нам рукой, сволочь.

Конец Света какой-то. Бред пьяного телёнка в чукотской тундре, на исходе Ночи Полярной.

Неожиданно всё прекращается, сиреневые облака ушли куда-то, оптический обман прервался — надолго ли? Впереди, уже недалеко совсем, берег с маяком, позади — трое давешних мужиков безголовых, но сейчас — с головами. Догоняют нас постепенно.

— Видали, — орет идущий первым молодой краснощёкий здоровяк в овчинном тулупе, — Миражи то в этом году какие — просто блеск! Сахара знаменитая, к такой-то матери, отдыхает. Вас, ребята, кстати, сперва шестнадцать было, потом — восемь, четыре, а теперь вот — двое. Вы то хоть — настоящие?

— Да вы сами ещё недавно без голов вовсе разгуливали, что тот всадник в пампасах, — парирует Гарик.

Дальше идём вместе.

— А там, впереди, что-то неладно, — говорит один из новых знакомых.

И действительно, впереди толпа народу, все бегают туда-сюда, руками размахивают.

Подходим, так и есть — сбылись худшие ожидания. Не просто так ночью ветер бушевал — оторвало таки лёд от берегового припая, между нашей льдиной и береговым льдом — трещина нешуточная, метров двадцать уже будет, — и расширяется прямо на глазах.

На льдине скопилось человек триста. От маяка подходит небольшая лодка — человек пять вместить сможет, и то, если без рюкзаков и ящиков рыбацких. Среди толпы начинаются споры и разногласия — а кому первому спасаться? В воздухе повисает матерная ругань, отчётливо пахнет дракой. Никто не хочет рыбу пойманную на льду оставлять.

А тут ещё Гарик куда-то подевался.

Ага, вот и он — отошёл метров на сто в сторону, лунку пробурил и рыбку ловит — как ни в чём не бывало, да ещё и рукой мне машет, мол, греби сюда, клюёт.

Подхожу, сверлюсь рядом, удочку опуская в лунку.

— Понимаешь, — говорит Гарик, — тут же всё достаточно просто, только быть надо внимательным. Ветер то у нас — восточный? Восточный, да и крепчает понемногу. А вон видишь, в двух километрах — мыс Морье? Льдину нашу скоро туда и прибьёт, а там мелко — переберёмся на берег без проблем. Я в том году по этому маршруту два раза выбирался.

А на берегу спасённых этих милиция, наверняка, встретит, штраф выпишет. Да штраф то ерунда, а вот бумага в институт придёт — опять отмывайся, доказывай что ты — белый и пушистый, в духе борьбы за коммунистические идеалы воспитанный.

Так что сиди, рыбачь, тут места корюшковые.

И действительно, пока до мыса дрейфовали — корюшкой ещё разжились — для ассортимента полного.

Прибило льдину к берегу, торосы на месте стыковки подниматься метровые стали. Народ туда и ломанулся дружно, а Гарик сидит себе, дальше рыбачит: