Александр Сапсай - Семейная реликвия. Месть нерукотворная Страница 15

«Вот и покойная бабушка, Надежда Васильевна, — подумала она, — не раз, вспоминая о дореволюционном житье-бытье в Оренбурге, говорила о казаках примерно то же самое. Помнила она, например, как их, маленьких девочек, не раз возили на родину ее матери, в станицу Наследницкая. Там, по ее словам, царили строгие, даже патриархальные нравы. Мать и сама, по ее рассказам, одевалась во время этих визитов не по-городскому. Вспоминала Надежда Васильевна, как и их, своих дочек, мать в таких случаях специально одевала очень скромно. И то, что жившие там их родственники — мальчишки-станишники — чуть ли не с 6 лет отменно держались в седле. А девочки ходили в фартуках с привязанными к ним мешочками с козьим пухом. Почему? Да потому, что с малолетства вязали. А иначе откуда бы взялось искусство создавать знаменитые оренбургские платки?! Все к тому же знали грамоту. Многие учились в церковно-приходском училище в Орске, вовсе не считая это, как некоторые, каким-либо достижением».

Ольга протянула руку и взяла с полки темно-зеленую старинную книжечку.

«Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа и Псалтирь», изданный синодальной типографией Санкт-Петербурга в 1912 году. На первой ее странице прочла вслух выведенные каллиграфическим почерком слова: «Ищите прежде всего царства Божия и правды Его и Это все приложится вам» (Матф. VI, 33). И ниже. «Для укрепления в вере и благочестии, для просвещения ума и сердца словом Божественной истины дана сия Св. книга окончившей курс воспитаннице Оренбургской частной женской гимназии М. Д. Комаровой-Калмаковой Агаповой Надежде».

Далее шли подписи Дионисия, епископа Челябинского, начальницы гимназии — М. Комаровой-Калмаковой, законоучителя протоиерея Петра Сысуева. И дата: «Июня 3 дня 1914 года».

— Так. Откроем на любой странице и прочитаем наугад. Вот, например. Страница 273. Что тут? «Второе послание от Петра». Глава 3, стих 4. «И говорящие: „где обетование пришествия Его? Ибо съ тех поръ, какъ стали умирать отцы, отъ начала творения, все остается такъ же“. Да, что ни говори, а просто в яблочко! Не в бровь, а в глаз. Лучше не скажешь. Истина, она всегда истиной и будет».

— А вот и еще. Рядом на странице 272. Ага! То же самое «Второе Послание от Петра». Но уже глава 2, а стих 13. «Они получатъ возмездие за беззаконие: ибо они полагаютъ удовольствие во вседневной роскоши; срамники и осквернители, они наслаждаются обманами своими, пиршествуя съ вами».

«Надо бы непременно посоветовать зятю, богохульнику Иннокентию, почитать это послание, — подумала Ольга, сама впервые прочтя его. — Да и мне неплохо было бы почаще в Библию и Евангелие заглядывать».

Уже много лет в храм Ольга ходила регулярно. Как минимум раз, а то и два в неделю. Нравилось ей и проповедь послушать, и помолиться, и свечки за здравие и за упокой поставить, да и записки написать… Во всем этом было что-то таинственное, высокое, да и сугубо человеческое тоже. Она даже вспомнила, как в старые советские времена по специальному приглашению Совета по делам религий — был такой — с мужем ходили в замечательную церквушку близ консерватории на Пасху. И как ее родители в то время, будто черт ладана, боялись даже этих, практически официальных походов. Думали, что их будут фотографировать, а потом снимки в партком направят. Времена изменились. Она с огромным удовольствием стала посещать отреставрированный храм, находящийся прямо через дорогу от ее дома.

Храм Архангела Михаила в Тропарево, на юго-западе, полуразвалившийся, с заколоченным огромными гвоздями входом, использовавшийся прежней властью исключительно как склад стройматериалов, прямо на ее глазах превратился в гордый, сияющий куполами красавец, всегда полный верующих. Место его расположения было выбрано старинным зодчим блестяще. Не зря в этом храме и бывший президент Ельцин с супругой не раз молился, и внука здесь же крестил. Да и вечный думец, то ли гений, то ли фигляр, превративший свою партию в настоящее современное коммерческое предприятие, Жириновский, именно этот храм выбрал для своего венчания, организованного им по самому высшему шоу-разряду и непререкаемым законам пиара.

