Уинстон Черчилль - Саврола Страница 15

— Но вы же сказали, что приспособляемость должна в конце концов увенчаться триумфом.

— Триумфом над относительной неприспособляемостью, да. Но смерти подвластны все — и победители, и побежденные. Угаснет огонь жизни, и животворный дух иссякнет.

— Возможно, это произойдет в этом мире.

— В любом мире. Вся вселенная остывает и умирает. И в этом процессе охлаждения жизнь на время становится возможной на поверхности отдельных планет. Она творит над нами странные фокусы. И тогда наступает конец. Вселенная гибнет и погружается в холодный мрак полного небытия.

— Тогда с какой целью предпринимаются все наши усилия?

— Бог знает, — цинично ответил Саврола. — Но я могу представить себе, что довольно интересно наблюдать этот спектакль.

— И тем не менее, вы верите в сверхчеловеческие принципы и вечные идеалы красоты и милосердия.

— Я верю, что превосходство приспособляемости над относительной неприспособляемостью — один из самых великих законов бытия. Я подразумеваю все виды приспособляемости — моральную, физическую и математическую.

— Математическую?!

— Конечно, слова существуют только в соответствии с точными математическими принципами. Это является одним из величайших доказательств того, что математические законы лишь открыты, а не придуманы нами. Планеты постоянно движутся на определенном расстоянии от солнца. Эволюция предполагает, что нарушение этих принципов привело к уничтожению некоторых планет в результате их столкновения или слияния с другими небесными телами. Здесь действует всеобщий закон о выживании наиболее приспособленных. — Она хранила молчание. Он продолжал: — А теперь позвольте нам утверждать, что в самом начале во вселенной существовали два фактора: вещество, в которое была заложена воля к жизни, и вечный идеал. Великий творец и великий критик. Именно в результате взаимодействия и противодействия этих двух сил возможно развитие всех форм жизни. Чем больше воля к жизни соответствует вечному принципу приспособляемости, тем успешнее ее воплощение.

— Я бы добавила еще и третий фактор, — сказала Люсиль. — Речь идет о Верховном Существе, которое вселяет во все формы жизни стремление достичь идеала; оно учит людей способам достижения совершенства.

— Это, наверное, прекрасно, — ответил он, — думать, что такое существо действительно есть. Оно оценивает наши победы, вдохновляет нашу борьбу и освещает наш путь. Но нет научной или логической необходимости поклоняться Всевышнему, после того как вступают в действие два фактора, о которых я говорил.

— Конечно, знания о таком сверхчеловеческом идеале, вероятно, были посланы нам извне.

— Нет, инстинкт, который мы называем совестью, сформировался, как и все другие знания, на основе опыта.

— Как же это могло случиться?

— Я думаю, что это произошло следующим образом. Когда человеческая раса возникла из небытия и на землю ступили существа, которых можно считать полуживотными и полулюдьми, они и понятия не имели о справедливости, честности или милосердии. Существовала лишь только одна движущая сила, которую можно назвать «волей к жизни». Возможно, тогда возникло стремление этих ранних предков человека объединяться в мелкие группы, состоявшие из двух или трех человек. Это делалось в целях совместной защиты от окружающего мира. Таким образом формировались первые объединения людей. И они процветали, в то время как одинокие люди терпели неудачи. Способность к объединению, вероятно, способствовала приспособляемости к окружающему миру. Согласно естественному отбору, выживали только объединения людей. Таким образом человек стал общественным животным. Постепенно мелкие группы становились более крупными. Семьи объединялись в племена, а племена — в нации. И всегда оказывалось, что чем крепче они соединялись, тем больше они преуспевали. Что же способствовало укреплению такой системы связей? Она зависела от того, в какой мере члены объединений доверяли друг другу, проявляли честность, справедливость и другие добродетели. Только люди, обладавшие этими качествами, были способны к объединению, и, таким образом, выживали только относительно честные люди. Этот процесс повторялся бесчисленное количество раз в течение многих веков. На каждом этапе человечество совершенствовалось, и на каждом этапе углублялось понимание конечной цели развития. Честность и справедливость переплетаются в нашем сознании и формируют неотъемлемую часть нашей натуры. Лишь с большим трудом мы подавляем в себе эти непонятные для нас склонности.

— Тогда вы не верите в Бога?

— Я никогда не говорил этого, — ответил Саврола. — Я только обсуждаю вопрос о нашем существовании с одной точки зрения, речь идет о разуме. Многие люди думают, что вера, наука и религия должны быть навеки разделены между собой и что, если признается один из этих аспектов, другие должны быть отвергнуты. Возможно, это происходит потому, что мы рассматриваем их на таком коротком отрезке времени, и нам кажется, будто эти линии параллельны и никогда не касаются друг друга. Я лелею надежду, что когда-нибудь в будущем, возможно, возникнет точка схода всех линий, символизирующих человеческие устремления, и, в конечном итоге, они соединятся.

— И вы верите во все, что вы сейчас сказали?

— Нет, — ответил он, — «нет веры в неведомое», что бы ни говорили поэты. Прежде чем мы сможем решить проблему существования, мы должны установить тот факт, что мы существуем вообще. Это странная загадка, не так ли?

— Мы узнаем ответ, когда умрем.

— Если бы я так думал, — сказал Саврола, — я убил бы себя сегодня вечером из-за непреодолимого любопытства.

Он остановился и посмотрел на звезды, так ярко сиявшие над головой. Она последовала за его взглядом.

— Вам нравятся звезды? — спросила она.

— Я люблю их, — ответил он. — Они очень красивы.

— Возможно, там записана ваша судьба.

— Я всегда поражался наглости человека, думающего, что Верховная сила должна объявить на небесах о подробностях его скверного будущего и что сведения о его женитьбе, о его несчастьях и преступлениях должны быть записаны золотыми буквами на фоне бесконечного пространства. Мы всего лишь крошечные существа, обладающие невероятным самомнением.

— Вы считаете нас незначительными?

— Жизнь сама по себе очень ничтожна. В природе она ценится очень низко. Я понимаю свою незначительность, но я — философски настроенное насекомое. И это доставляет мне какое-то удовольствие. Какими бы незначительными мы ни были, мне нравится жить и мне интересно думать о будущем.

— Ах! — порывисто воскликнула Люсиль. — Куда вы нас толкнете в будущем? К революции?

— Возможно, — спокойно ответил Саврола.

— Вы готовы ввергнуть страну в гражданскую войну?

— Ну я надеюсь, что дело не дойдет до такой крайности. Возможно, произойдут сражения на улицах и некоторые люди будут убиты, но…

— Но почему вы доводите их до этого?

— Я считаю, что человеческий вид обязан уничтожить военный деспотизм. Я не желаю видеть, как правительство опирается только на штыки; это анахронизм.

— Правительство проявляет справедливость и твердость. Оно поддерживает закон и порядок. Почему вы должны нападать на него только потому, что оно не соответствует вашим теориям?

— Моим теориям?! — воскликнул Саврола. — Именно так вы называете отряды солдат с заряженными винтовками, которые охраняют этот дворец? А что вы скажете об уланах? Я видел, как они пронзали людей копьями прямо на площади неделю назад.

Его голос стал необычайно страстным, и его манера поведения испугала Люсиль.

— Вы погубите нас, — тихо сказала она.

— Нет, — ответил он с решительным видом. — Вы никогда не погибнете. Благодаря вашему величию и красоте вы всегда будете самой счастливой среди женщин, а ваш муж будет самым счастливым из мужчин.

Его благородная душа отвергала подозрение в обмане. Она взглянула на него, мельком улыбнулась и порывисто протянула ему руку.

— Мы находимся на противоположных сторонах баррикад, но мы будем сражаться по правилам войны. Я надеюсь, что мы останемся друзьями, даже несмотря на…

— Мы являемся формальными врагами, — сказал напоследок Саврола.

Он закончил свою речь, взял ее руку в свою, поклонился и поцеловал ее. Потом они оба очень долго молчали и, пройдя по террасе, снова вошли во дворец. Большинство гостей уже уехали, и Саврола не стал подниматься по лестнице. Пройдя через вращающиеся двери, он ушел. Люсиль подошла к танцевальному залу, где все еще кружились несколько молодых и неутомимых пар. Здесь ее и встретил Молара.

— Моя дорогая, — сказал он. — Где ты была все это время?

— В саду, — ответила она.

— Вместе с Савролой?

— Да.

Президент старался скрыть чувство удовлетворения.