Ольга подошла к окну и посмотрела через стекло на подсвеченные прожекторами золотые купола церкви. Кто знает, может именно отсюда смотрел на них оказавшийся в советском плену после Великой Отечественной итальянец в знаменитом фильме «Подсолнухи», которого блестяще сыграл тогда не кто-нибудь, а сам Марчелло Мастроянни? «Пожалуй, именно отсюда или с нашего балкона?» Она прекрасно помнила, как храм Михаила Архангела выглядел в те годы. Покосившиеся ржавые кресты на покрашенных зеленой армейской краской куполах, тоже ржавых, с непременно каркающими воронами на них. Облепленная старыми гнездами, как на картине Саврасова «Грачи прилетели», высохшая березка невдалеке, и загаженная птицами за долгие годы атеизма грязно-розовая колокольня, куда муж со своим товарищем из соседнего дома иногда во время воскресных прогулок в расположенный поблизости лес пытался иной раз заглянуть из интереса. Обычно происходило это ранней весной, когда еще лежал снег, но было уже заметно теплей. Потом, придя домой с морозца, вместе с Костей Шахмурадовым, тоже журналистом-международником, они рассказывали взахлеб за «рюмкой чая» о чудовищном впечатлении, которое на них производили обшарпанные, обгорелые стены, заменившие внутреннее убранство, заброшенный деревенский погост с проржавевшими крестами и поросшими мхом надгробиями и многое другое. Им даже удалось тогда выяснить, что именно сюда возили в свое время московские гусары на венчание невест, не получивших благословения на то своих родителей.

Она и не заметила, сидя за компьютером, что уже давно стемнело. Последние лучи заходящего солнца преломлялись на освещенных мощными прожекторами куполах храма. По переходу у светофора на вечернюю службу гуськом спешили люди. Времена изменились, а вера у людей, несмотря на столькие годы атеистического мракобесия, так и осталась нетронутой, непоколебимой. Хотя клялись все партии совершенно в обратном. «Редиски все. Снаружи красные, а внутри — белые», — вспомнила она одно из нетленных выражений отца всех времен и народов Иосифа Сталина, произнесенное им где-то в двадцатых годах на форуме партийных активистов из НКВД.

Дома у Ольги было две иконы. Обе доставшиеся ей от бабушки в наследство.

«Удивительно даже, что бабуля их не дочке своей — атеистке, а мне — внучке оставила. Вот ведь все как чувствовала, все понимала. И не зря, — подумала Ольга. — А может, и видела? Знала, что я еще в советские времена потихоньку в храм бегала, чуть ли не с детства. И приветствовала это всячески».

Одна икона была, что называется, фамильная, детская, оренбургской школы иконописи. В детской дома Агаповых-Писаревых в Оренбурге когда-то висела. На ней Христос — мальчик в простой холщовой рубашечке, с золотистыми, вьющимися волосиками, голубыми большими, ясными глазами. Этакий Иван-царевич… Икона была небольшая по размеру, но в серебряном окладе. С полудрагоценными камнями, расположенными на окладе и по всему нимбу.

Вторая икона когда-то принадлежала бабушкиному дяде Дмитрию. Она была привезена им в стародавние времена, что называется, из дальних странствий. Скорее всего, из Италии. Точно никто не знал. Перед этими двумя иконами Ольга и молилась дома каждый день.

А вот что касается их главной фамильной ценности — Спаса Нерукотворного, то он, судя по всему, был в чьем-то чужом доме. И молились ему чужие люди. Да молились ли вообще? Кто теперь знает?

Оторвавшись от компьютера и одолевших ее мыслей, Ольга еле успела подбежать к уже давно звонившему телефону. Это была ее давнишняя университетская подружка Елена Раневская-Рюрикова.

— Привет, — отозвалась Ольга, сразу же узнав ту по голосу. — Да я это, я, не слышишь, что ли, Ленок? Ты так «часто» мне звонишь в последнее время, что уже и мой голос подзабыла, да? Не фантазируй. И когда это мы с тобой в последний раз разговаривали, я уже не говорю, виделись? Вспомни, моя дорогая, хорошенько.

— Да потому и звоню, что возможность такая у нас с тобой появилась. Слушай внимательно. В самое ближайшее время намечается традиционный сбор. Наши летописцы факультетские точно высчитали, что через несколько дней исполнится двадцать лет, как все мы разлетелись в большую жизнь. Есть предложение встретиться, вспомнить былое, пообщаться. Встреча вначале состоится на факультете, а потом в эмгэушном кафе рядом. Наверное, знаешь?

— Трудно себе представить, что целых двадцать лет прошло. Чуть ли не человеческая жизнь. Даже не верится, что иных уж из наших нет, «а те далече». И еще как далече. По всем странам и континентам, считай, за последнее десятилетие разлетелись. Если мне память не изменяет, Ленок, то последний раз мы все полным составом встречались чуть ли не десять лет назад. Так ведь? А Татьянин день в прошлом году — это, я думаю, не в счет. Народу было не так много… Да и настроения что-то особого тоже не было.